К старости приходит признание. В нынешних фундаментальных науках настоящее мировое признание приходит, только если удалось напечатать свои работы на английском. Ведь такое признание означает широкое внедрение их в науку. Из моих 390 печатных работ около 120 напечатано за рубежом, в основном на английском и немецком, но есть и на испанском, французском, польском, словенском и др. Это почти треть. Монографий у меня 21, из них за рубежом напечатано 8. Вроде бы сетовать не приходится. Но это глядя со стороны.
Я писал уже о цензурных фильтрах советского времени. Ныне рогатки с нашей стороны исчезли, но четче проступили барьеры с той стороны. Я буду говорить о книгах, потому что статьи менее заметны и не столь престижны.
Во-первых, далеко не всё, что вы хотели бы опубликовать, им интересно. У них свои запросы. Часто эти запросы совершенно не совпадают с вашими, сформированными вашей традицией, вашей научной школой. Они фильтруют ваши работы. Поэтому критики не раз отмечали, что есть три Клейна: один — отечественный, другой англоязычный, третий — немецкоязычный. Все три пишут о разном. Соединились они только в Словении: там переводили всё. Теперь соединились и на родине. Но не на английском.
Второй барьер. Мало напечататься на английском. Надо напечататься в хорошем издательстве, с густой сетью распространения. Скажем, мою книгу «Введение в теоретическую археологию», очень важную для меня, напечатали в Копенгагене на английском отдельным томом, но как приложение к солидному журналу «Акта Археологика». Это значит, что книга не поступает в магазины, а приходит лишь подписчикам журнала.
Третий барьер — языковой. Перевод дорого стоит, издательство готово его оплатить (плюс гонорар), если издание окупится. А это либо сенсационные открытия (скажем, золото), либо научный скандал, либо абсолютно новая тема. Обычный даже очень серьезный вклад не имеет шанса. Предпочтут своих. Мою «Археологическую типологию» издали в Оксфорде, но взяли переводчицу подешевле. Она не владела как следует ни археологией, ни русским языком. Расчет был на то, что я всё выправлю. Я начал это делать, но в самом начале был арестован (шел 1981 год), в тюрьме мне корректуру, разумеется, запретили. Книгу издали без меня, так как дело мое было затеяно КГБ и издатели боялись, что я ухожу очень надолго. Но первый приговор был отменен, второй был помягче, и я вышел через полтора года. Когда я взглянул на издание, впору было проситься назад в тюрьму от стыда.
Разумеется, можно самому написать книгу на английском или немецком — я же читал лекции на обоих. У меня хорошее произношение, но в моей фразеологии можно обнаружить русизмы. Это нравилось моим венским и американским студентам — записав лекции на диктофон, они воспротивились их правке: говорили, что так они лучше запоминают. Но вряд ли это понравится редакторам. Нужна обработка носителем языка, а это тоже деньги.
Четвертый барьер — стилистический. Чтобы иметь больше шансов напечататься там, нужно писать так, как пишут они: экономно, желательно с юмором, многое упрощая, избегая длинных предложений, глубоких экскурсов и детализирующей полемики. Мы так не привыкли.
Пятый барьер — мода. Там каждые десять-двадцать лет появляется очередная мода на новый методический подход, на некую философскую новацию, и такие книжки сразу принимаются в печать, издаются и становятся на полки у входа в университетскую библиотеку, чтобы за ними далеко не ходить. Если нет охоты гнаться за такой модой, шансов на успех меньше.
Да, я известен на Западе, пожалуй, больше многих других российских археологов. Но у меня есть внутренняя неудовлетворенность, может быть, от нескромности. Мне за восемьдесят, и ощущение такое, что мои основные достижения не оценены в научном мире, мои главные идеи не использованы. На родине они в значительной части не востребованы, а на Западе их не знают. Знают меня, но не знают их.
Какой из этого вывод? Для меня — сожалеть, что был недостаточно энергичен. А для более молодых? Мне кажется, публиковаться на иностранных языках всерьез можно, либо если уехать на Запад очень надолго и переучиваться (некоторые мои коллеги так и поступили, но тут есть свои издержки), либо создавать возможности публикации на иностранных языках (прежде всего на английском) здесь. И продавать российские произведения на Запад. Мне кажется, это свободная ниша для издательского бизнеса. Трудная, но перспективная.