Одна из отличительных черт нашего интеллектуального сообщества (я продолжаю верить, что оно существует не только в моем воображении) — это его фрагментированность. Дело не в том, что я не знаю, чем именно заняты наши биологи или астрономы, — я не всеядна, и меня не очень интересует астрономия и весьма локально — биология. Это вовсе не значит, что мне безразличны сами астрономы и биологи — ведь в определенном смысле мы прежде всего коллеги. В каком?
Я думаю, что нас объединяют прежде всего общие ценности — ценности познания как такового. Познания как процесса. Оглядываясь назад, на жизненные пути своих учеников разных поколений, я укрепляюсь в выводе: те, кому нужен был непременно результат (а обычно он нужен как можно скорее), из науки раньше или позже уходят. Потому что результат случается, увы, не так часто.
Ощущение общности ценностей в немалой степени смягчает горечь неудач (они неизбежны), утешает при ощущении тупика (пожалуйста, не уверяйте, что вы ничего подобного не испытывали), поддерживает дух в процессе сомнений в осмысленности постановки задачи — пусть позже и окажется, что вы искали «там, где светло»… Так не вы одни!..
На страницах ТрВ я могу спорить с коллегами, которых в ближайшей перспективе едва ли увижу. Реализуется и чувство причастности к тому, что заботит и огорчает не одну меня, — будь то преподавание в школе или в вузе, место религии в нашем обществе, социальная оценка труда ученых, отношения между наукой как институтом и нашим государством. Печатная площадка позволяет нам ощутить, что, пусть в слабоструктурированном виде, научное сообщество в России все же существует и даже является частью мирового — впрочем, в куда меньшей мере, чем того хотелось бы.
Конечно, мне хочется, чтобы в ТрВ чаще выступали представители разных гуманитарных дисциплин, и не столько с рассказами о результатах, как бы замечательны они ни были, сколько с обсуждением нерешенных проблем и трудностей, в частности в сфере организации науки, в ее повседневном бытовании, но не только.
Есть ведь сущностные сложности: предмет заботы Вебера с его идеальным типом, Куна — понятно с чем, Поланьи — с неэксплицируемым знанием — в общем вам уже ясно, о чем я.
В силу особенностей моей научной (а отчасти и личной) биографии я кое-что знаю о Независимом Математическом Университете, о ценностях и традициях этого круга исследователей и педагогов, о летних математических школах, о первом детском компьютерном клубе и вообще обо всем том, что еще 25 лет назад мы называли «детской математикой».
А как было бы полезно задуматься о том, в какой мере этот опыт уникален и в какой — воспроизводим при обучении другим предметам и изучении других областей знания. Где это можно обсудить? Я думаю, что страницы ТрВ — очень подходящее место для подобного обмена мнениями.
Ученые в какой-либо форме так или иначе имеют дело с учащимися разных уровней, даже если сами регулярно не преподают. В конце концов человек с дипломом — то бишь postgraduate — это вчерашний студент. А postgraduate так называемого Педагогического университета так отличается от своего аналога из «Вышки», а последний — от выпускника, например, филологического факультета МГУ, как если бы они происходили — как говаривали во времена моего студенчества — «от разных обезьян».
Но, может быть, это только мой парадоксальный личный опыт?
Или дело в конкретных людях, вузах, кафедрах?..
Насколько реальны жизненные планы сегодняшних выпускников, мечтающих о науке? Да и знают ли они, каковы (в среднем) научные будни? И, наконец, каковы ценности того сообщества, к которому они — казалось бы — хотят в будущем принадлежать?
Отдельная проблема — взаимодействие с нашей научной диаспорой. Впрочем, нередко более важным является не столько взаимодействие, сколько взаимопонимание, без которого на взаимодействие уже не стоит рассчитывать. Один мой старинный приятель, удачно реализовавший себя еще здесь, но развернувшийся во всю ширь не где-нибудь, а в Силиконовой долине, как личность располагает внутренним масштабом, который не дает ему забыть, что «здесь — это вам не там».
Другой коллега — масштабом существенно скромнее — время от времени дает мне советы, уместные, во-первых, именно и только там, а во-вторых, эффективные только для прикладников. Он очень удивляется, почему мой нищий гуманитарный институт не финансируется частными фондами, а значит — не подписан на те или иные базы данных, не получает ни новых книг, ни журналов и т.п. Особенно меня вдохновляют его замечания о том, что научная литература там намного дороже, чем здесь, как если бы я не видела своими глазами, как и за чей счет комплектуется «подручная» научная библиотека австралийского или шотландского профессора.
Социальный статус науки, которая далека от любых нано-, где фундаментальные разработки иногда — но вовсе не обязательно! — могут оказаться прикладными спустя много лет, а могут всего лишь (!) способствовать нашему пониманию себя, истории и культуры, — отдельная тема. Кризис лишь делает ее более болезненной — но мы и до кризиса жили как лягушка, попавшая в банку со сметаной.