Уважаемая редакция газеты «Троицкий вариант»!
Одна из постоянных тем “Троицкого варианта” – состояние дел в российской науке. Ваше стремление привлечь внимание к проблемам научного сообщества вызывает уважение. Вы выступаете против навязывания ученым “плана работ, написанного неизвестно кем”, против финансирования науки по пресловутому ФЗ-94. Вы критикуете “академическую верхушку” за стремление “жестко контролировать все финансовые ручейки”, а “высокое начальство” – за желание “прикрыть” фундаментальную науку. Ваша критика справедлива.
Но вряд ли ваши голоса будут услышаны. Потому что главная проблема заключается не столько в плохой организации научного поиска, сколько в отношении общества к ученым и их работе. Посмотрим правде в глаза: сегодня в нашей стране нет потребности ни в том, ни в другом. Политики заняты пустыми декларациями о “вложениях в человеческий капитал на инновационных рельсах”. Экономистов не интересует ничего, кроме цен на нефть. А простые люди озабочены бытовыми проблемами.
Почему же интеллект не востребован в России? Почему в обществе не находит понимания, казалось бы, очевидная мысль: хорошо, когда нация образована, ученые ведут серьезные исследования, совершают великие открытия, создают необходимые технологии, экономика развивается и люди живут счастливо? Почему же у нас все происходит с точностью до наоборот? Пока мы не ответим на эти вопросы, дело не сдвинется с мертвой точки.
Сегодня некоторые ученые пребывают в иллюзиях, что у них, дескать, есть общественный договор. Они получают на исследования какие-то деньги и с их помощью удовлетворяют своё научное любопытство. И, если повезет, сопутствующим продуктом этого процесса становятся некоторые открытия, новые технологии или еще что-то хорошее. Но, судя по сегодняшнему состоянию науки в России, система общественных договоров в нашей стране отсутствует. Почему же?
Давайте посмотрим, какую выгоду может получить общество как сторона такого договора. Что способны предложить наши ученые своим согражданам? “Гордость за российскую науку” – это предложение сегодня неконкурентоспособно. По эмоциональному восприятию оно явно проигрывает более привлекательным: “мы встанем с колен”, “мы выиграем Кубок УЕФА”, “мы не позволим миру быть однополярным” и т.д. И уж тем более оно ни в какое сравнение не идет с бриллиантовыми россыпями предложений общества потребления.
Массированная реклама любого продукта сегодня способна на раз-два вытеснить из сознания человека (а теперь он уже потребитель, а не человек) любые мысли о необходимости и важности научного поиска. Удивительно, но большинство людей не видят прямой связи между развитием науки и улучшением их собственной жизни.
Дела обстоят еще более плачевно: влияние общественных и коммерческих брендов таково, что люди вообще мало о чем задумываются. По сути, они превращаются в социальных животных, чья жизнь полностью подчинена потребительским стереотипам. Ежедневно и ежечасно им внушают, что купить, где отдыхать, как себя вести и о чем мечтать. Развитие российской науки и близко не входит в число приоритетов общества потребления.
Может быть, тогда стоит уповать на то, что руководство страны однажды задумается о необходимости заключения общественного договора с российским научным сообществом? Но надо понимать, что действия правительства строго коррелируются с общественными ожиданиями. Конечно, власть влияет на общественное мнение, но никогда не противоречит ему. Поэтому наш основной контрагент в общественном договоре – это именно общественное мнение.
И повлиять на него не так-то просто. Некоторое количество публикаций о научных достижениях, выпуск нескольких научно-популярных изданий и показ пары передач по телевизору – это ничтожно мало по сравнению с огромным объемом потребительской информации, которая обрушивается на человека каждый день.
Чтобы изменить его систему ценностей, необходимо предложить новый, безусловный приоритет – простой и понятный каждому. Чтобы не приходилось снова говорить о “тотальном агностицизме” общества по отношению к науке. Чтобы “научные построения” стали, наконец, убедительными для всех.
Что же может стать тем уникальным предложением, которое российские ученые сделают своим согражданам?
Как известно, у каждого человека есть свои жизненные приоритеты: дети, любовь, деньги, власть, общение, творчество, удовольствия… Но базовой ценностью в любом случае является сама жизнь. Поскольку в чем бы ни заключался для человека смысл жизни, он может быть реализован только при одном условии – когда человек жив. И чем дольше он остается молодым и здоровым, тем больше у него шансов и возможностей повысить свой уровень жизни, изменить свою судьбу, в полной мере осуществить свои жизненные планы.
