Заводя разговор о научной популяризации, в первую очередь обычно стараются как-то выявить ее специфику — найти то, что выделяет популяризацию из числа прочих литературных и окололитературных жанров. Возможно, я поступлю более оригинально, а может быть, и впаду при этом в своеобразную ересь, но берусь все-таки утверждать, что нет никакого принципиального различия между любой научно-популярной новостью и, к примеру, романом Достоевского. И тот, и другой текст подчиняется общелитературным законам (в отличие, скажем, от научной монографии, которая, впрочем, тоже не может эти законы совершенно игнорировать). Разница лишь в жанровых системах, а базовое сходство (для оценки мастерства важнее не то, о чем пишется, не предмет разговора, а то, как о нем рассказано) в общем-то самоочевидно. И не стоит преувеличивать качественные различия между работой «обычного» журналиста и научного популяризатора (как бы ни были велики различия «количественные»).
«Все жанры хороши, кроме скучного»
Увлекательно и хорошим литературным языком можно рассказать как о человеческих страстях, так и о размножении грибков и многоножек, формировании планет и звезд или же о «приключениях» квадратных многочленов. Разумеется, любой может заметить, что о каких-то, вот, вещах читать, ну, совершенно не интересно, несмотря на все усилия автора, а о каких-то почему-то и вовсе никто не пишет… Объясняется все это очень просто: каков бы ни был талант у писателя или научного популяризатора, написать интересно на произвольную тему он не в силах. Более того — в каждый конкретный момент времени каждый конкретный человек может написать по-настоящему интересно и захватывающе только об одной вещи — о той, что волнует в данный момент лично его. А многое, собственно, недоступно для описания не по вине конкретного человека, а по причине отсутствия настоящего и адекватного языка для описания всех явлений жизни. То есть это такая вина всего социума, а не одного конкретного автора. Недоизобретенные фрагменты языка популяризатора, как правило, еще ждут своего часа.
Во вселенной читателя есть одна-единственная реальная вещь — это то воздействие, которое на него оказывает текст. А в основе этого, как ни крути, всего-навсего комбинация знаков. Как простейших — букв, слов, выражений с общепринятым смыслом, — так и комбинаций слов, призванных вызвать в памяти читателя те переживания, затронуть те душевные струны, что позволят ему прожить новый отрезок времени, упиваясь как комбинацией знакомых переживаний, так и «сгенерированных» на их основе каких-то свежих — нового сочетания, новых впечатлений. Точно дозированная смесь из чего-то известного и чего-то «нового» — это залог любой успешной книги. Искусство заключается лишь в том, чтобы впечатление о правильности «дозировки» родилось в сознании совершенно постороннего человека — читателя.
Конечно, какую-то помощь оказывают общая культура, общие знания пишущего и читающего, однако не стоит все это преувеличивать: умелый автор разницу в уровнях подготовки всегда способен обратить в свою пользу, рассказывая привычным языком о неведомом.
«Основное ты постиг»
В сущности, можно озвучить и еще одну страшно еретическую вещь: теоретически эффектное вранье в научно-популярной литературе могло бы занять место не столь уж эффектной правды… Беда лишь (а может быть, спасенье) в том, что никакая ложь не может быть совершенной и у любого жанра есть непреложный закон: играя в свои рискованные игры, избегать явной лжи в самом главном. Ставка на ложь провальна не из-за какой-то там внешней весомости фактов, которыми все равно вечно жонглируют, и не в этическом, а в чисто эстетическом смысле.
То есть особенность жанра научно-популярной литературы (и всех возможных ее поджанров, начиная «научно-популярными новостями» и заканчивая какой-нибудь серией «занимательной науки»), если угодно, «правила игры», состоит в том, что мы — насколько можем — честно сообщаем читателю то, что там установила наука. Для того, чтобы все состоялось, лучше не врать. Искренность здесь — самая экономная и действенная стратегия.
Как всякая хорошая литература, научная популяризация абсолютно самоценна и не нуждается ни в каких оправданиях, кроме интереса к ней, однако, как всякая настоящая литература, она нуждается в сверхцелях, смыслах и внешних источниках, в противном случае кажется пустой. Возможно, во всех этих рассуждениях тоже есть какое-то лукавство, какой-то подвох… Но, тем не менее, это может оказаться важнейшей закономерностью. Если угодно — даже законом любого жанра. Благородные цели, которые приписывают научной популяризации, — это и просвещение населения, и пропаганда науки, и профориентация талантливой молодежи… То, что прагматизм подобного рода в чистом виде бессмыслен, доказывается очень легко. Интересная научно-популярная заметка, не декларирующая никаких сверхцелей, обладает очевидной ценностью, а декларирующая, но скучная — бессмысленна.
