Уроки литературы всегда занимали в нашей школе особое место. Учителей литературы любили или ненавидели, но редко оставались к ним равнодушными. Сочинение на выпускных экзаменах много лет прямо или косвенно оказывалось главным «испытанием на прочность»: гуманитарии иногда пробовали проявить себя, не-гуманитарии — если они хотели получить хорошую оценку — тщательно готовились.
Если учесть, что ни советская, ни постсоветская школа никогда не учила школьников умению излагать свои мысли на письме (как это, например, осознанно делается во Франции), то особую логику усмотреть в таком положении вещей трудно. И все же уроки литературы (если только они не были пустой формальностью, что тоже случалось) ценились потому, что заменяли в школе многое другое.
В частности, даже в хороших школах представления о русской истории традиционно формировались в большей мере в процессе анализа произведений русской литературы. Незаурядная «историчка» нашей знаменитой 175-й школы, требовавшая чтения Ленина по первоисточнику, а не в виде пересказов и выдержек, не могла дать нам хотя бы фоновьх знаний о процессах, происходивших в русском обществе, например, во времена, описанные в «Анне Карениной».
При всех переменах к лучшему и худшему, чехарде с программами, при всех страстях по ЕГЭ преподавание литературы остается в фокусе общественного внимания всякий раз, когда обсуждаются проблемы школы.
Поэтому попытка Е. С. Абелюк и К. М. Поливанова создать принципиально новый учебник — «Историю русской литературы ХХ века» — заслуживает внимания не только учителей и учащихся. Пока что вышла первая книга из пяти задуманных; она посвящена литературе Серебряного века. Издана книга «Новым литературным обозрением» — на отличной бумаге, с небанально подобранными иллюстрациями. Интересен ее подзаголовок «Книга для просвещенных учителей и учеников». А в аннотации читаем, что «издание предназначено для всех, кто учится и учит в школе, а также для тех,кто когда-нибудь учился в ней».
Евгения Абелюк — известный преподаватель литературы; Константин Поливанов тоже преподает; он давно и хорошо известен как литературовед. Поскольку я все-таки филолог, много лет читаю «НЛО» «от корки до корки» и даже иногда печатаюсь там, то мне в высшей степени внятны трудности, стоявшие перед авторами. Я не возьмусь судить, с чем они справились лучше, а с чем — менее удачно: при попытке занять какую-либо позицию, позволяющую зафиксировать «точку обзора», я теряюсь.
Умом я понимаю, что Горький был великим писателем, а Ходасевич — писатель несколько иного масштаба, но «Колеблемый треножник» я перечитываю, а Горького — никогда.
Поэма Блока «Двенадцать» до недавнего времени входила в обязательную школьную программу, по-моему — напрасно. Мне кажется, эта поэма имеет много равноправных прочтений — и много «странностей». Я в ней вижу преимущественно смятение автора и предельный душевный надрыв.
Именно поэтому все, что написано о «Двенадцати» в обсуждаемой книге, я прочитала дважды. Предложенную авторами интерпретацию — это примерно 12 страниц текста -я более или менее поняла. Лучше в таком формате, наверное, и не напишешь. Замечательно интересен анализ, предложенный в разделе «Христос в концовке поэмы», учитывающий достаточно сложные ходы мысли Ю.М. Лотмана и Б.М. Гаспарова. Кто адресат этого анализа? Как мне представляется, это прежде всего учитель.
Однажды я побывала на уроке литературы в женском католическом лицее в Париже. Разбирали роман современного французского писателя Мишеля Турнье «Пятница, или Тихоокеанский лимб». Роман я к тому времени читала и даже не успела забыть сюжет, но, как оказалось, вся символика романа и его многослойность прошли мимо меня: я просто не поняла, что имелось в виду. А ученицы выпускного класса отвечали довольно бойко. Оказывается, по каждому из сочинений, включенных в основную программу, есть небольшая книга -прежде всего для учителя. Но написанная вполне доступно.
Читая в книге «для просвещенных учителей и учеников» главу о творчестве Ахматовой, я вспомнила, как лет пятнадцать назад пыталась поговорить об Ахматовой с ученицей гуманитарного класса 57-й школы, собиравшейся поступать на филфак. Раннюю Ахматову, а также «Поэму без героя» моя собеседница читала и кое-что знала наизусть. Я в ее возрасте зачитывалась итальянскими стихами Блока, но мое восприятие было непосредственным — думаю, что таким оно и осталось. Мне же были предъявлены какие-то штампы, и, честное слово, редко когда я испытывала такое бессилие — и такое раздражение.
Несомненно, Е. С. Абелюк и К. М. Поливанов не просто написали хорошую и нужную книгу — они сумели преодолеть некий сложный барьер, воздвигнутый штампованным изучением материала плохо понятого и изъятого из контекста истории и культуры. Думаю, что «те, кто когда-нибудь учился в школе», в этой книге найдут для себя немало интересного.
Я, например, люблю Бунина — и больше всего «Чистый понедельник». Но я не знала, что сам Бунин считал этот рассказ лучшим своим созданием.