Каждый хочет продлить молодость и отсрочить наступление старости. Именно такую возможность должна предложить обществу российская наука. Долгая жизнь без боли и страданий – вот то уникальное предложение, с которым не сравнятся никакие маркетинговые стратегии общества потребления!
Для того, чтобы результаты научного поиска были востребованы в нашей стране, необходимо одержать идеологическую победу над потребительским мировоззрением. Обществу должна быть предложена новая идея – идея неограниченного продления жизни человека и постоянного расширения его возможностей. Носителями этой идеологии в первую очередь должны стать российские ученые. В конечном итоге именно их деятельность сможет обеспечить достижение новых общественных целей.
Научные исследования в области продления жизни прежде всего связаны с изучением механизмов старения и поиска способов его замедления. Еще в 2005 г. сорок ведущих геронтологов мира из разных стран подписали открытое письмо, в котором утверждали: “Поскольку механизмы старения становятся все более и более понятными, могут быть разработаны эффективные средства вмешательства в этот процесс. Это позволит значительному количеству людей продлить здоровую и продуктивную жизнь”.
Пришло время поставить задачу победы над старением и решить ее. Очень важно, чтобы это не превратилось в персонифицированный проект, связанный с одним фондом, институтом или министерством. Борьба со старением – задача более сложная, чем такие международные проекты, как глобальная сеть Интернет, “Геном человека”, Международная космическая станция, Большой адронный коллайдер, вместе взятые. Для ее решения потребуется тотальная мобилизация научного сообщества – ученых, работающих в самых разных отраслях “наук о жизни” в разных институтах, лабораториях и научных центрах. И чем больше усилий будет приложено, тем скорее будет достигнута конечная цель – победа над старением. Это выгодно и обществу в целом, и каждому человеку в отдельности. В том числе – и самим ученым. Очевидно, что никакое научное тщеславие, даже Нобелевская премия, не сравнятся с дополнительными годами здоровой жизни.
Убежден, что есть только одна модель позитивного развития науки и общества в нашей стране – постановка и решение глобальной задачи существенного продления человеческой жизни. Только изменение идеологии самого научного сообщества и трансляция новых идей обществу позволят сформировать социальный заказ на научные исследования и привести к появлению общественного договора.
В противном случае, вся критика существующей научной системы так и останется всего лишь сетованиями уважаемых людей на страницах “Троицкого варианта”.
Михаил Батин,
председатель попечительского совета фонда “Наука за продление жизни”
ОТВЕТ:
В письме Михаила Батина содержатся три основных утверждения. Первое: для возобновления интереса к науке в обществе нужно ставить глобальные, понятные большинству задачи. Второе, являющееся следствием первого, – финансирование науки должно осуществляться через большие государственные программы. Третье, являющееся частным случаем двух первых, – такой задачей должна быть задача борьбы с предотвращением старения и увеличением продолжительности человеческой жизни.
Оставим в стороне философский вопрос о том, насколько хорошо для человечества будет продолжение жизни (только в богатых странах? всюду при сохранении существующих уровней рождаемости в бедных странах?). Оставим и практический вопрос о том, не следует ли в качестве более простой и эффективной меры направить усилия на увеличение продолжительности жителей России за счет улучшения медицинского обслуживания, в частности, более ранней диагностики и адекватного лечения рака, профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, сокращения смертности от травматизма, последствий пьянства и наркомании, загрязнения окружающей среды и пр. Наконец, не будем обсуждать то печальное обстоятельство, что усилиями ряда крупных отечественных ученых именно проблема увеличения продолжительности жизни – как научная – оказалось сильно скомпрометирована если (пока еще) не в общественном мнении, то (уже) среди коллег-биологов.
Остановимся на том, что важно именно для организации науки. Михаил Батин правильно замечает, что авторитет науки и интерес к ней в обществе упал. Надо сказать, что это происходит не только в России, хотя именно у нас – в сравнении с наивным оптимизмом СССР (“и на Марсе будут яблони цвести”) – это ощущается особенно сильно. На это наложились финансовые трудности, эмиграция множества сильных ученых, возникновение частного бизнеса как альтернативного способа самореализации, связанное со всем этим вымывание общественно активного слоя ученых и общее заболачивание научной среды.
