Про любовь и трогательных людей

Александр Мещеряков
Александр Мещеряков

Между прочим, градус ненавистничества в мире за последние дни повысился, пенятся рты, кровь закипает. Больно смотреть на такой мир, но и не смотреть нельзя. Но отвернуться хотя бы на минуту все-таки можно. Чтобы не ослепнуть окончательно. В любом случае нельзя забывать, что море больше суши. А уж про небо и говорить нечего.

***

Перепорхнув через Уральский хребет, многие годы долетают до меня весточки от Тани. Сначала она была школьницей и увлекалась стихами, потом стала студенткой и заинтересовалась Японией. Письма были полны мечтами и удивлением перед огромностью мира. Потом Таня вышла замуж, детей не завелось, муж пил, развелась, работала в банке. Письма той поры поскучнели и стали похожи на бухгалтерские отчеты. А потом Таня поехала на машине к родственникам, машина сломалась на глухой дороге, ее починил тамошний лесник. У него были борода, золотые руки и такое же сердце. Таня его полюбила, уехала к нему в деревню, они взяли двух приемышей. В деревне Таня основала «Музей любви». Каждый может прийти туда и подарить фотографию любимого человека или рассказать свою историю, которую Таня запишет на магнитофон. Редкие посетители музея смотрят на эти фотографии, слушают эти записи, некоторые радуются, некоторые плачут. Каждое Танино письмо кончается припиской: «Я по-прежнему счастлива».

Я Таню никогда не видел и разлюбить ее не в силах.

***

К бомжам в метро никто не подсаживается даже в часы пик. Воняют, вшами заросли. Вот я вижу троицу — два мужика с бабой. Вольготно расселись на вагонной скамейке, предназначенной для шестерых. Катаются по кольцевой линии: зима. Все трое в обносках, в сумке — пустые бутылки. Мужики увлечены нечленораздельной беседой, а тетка — такая же пьяная — своему любименькому пятно на пиджачишке оттирает. Пиджак — черный от вокзальных подскамеечных ночей, рука у нее тоже чернее земли. А пятнышко-то — белое. Единственная белая крапинка на троих.

***

На лекции для самой широкой аудитории случилось упомянуть, что в японском языке отсутствует звук «л». Тут же вверх взметнулась романтическая девичья ручка: «А как же они в любви объясняются?» Я решил поинтересничать. «А они не объясняются». — «Как же так?» — «А они сразу женятся».

Девушка то ли не поверила, то ли разочаровалась в японцах — встала со стула и обиженно покинула залу. Неуместная получилась шутка.

***

Большой знаток Китая Лев Николаевич Меньшиков почувствовал близкий конец и шумно отпраздновал 80 лет, когда ему исполнилось 79. По дальневосточным понятиям девять месяцев в материнской утробе засчитываются за полный год. До европейских 80 лет Меньшиков и вправду не дожил. Но пир в его жизни всё равно был. Общались мы нечасто, но у него было место в моей душе. Оно остается незанятым. Без таких людей моя жизнь не могла бы состояться.

***

Жил-был чудесный художник Май Митурич. Он рисовал много и хорошо. В числе прочих достоинств числился и его дядя — Велимир Хлебников. Велимиром он себя позже окрестил, а вообще-то родители назвали его Витей. Да, это именно он написал:

Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака.

Вот так — просто и прекрасно. Мог бы больше ничего не писать, целее бы был.

Май и Велимир друг друга не знали. Хлебников дышал так, как и писал, ему и вправду было мало что надо, ему и так было дано всё — кроме удачи и счастья. Он умер, когда Май еще не успел родиться.

Как-то Митурича спросили, рассказывали ли ему в семье про дядю Витю. Он сначала затруднился с ответом, а потом вспомнил, как родители учили его жизни: ты, Май, вести себя не умеешь, а вот дядя Витя в носу никогда не ковырялся!

Хотел бы я, чтобы и про меня такое сказали! Но ведь не скажут! Потому что это неправда.

***

Тетя Оля была женщина чудесная, почти святая, слова худого ни о ком не скажет. Родилась в псковской деревне, местные озера окрасили ее глаза голубым. Несмотря на доброе отношение к миру, правительство всё равно ругала, телевизионная жижа к ней не липла. Только интересовалась у меня: «Почему они всё время врут? Разве им не стыдно?»

Своих детей у нее не завелось, всю жизнь чужих на ноги поднимала. Такие же чудесные были у нее и подружки. Вот мы празднуем тетин-Олин день рождения студнем и пирогами с капустой. Звонок в дверь, заходит тетя Таня: «Хотела тебе на день рождения цветов принести, да увидала по пути бомжа, ему деньги отдала. Я подумала, что так будет лучше. Ты ведь не обидишься?» Тетя Оля не обиделась, а обрадовалась. Чтобы быть праведником, большого образования не надо. И в бога тетя Оля тоже не верила. Ей помочи не требовались.

