Ольга Орлова,
научный обозреватель «Радио Свобода» www.svobodanews.ru
– Каков ваш личный опыт общения с учеными? Насколько лично для вас подобные контакты актуальны (и можно ли обойтись без них, ограничиваясь статьями и пресс—релизами)?
– Мой опыт общения с учеными я расцениваю как положительный. Пока ни один из тех ученых-экспертов, к кому приходилось обращаться, не выражал недовольства и не отказывался от дальнейшего сотрудничества. Личное общение с учеными – самая важная часть моей работы, вне зависимости от жанра. С одной стороны, потому, что «инсайдерская» информация крайне необходима в разработке любой темы или проблемы в научной области. (Даже если собеседник говорит: «Ну, это не для публикации…», то мне для понимания общей ситуации это очень важно.) И когда я читаю своих коллег, то обычно чувствую, осталось у автора статьи еще что-то «в загашнике» или человек по крохам слепил, что мог. А главное – в России с научными пресс-релизами «напряженка», и зачастую сам ученый и есть главный источник информации. Ярких эпизодов было много, потому что собеседники сами яркие. Интересен характерный момент – момент преображения. Если удается задать вопрос, который ученого по-настоящему волнует, то у человека теплеет взгляд, и он начинает «взлетать», хотя еще пятнадцать минут назад вежливо и терпеливо занимался ликбезом или сквозь зубы, контролируя каждое слово, обсуждал реформу РАН.
– В чем вам видятся недостатки такого общения, чего конкретно не хватало вашим собеседникам, а чего у них было в избытке?
– Во-первых, большинство хороших ученых стремятся быть максимально точными, и потому боятся отклониться от знакомого и привычного языка, чтобы найти иной, более доступный непосвященному читателю образный ряд. Поэтому в избытке – термины.
Во-вторых, большинство даже опытных в общении со СМИ ученых слабее представляют себе специфику работы прессы, чем научные журналисты – специфику научной среды. Возможно, потому что многие научные журналисты вышли из академической среды, а ученые особенности журналистской работы не знают совсем. Редко кто из ученых понимает, что такое диктат времени, диктат конкретного формата, диктат постоянного поиска сюжета и т.д. Ученый иногда хорошо себе представляет, как можно было бы написать/придумать пару потрясающих, высокопрофессиональных научно-популярных статей/ программ. Но он совсем не представляет все то же самое каждую неделю на протяжении пяти лет – и с увлекательным сюжетом. Ученые очень высоко ценят свой «метис» (местное знание конкретной социальной группы), но порой высокомерно относятся к чужому «метису».
– Что, по—вашему, следует изменить для того, чтобы общение ученых и журналистов стало бы более продуктивным?
– Продуктивность такого общения – не самоцель. Это может стать следствием экономических изменений. Ученым должно стать выгодно рассказывать о своей работе, тогда они захотят понимать собеседника-журналиста, будут пытаться найти с ним общий язык. А журналистам должно стать выгодно об этом писать. Сейчас ученым не нужна популярность и понимание в обществе, так как поддержка (в том числе и финансовая) приходит по очень узким, специальным каналам. Скажем, «правильные» взаимоотношения с Министерством науки или с руководством РАН и «правильные» отчеты влияют на работу, а паблисити – нет.
Что касается ситуации в СМИ, то по-прежнему очень узкая, элитарная группа изданий готова писать о науке как она есть, то есть без чертей и страшилок в духе «Аргументов и фактов».
– Кто и как должен обучать журналистов общению со специалистами и написанию корректных статей?
– Этому должны обучать научные журналисты, то есть те, кто понимает специфику и научной работы, и работы в прессе.
– Как вы для себя решаете проблему общения с «фриками»—альтернативщиками? Существует ли для вас подобная проблема?
– Не то, чтобы часто приходится с этим сталкиваться. Я стараюсь избегать места их обитания. Но иногда они сами на меня выходят. Обычно я их чувствую интуитивно (есть определенная система распознавания) и стараюсь вежливо уклониться от общения или переключить их внимание на что-то далекое: «вот когда вы сможете это сделать, приходите, поговорим».
– Какие можно предложить методы борьбы с недобросовестными публикациями в прессе (судебные иски, обращения к правительству и президенту, создание «черных списков», высмеивание бракоделов в фельетонах, на форумах, давление научного/журналистского сообщества, вызов на дуэль и т.д.)
– Да что уж мелочиться, лучше сразу – расстрел по законам военного времени. Тем более что времена-то надвигаются суровые, даже дипломаты разучились договариваться, чего же нам-то медлить!? А если серьезно, то не думаю, что одна мера может оказаться эффективной, если речь идет о массовом явлении. Можно и прицельным огнем в каком-то случае, можно и ковровыми бомбардировками.