Оборотной стороной свободы слова явилось распространение всякого шарлатанства, в том числе и с псевдонаучным оттенком. Это особенно заметно в последние годы в связи с общим оскудением и снижением уровня средств массовой информации, вызванным комбинацией общего цензурного пресса на содержательные высказывания и коммерческого давления в пользу разного рода легкоусваиваемой дешевки.
На Западе интерес к науке пытаются поддерживать как постановкой поражающих воображение задач (геном человека), так и, в основном, повседневной работой по объяснению того, как это будет способствовать улучшению жизни человека, борьбе с болезнями (тем же раком) и т.п. Это опасный путь между Сциллой непонятной научности и Харибдой разочарования от невыполненных обещаний – скажем, ту же геномную программу сильно критиковали за неоправданный оптимизм по части медицинских приложений (и это на фоне уже имеющихся достижений индивидуализированной медицины). Наши соотечественники еще сильнее устали от светлых целей, масштабных задач и сопутствующего всему этому вранья. Нет более верного способа скомпрометировать науку, чем пообещать что-то неосуществимое, тем более, что мастеров этого разговорного жанра у нас множество и среди “лицензированных” ученых.
Мне кажется, правильно было бы другое. Надо объяснять – как обществу, так и властям – что важность фундаментальной науки не ограничивается возможными приложениями получаемых результатов. Она нужна государству как источник кадров для сектора прикладных разработок и для высокотехнологичной промышленности; как механизм государственной экспертизы, от национальных проектов до отслеживания перспективных направлений в мировом масштабе; как элемент национального престижа, в конце концов. Если не будет этого понимания, никакие масштабные программы не помогут.
Надо отметить, что, вопреки устойчивому мнению, государство вкладывает в науку не так уж мало средств. Да, среди высших чиновников в последнее время распространилось ложное и в долгосрочной перспективе опасное представление о том, что достаточно финансировать “инновации” (под которыми, по-видимому, понимаются чисто технологические разработки, обещающие быструю отдачу). Не последнюю роль в этом сыграло нежелание нынешнего руководства РАН провести необходимые реформы, сделав сектор фундаментальных исследований более конкурентным и конкурентоспособным. Тем не менее, если бы распределение этих средств было построено таким образом, чтобы они попадали в сильные группы и лаборатории (не институты!), оказалось бы, что существующего финансирования в общем-то и достаточно. Более того, часть таких лабораторий начала бы производить и технологии – был бы спрос. Сейчас же нет ни прозрачной конкурсной системы финансирования, ни спроса на технологии со стороны бизнеса (вчера – из-за обилия сырьевых денег, сегодня – из-за кризиса, всегда – из-за некомпетентности и коррупции государственного аппарата).
Можно ли и нужно ли в такой ситуации организовывать масштабные государственные программы. Нет и нет. Они не решат ни одной из перечисленных выше проблем, но усугубят многие. Сам выбор направления (продление жизни? полет на Марс или еще куда-нибудь? альтернативные источники энергии? нанотехнологии?) не может быть сделан в отсутствие механизмов компетентного общественного обсуждения (это не оксюморон, как может показаться некоторым из моих более радикальных коллег: общественное обсуждение вполне может быть компетентным, только проводить его надо как следует и под присмотром профессионалов). И далее: пример нанопрограммы показывает, что существующие механизмы не позволяют выбрать лучших, да и выбирать-то не особенно есть из кого. Зато только ленивый (или слишком гордый) не переименовал область своих исследований в нано-что-нибудь. Вот в чем российские ученые не уступают никому в мире, так это в искусстве строиться под знамена. И потому в любой государственной программе в первых рядах будут не лучшие, а обладающие административным ресурсом и/или способностью красиво врать. Это же не грант, где надо отчитаться через три года. Госпрограммы рассчитаны на десятки лет, а там – кто вспомнит и проверит, кто и что обещал?! И даже если проверит, что сделать с тем, кто обманул, и как отличить обман от добросовестного заблуждения, ведь настоящая наука – это рискованное ремесло, где часто случаются “честные” неудачи?