Вообще говоря, утверждение о том, что важнее писать хорошо о неважном, чем плохо о важном, готовы оспорить многие журналисты и ученые, вовлеченные в круг научной популяризации. Они справедливо укажут на то, что рассказ о подлинном открытии всегда важнее и полезнее, чем о какой-нибудь внешне «корректной» пустышке (а вот ученые, которые никогда не доверяли научной популяризации, только понимающе усмехнутся)… Что с того — включите все эти правила в «граничные условия», диктующие эстетическую состоятельность «произведения искусства в жанре научной популяризации» — и покончим с этим.
«Ни для кого, просто для нас»
Итак, искусство ради искусства, популяризация ради популяризации? Ни для чего больше? И да, и нет. С одной стороны, в этом часто заключена самая суть любой человеческой деятельности — идти надо до конца, радикалы в любой профессии выигрывают. Самоценность популяризации так же законна, как и самоценность самой науки. С другой стороны, новизна невозможна без синтеза, без заимствований и без честной учебы у других. Пустышки, не способные увлечься ничем за пределами своего узкого круга интересов, никому не нужны. Наука, вглядываясь в окружающий мир, преклоняется перед его многообразием, популяризация точно так же влюблена в саму науку (без особой взаимности, а может, и не особо пристально вглядываясь). Можно сказать, что первая преклоняется перед второй, вдохновляется ею. Но это с обеих сторон очень эгоистичная любовь.
Научная популяризация ничуть не вторична, просто использует в качестве своего материала (своей формы) научные результаты и убедительно играет в достоверность и полезность. Не развлекать, не поучать, не зарабатывать на хлеб насущный… просто писать хорошо научно-популярные статьи — вот и весь смысл.
Иные издания включают в себя эти тексты точно так же, как и прочую беллетристику. У них свои резоны — желание произвести впечатление на читателя или инвестора, желание делать доброе дело и прочее. В конце концов, в качестве «регулировщика» вступает в свои законные права и Его Величество пресловутый Формат…
И кто лучше все это постиг — тот и будет более успешен. Во все остальное мы просто играем (самообман, самообольщение, толстовская «энергия заблуждения»), а это вот — уже настоящее.
Что такое настоящая популяризация
А это такая игра с читателем по установленным самим жанром правилам. Подозреваю, что все это верно и для любого иного жанра — и для тех же общественно-политических новостей. В условия игры входит предсказуемость в каких-то одних изначально оговоренных вещах (так сказать, интенция ожидания) и вариативность в других. Так, в детективе будет фигурировать новое необычное преступление, которое кто-то там стремится разгадать, в криминальной хронике речь пойдет о преступлении реальном, ну а в жанре научпопа будет рассказано о реальном открытии. Чем рассказ достовернее и доказательней — тем лучше. Здесь царит то, что мы все-таки склонны воспринимать как дорогу на пути к истине, причем в правила игры — если угодно, даже в моду — вводится предоставление читателям принципиальной возможности ознакомления со всеми возможными источниками на всех возможных уровнях. Ссылки приведут вас и к оригинальной статье, и к ролику, наглядно демонстрирующему обсуждаемый феномен. Новостная заметка на научную тему, пытающаяся утаить то, что она могла бы всем показать, кажется ущербной. Ведь любой хороший фокус замешан не на непосредственном банальном обмане, а на игре в честность, когда вас обманут только после предупреждения о том, что хотят обмануть. В хорошей научно-популярной литературе обязательно зайдет речь о границах, недоступных неподготовленному читателю.
В науке нет царской тропы. Идеальная популяризация — это отсутствие какой-либо популяризации, долгое и нудное обучение основам наук, основам профессии, навыкам и так далее, а всё остальное — лишь окололитературная забава, комичная подделка, иллюзия понимания. Собственно, так это и будет всегда и со всем прочим искусством — не реальный объект, а его обозначение, послевкусие, когда есть одновременно указание и на нашу ограниченность, и на распахнутую дверь в неведомый доселе мир…
Максим Борисов