– Каким образом можно стимулировать в СМИ появление новых статей о научных изысканиях и добиваться повышения уровня их грамотности (государственные субсидии, частные фонды, поддержка путем создания пресс—служб, мода на науку, престиж или же обязаловка)?
– Опять не могу представить один действенный стимул. Должно сработать все вместе: госбюджет, частные фонды, поощрительные премии, пресс-службы, мода. Но главное: надо чтобы институты и лаборатории сами были заинтересованы в публикациях.
– Как вы оцениваете текущую ситуацию с освещением научных новостей и научно—популярной литературой в нашей стране и за рубежом? Чувствуете ли удовлетворение от этой работы? Считаете ли, что ситуация улучшается, прогнозируете ли какой—то успех в этой области?
– Системы сбора и распространения научных новостей у нас в стране нет. Так что оценивать нечего. Зато есть перспективы для развития.
А научно-популярные книги – хоть и невыгодно в России их писать – немного пишутся. И бывают хорошие. Потому что делают это энтузиасты-ученые. (Лжеученые и альтернативщики рядятся обычно под «серьезных ученых» и потому выпускают «научную», а не научно-популярную литературу.)
Я не могу оценить, насколько полно освещается деятельность ученых за рубежом, но она освещается. Это точно. И получать информацию везде очень удобно. Во-первых, есть агентства, из которых всегда можно что-то узнать. Во-вторых, в институтах есть пресс-центры. Да и сам по себе интерес журналистов на Западе не вызывает ни настороженного, ни презрительного отношения.
– Каковы перспективы государственных и частных телеканалов, целиком посвященных науке? Следует ли стремиться к тому, чтобы подобные каналы носили в большей степени образовательный или развлекательный характер? Можно (и нужно ли) искать соответствующего рекламодателя?
– По моим ощущениям, коммерческие перспективы у научного канала небольшие. Он может существовать только в пакете с другими более рентабельными каналами. Аудитория такого канала – очень важная (это интеллектуальная, культурная и бизнес-элита России), но по количеству – тонкослойная, и потому для такого вида СМИ, как специализированное ТВ, не очень пригодная. А характер должен быть разный: и занимательный, и развлекательный и образовательный.
– Какие научно—популярные журналы и интернет—сайты вы можете назвать в числе рекомендуемых?
– С интересом беру в руки новые номера «Вокруг света», «Гео», «Химии и жизни». Люди работают много лет «у станка» и держат планку. Среди специализированных сайтов, конечно, гордо реют «Элементы». Ну и много замечательных журналистов работает в научных разделах неспециализированных изданий – таких, как «Газета.ру», «Ведомости» и т.д.
– Как вы пришли в научную популяризацию? Считаете ли научных популяризаторов элитой среди журналистов или, наоборот, неудачниками, которые не смогли «пристроиться» в отделы политики, экономики, культуры или заниматься хотя бы автомобильными и компьютерными рубриками?
– Совершенно случайно. На «Полит.ру» мне предложили организовать страницу «Передовая наука». Оказалось очень увлекательно. Научных журналистов считаю не просто элитой, но и самыми счастливыми из всей журналистской братии. Представьте, какие новости у обозревателя Госдумы или ведущего криминальной хроники. А с кем беседуют «светские» репортеры?! И каков «спецконтингент» – собеседники спортивных обозревателей?! Тогда как у научных журналистов всегда потрясающие новости и потрясающие собеседники, которые на вопрос: «Простите, а чем космология от астрофизики отличается?» – могут ответить: «Нас, космологов, не интересуют такие мелкие объекты, как звезды и галактики». Это ли не счастье?
– Какой внутренний статус (и приоритеты) имеет рубрика, посвященная науке, в вашем издании? Насколько велик ее «вес» (в смысле численности занятых там людей, оценок «читаемости» или еще чего—то) среди иных рубрик? Какие задачи ставит перед научными журналистами редактор, какие пожелания исходят от руководства (требуется ли, например, писать как можно более популярные или занимательные статьи)?
Научные программы на «Радио Свобода» делаются силами трех человек: два вида новостей каждый день и два раза в неделю научные программы (беседы с учеными-экспертами). Работа включает в себя все: это и придумывание тем, и планирование, и поиск материалов в Интернете, и запись в эфире, и поиск экспертов, редактирование и обработка звука – мы все делаем сами, сдаем только в установленное время продукт в виде звуковых файлов и текстов. К нашей работе коллеги относятся уважительно. Руководство «Радио Свобода» к научным программам лояльно. Выдерживает такую степень сложности и зауми, что более терпеливое начальство трудно даже представить. В целом занимательность всегда приветствуется, мы и сами это понимаем. Но по нынешним временам куда труднее найти пространство в СМИ, где можно рассказывать о сложных вещах. У нас оно есть.