Таким образом, письмо Михаила Батина не убедило меня, что “большие задачи” – это потенциальная альтернатива занудной и неблагодарной работе по расширению конкурсной сферы, улучшению регламентов, борьбе с враньем и шарлатанством среди коллег, невежеством чиновников, мракобесием в общественной жизни – то есть тому, что заявлено как основные направления редакционной политики “Троицкого варианта”. Есть ли шанс, что из этого выйдет толк, – кто знает? Но если этого не делать, то точно не будет.
Михаил Гельфанд
Михаил Гельфанд прав лишь отчасти.
Конечно, реализация масштабной научной программы в имеющихся условиях будет очень не простым делом. Но не следует забывать о том, что российская наука вполне успешно участвовала и участвует в крупных международных проектах (в том числе и в упомянутом «геноме человека», МКС и многих других). Непосредственная польза от этих проектов давно превысила все потраченные на них ресурсы.
По моему мнению, борьба со старением (несмотря на в основном прохладное отношение к ней в научной среде) может стать действительно общероссийской задачей, так как успешное ее решение самым непосредственным образом и существенно улучшит качество жизни каждого россиянина. Это не абстрактное «освоение космоса», в лучшем случае игнорируемое обывателем.
Честно говоря, мне непонятно, почему власть имущие до сих пор не запустили этот проект. Даже промежуточные результаты от его реализации взметнут до небес все возможные рейтинги (не говоря уж о личной пользе власть имущих от продления собственной жизни).
Михаил Гельфанд:
«…усилиями ряда крупных отечественных ученых именно проблема увеличения продолжительности жизни — как научная — оказалось сильно скомпрометирована если (пока еще) не в общественном мнении, то (уже) среди коллег-биологов.»
— Кто эти «крупныe отечественные ученые»?
«Оставим и практический вопрос о том, не следует ли в качестве более простой и эффективной меры направить усилия на увеличение продолжительности жителей России за счет улучшения медицинского обслуживания, в частности, более ранней диагностики и адекватного лечения рака, профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, сокращения смертности от травматизма, последствий пьянства и пр»
А зачем его оставлять, этот вопрос. Почему человек пьет — потому что хочет умереть молодым, «гуляй пока молодой». Почему человек лихачит? — чтобы умереть молодым, старым мало кто хочет быть. «что, собрался жить вечно???!!!» Почему есть травмы у старого человека, с его ослабленным костяком и рефлексами нетрудно догадаться. Сердечно-сосудистые заболевания? — после двадцати семи лет человеческий организм начинает разваливаться. Причина — начинающееся одряхление. Рак же имеет такую природу, что победив старение, мы победим и онкологию. Надо ли упоминать, о сугубо стариковском раке простаты и о превалирующем раке у людей старше 27 лет, чем старее тем больше? Вот что пишет Николай Осипов о раке:
«Егоров утверждает что лимит Хейфлика, управляемый теломерами, — защита от опухолей. А как же тогда бессмертные культуры фибробластов, без всяких опухолей? Наоборот, если теломеры длинные, то они вызывают вокруг себя и в прителомерной области, где масса онкогенов и вирусов — сайленсинг (молчание генов). Макрушин например говорит, что опухоли (см. тератокарцинома) — это рудиментарное наследие у нас с времен когда мы были метазоа в докембрийской эпохе, попытка размножаться черенками (почкование). А теломеры сокращаясь открывают как раз эти гены черенкового размножения. Тем более что крысы что проходили теломеростабилизирующую терапию умерли позже, а как говорил Анисимов — все крысы умирают от опухолей. Значит лимит хейфлика — просто программа после которой организм размножается черенками. Что же касается кишечной палочки -о которой говориться в статье, что она не стареет, то: хотя американский ученым Хейфликом было продемонстрировано, что и у клеток существует лимит деления, приводящий к их старению, тем не менее, одним из главных аргументов в пользу старения, как свойства многоклеточного организма, было существование симметрично делящихся организмов таких, как кишечная палочка, которые в принципе могли бы считаться бессмертными. Исследования последних лет, однако, показали, что и у симметрично делящихся кишечных палочек одна из клеток в результате прекращает деление, и приобретает все признаки старения.»
Старение = прогерия. Давайте найдем средство от этого генетического заболевания, средства профилактики не действуют, потому что сколько не затыкай пальцами трухлявую бочку, все равно бочка развалится.