Тетя Оля всё время философствовала, какая счастливая жизнь ей досталась. Говорила так: «Конечно, я счастливая — столько хороших людей повстречала!» А в ее жизни были война, бескормица, нищета, жизнь по углам… В город она подалась из деревни после войны от отчаяния — болела сердцем и не могла выполнить колхозную норму. Но жизнь ей всё равно нравилась. Глядя на собранные мной грибы, задумчиво молвила: «Надо бы водочки купить…» Сама тетя Оля не пила ни грамма, это она мне угодить хотела. А грибочки она обожала. Я их собирал, чтобы ее порадовать. Хорошо иметь дело с человеком, кому угодить легко.

Когда я купил водочки и развеселился, тетя Оля сказала: «Образованному человеку умирать труднее, чем простому». Снова не о себе думала, а обо мне. Тети Оли уже нет, и порадовать грибочками мне теперь некого. Но лежит она там, где хотела — в псковском песке, среди сосен. «В вашей Москве зимовать теплее, но помереть в своей деревне хочу. Там красивее».

***

После первой поездки в чудесный калабрийский городок Пиццо я не думал, что вернусь сюда еще раз. В тот год я чувствовал себя неважно и полагал, что любовных сил во мне уже не осталось, не хотел прикипать душой к этим местам и людям. А потому предусмотрительно думал про них с ностальгией. Но повернулось по-другому — я бывал там иной год и дважды.

Мой дозорный пункт расположен на просторной лоджии второго этажа. Учитывая, что коттедж стоит на взгорке, отсюда открывается потрясающий вид на идеально простреливаемые взглядом окрестности. Окрестности — это море и облака, ничего лишнего. Именно отсюда я наблюдал самую красивую грозу в своей жизни. Полнеба — черное, на другой половине светит солнце. Черная половина вдруг пронзалась электричеством и загоралась, как одуванчик.

Рядом с коттеджем находится ресторан Olimpus. Повар Джузеппе помнит меня, выходит из горячего цеха, чтобы обняться, небрежно бросает меню на соседний столик и спрашивает: «Тебе как всегда?» Я киваю, потому что Джузеппе каждый раз приносит новое блюдо. Это придает заурядному обеду интригу. У Джузеппе лицо плута и золотые руки артиста. Единицей денежного измерения ему служат пятерки: 15 евро, 20, 25… Это удобно для счета, который он никогда не подает. Карточки, естественно, не принимаются. Какие могут быть карточки между друзьями?

В мой первый здешний год Джузеппе ухаживал за официанткой Элеонорой. На второй год они поженились, и я наблюдал, как она полеживает в теньке на диванчике перед рестораном, а он, оторвавшись от душных кухонных дел, сидит рядом и, склонившись своим белым колпаком над вздувшимся животом, нежно поглаживает его. Благоухают розы. В общем, родилась очаровательная девочка, которая сейчас бегает между столиками и трясет своими кудряшками. Посетители не прочь потискать девчонку, она не возражает.

А ведь я думал, что не вернусь сюда, и не хотел прикипать душой ни к этому морю, ни к этим людям…

***

Мой одноклассник Колюня был красавцем, женщины его обожали. Он отвечал им взаимностью и удивлялся моему постоянству. В девяностые годы разгулялась уличная сволочь, нападали на многих, жестоко избили и Колюню. Пришлось делать пластическую операцию, она сильно испортила его лицо, но он остался верен своим обыкновениям. Только вздыхал: «Раньше на меня бабы как на мед слетались, только посмотрю — она моя, а теперь приходится уговаривать». Но ближе к концу жизни его прихватило по-настоящему. «Вот, сам себя не узнаю, влюбился на старости лет, да так, что в церковь с этой женщиной на заутреню хожу! Это я-то, пьяница, бабник и атеист!» Это был последний раз, когда я видел Колю. Как жаль, что он не успел познакомить меня со своей последней женщиной.

***

Посмотрел фильм про украинский городок Вроцлав. Старик вспоминает про прошлые времена. «Смотрю — Петька на телеге свинью везет. Удивляюсь. „Зачем?“ — спрашиваю. „Заскучала. Вот я и хочу ее развеселить: город показываю“».

***

Читал в электричке книжку. Всё электричество пошло на тягу, в вагоне тускло, очки на мне. Тут подсел трезвый мужик и спросил: «Между прочим, давно хотел спросить: ты, когда ссышь, очки снимаешь?» Я было задумался, но оказалось, что это он спросил для затравки — не дожидаясь ответа, начал свой взволнованный рассказ. «Понимаешь, у моей Кати жопа, как у фигуристки. Дает всегда, когда я хочу, а я ей ключи от квартиры доверяю, когда в командировку уезжаю. Она там цветы поливает. Знаешь, какие у нее руки нежные? Она даже посуду в перчатках моет. Она же логопед — детям в горло лазит. Как ты думаешь — жениться мне на ней или нет?» Вот так, под стук железных колес, открывались мне тайны чужой души. Что ни говори, а миром временами правит любовь. Сходя на своей остановке, мужик разочарованно молвил: «Жалко с тобой расставаться!» Еще бы не жалко: возможно, я был первым человеком в его жизни, который выслушал его до конца. Редкий нынешний человек способен держать внимание больше тридцати секунд, и поэтому ему нельзя рассказать до конца ни одной истории. А уж свою жизнь и подавно.

Александр Мещеряков

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: