Упасть вверх

Ирина Левонтина

Давно замечено, что при разговоре с иностранцем человек часто коверкает собственный родной язык. Иностранец ведь плохо говорит по-русски, так? Ну вот — если я стану тоже говорить с ­дурацкой грамматикой и смешным акцентом, то ему, может, понятней будет? Не то чтобы человек прямо так рассуждал. Он просто неволь­но подлаживается к собеседнику, как герой Миронова в знаменитой комедии: «Шьёрт побъери!»

Это самое Шьёрт побъери! я вспомнила на днях, когда услыша­ла, как Президент Медведев изъяснялся в ходе своей внешнеполити­ческой деятельности. Там было, к примеру, что-то в таком роде: Не продавливать инициативу, а взять период на ее изучение.

Особенно же меня впечатлила формулировка: Достигнут ли пик падения? Привет Зиновьеву с его «Зияющими высотами». Пик паде­ния — это то, что называется оксюморон, сочетание несочета­емого. Это как горькая сладость. Нет, конечно, при большом же­лании можно усмотреть тут яркий художественный прием. Ну, типа мы погружаемся в пучину хаоса и одновременно поднимаемся к вершинам — чего? Ну, скажем, опыта. Или там — социальная напря­женность возрастает синхронно с падением экономики, так что эко­номическое дно с политической точки зрения оказывается высшей точкой (воздержимся от слов кипение или перелом, чтобы не запу­тывать дело еще одной метафорой).

В действительности, скорее всего, ничего такого не имелось в виду. Просто столкнулись две несовместимые метафоры. Вообще мы обыч­но не осознаем, какое огромное количество метафор используем в речи. Абстрактные, метафизические значения очень часто выража­ются при помощи метафорического переосмысления вполне конкрет­ных слов. Взять хотя бы интеллектуальную деятельность человека. Мы называем ум острым, взгляды (что само по себе метафора) ши­рокими, мысли глубокими, суждения блестящими, мы схватываем мысли на лету, а потом выбрасываем их из головы. Какие-то мыс­ли мы разделяем, а какие-то не принимаем. Конечно, все эти мета­форы давно стерлись (о, тоже метафора), а во многих случаях уже и не прослеживаются (тоже, тоже). Например, в слове впечатление не сразу и увидишь печать, а слово влияние и вовсе лишь немно­гие догадаются связать (ого, еще одна) с вливанием.

Но иной раз случается, что давно умершие метафоры оживают (стоит ли говорить, что смерть и воскресение метафоры — метафо­ра). На этом построен незатейливый литературный анекдот об одном из «увеселительных шутов» XVIII века:

«Брат жены Педрилло, выдав дочь замуж, просил Педрилло не сухо принять нового родича.

Педрилло выпросил у Густава Бирона часа на два пожарную тру­бу Измайловского полка и, установив ее как раз против двери, в которую должен был входить новый родич, наполнил заливной ру­кав водой.

Лишь только гость показался в дверях, Педрилло собственноруч­но отвернул все клапаны заливного рукава и окатил гостя с голо­вы до ног.

— Скажи же тестю, что я исполнил его желание и принял тебя, как видишь, не сухо» (цитирую по книжке «Русский литературный анекдот». М, 2003).

Внутренняя форма метафор часто оживает неожиданно для само­го говорящего — когда метафора попадает в неподходящий контекст. Мой любимый пример такой некстати ожившей метафоры — отку­сить кусок нефтяного пирога. Уж не помню, кто из политиков это сказал, но странно, как он при этом не подавился. Чаще всего такое происходит при столкновении разных метафор. В английских книж­ках по риторике обычно приводят классический пример — сравнение страны с кораблем, который прочно стоит на ногах. А еще смеш­нее всем известное: В 1917 году Россия стояла перед пропастью, и с тех пор она сделала решительный шаг вперед.

Но вернемся к нашему пику падения. С одной стороны, движение вверх в самых разных культурах и языках связывается с хорошим, а движение вниз — с плохим. Особенно если это не погружение в воду (тут возможны варианты), а скатывание или падение. Это в полной мере относится к экономике: падает производство, обвали­ваются рынки, об уменьшении стоимости валюты скажут, что она снизилась, а если резко — то что валюта рухнула. С другой же сто­роны, большая степень признака, интенсивность процесса естествен­но обозначается через метафору повышения. Если масштаб разру­шений максимальный, это естественно назвать пиком. Все это, как выражаются Лакофф и Джонсон, «метафоры, которыми мы живем». Так что и падение, и пик в применении к экономическим неприят­ностям вполне уместны, но по отдельности. А вместе — вместе по­лучаются зияющие высоты.

Вообще язык довольно прихотлив в оценке разного рода мер и сте­пеней — как, впрочем, и во всем остальном. Когда-то, описывая сло­ва аж и целых, я обратила внимание на любопытное различие меж­ду ними. Вообще-то слова эти в соответствующих значениях очень похожи (съел аж/целых пять кусков торта, похудела аж на 20 кг/ на целых 20 кг). Но есть одна тонкость. Можно сказать похудела аж до сорока пяти кг, но никак не до целых сорока пяти кг. По­тому что хотя похудела сильно, но 45 кг — это мало, так что сло­во целых не подходит. Еще пример. Торговец просил за ковер 200 долларов, потом согласился на 100, а отдал аж за 50. И опять -нельзя сказать за целых 50. Но можно — скинул целых/аж 150 дол­ларов. Так что тут так сразу не разберешься. Надо взять период на размышления.