Петрики наступают на историю, или Мемориальные законы

Лучше мне промолчать-подумала Алиса. На этот раз, так как она не произнесла ни слова, никто ничего не сказал, но, к величайшему ее удивлению, все хором подумали (надеюсь, ты понимаешь, что значит «думать хором»…).

Льюис Кэрролл.
Алиса в Зазеркалье

Я лысый, невысокого роста, а к старости стал еще и сутулым. И мне неприятно, когда заходит речь об этих моих особенностях. Но я решительно протестовал бы, если бы в угоду мне губернатор города Матвиенко издала указ, запрещающий гражданам города упоминать эти мои недостатки, и приказала, чтобы я официально считался чубатым, высоким и стройным. Я прекрасно понимаю, что такой указ лишь подчеркнет мои недостатки и заставит всех только и думать об этом и втайне смеяться надо мной. Как смеялись над брежневской выставкой золотых звезд и орденов на груди (на деле же он ни тех, ни других не заработал). Тем более я считал бы оскорбительным запрет сомневаться в том, что я профессор, доктор наук и написал два десятка книг. Да пусть кто-то и сомневается — проще всего выложить факты.

Теперь о серьезном. Во Франции принят закон, по которому наказуемым преступлением является высказанное сомнение в Холокосте, т.е. в том, что немецкие национал-социалисты осуществляли геноцид евреев. Демократическая Франция хотела выразить свою солидарность с евреями и загладить чувство исторической вины за дело Дрейфуса и деяния Виши. Следом за Францией этот закон приняли некоторые другие европейские государства. В 1944 г. я лично побывал в первый день освобождения в лагере смерти Лентвариус и видел собственными глазами печи-душегубки, горы срезанных перед смертью причесок и вдыхал запах человеческой гари. Видел нескольких уцелевших узников. Я знаю, что Холокост был. Но я решительно против законодательного запрета сомневаться в Холокосте — в числе погубленных евреев (его подсчитывают по-разному) и даже в самом факте геноцида. Тех, кто сомневается, надо убеждать; тех, кто убеждает в противоположном, надо опровергать. Заткнуть рот — всегда было слабейшим из аргументов.

Законы типа французского закона о Холокосте называются мемориальными: они регулируют историческую память. Но если регулировать историческую память, то надо распрощаться с академическими свободами и с объективной историей как наукой. Тогда история становится пропагандой и польза от нее мимолетная, на моментальную политическую конъюнктуру, а настоящей пользы — для осмысления опыта — ноль.

Конечно, на практике сомнение в Холокосте — проявление антисемитизма. Поскольку я еврейского происхождения, мне, естественно ненавистен антисемитизм. Но я буду возражать против запрета считать, что у евреев как у этноса есть недостатки и что в истории евреев были темные пятна. Дайте только возможность опровергать эти взгляды и противопоставить им факты о положительных качествах и важной исторической роли евреев. Вообще имеет ли человек антисемитские воззрения и настроения и стыдится их или нет, не должно быть вопросом юриспруденции — это вопрос морали, этики.

Другое дело, что должны караться призывы к изгнанию евреев, лишению гражданских прав, уничтожению и т.п., должны караться практические выводы, что каждый еврей в ответе за мнимые или реальные грехи его предков и сородичей. Это подлежит искоренению, как всякое разжигание национальной розни.

Хотя я по происхождению еврей, по языку, культуре и самосознанию я русский. Поэтому и не уехал в Израиль. Родина моя здесь. И я остро и болезненно чувствую также выпады в адрес русского народа, когда такие случаются. К сожалению, русофобия встречается всё чаще, хотя обычно не там, где ее указывают некоторые думские ораторы и некоторые близорукие националисты. Эту реальную русофобию порождают грубые и неотесанные русские нувориши, куролесящие по европам, и неумная (по крайней мере еще недавно) политика наших властей, из-за которой у нас всё меньше друзей среди соседей.

А у нас русофобами называют тех, кто болеет за недостатки нашей жизни. Они же налицо. Мне больно сознавать, что русский народ быстро уменьшается, что продолжительность жизни близка к африканской, что русская наука стремительно хиреет и теряет позиции. Проблемными в России всегда были ДД — дураки и дороги. Но вместо дорог мы строим резиденции, а чтобы не рождались дураки, надо бы бороться с алкоголизмом и наркоманией, а как? Надо бы школы и вузы подымать, а на какие шиши? Деньги уходят не туда… Виноваты не только те, кто у власти, но и те, кто дает им массовую поддержку, — потому ли, что повелся на имперские и реваншистские иллюзии, на ностальгию по тоталитарной власти, потому ли, что лениво устранился от участия в жизни общества. Хочешь — не хочешь, виноваты мы все.

Колоссальные деньги уходят на фантастические прожекты, один из которых протаскивает пресловутый Петрик, а протаскивает успешно, потому что патент на гениальное открытие — как из воды добывать триллионы — вместе с ним подписал спикер и глава единороссов Грызлов. На досуге от государственных дум он, видите ли, вместе с Петриком походя делает выдающиеся научные открытия (только злобствующая комиссия по борьбе со лженаукой Академии наук не признает это за открытие — явно завидует). В любой нормальной стране после обнаружения этого документа глава самой крупной партии и спикер Парламента должен был бы немедленно подать в отставку, а генпрокуратура занялась бы выяснением финансовых потоков, проходивших под его магическими пассами через ловкие руки Петрика. Но не у нас.

Дабы закрыть дымовым облаком и шумом историю с очисткой воды и удержаться у власти, петрики решили сделать ставку на борьбу с русофобией, как они ее понимают, так сказать, возглавить эту борьбу и перенести ее на поле истории. Как спикер знает историю, ясно из того, что он приписал Копернику изречение Галилея «А всё-таки она вертится!» и отправил его на костер вместо Джордано Бруно. Классическое изречение Грызлова «Парламент — не место для дискуссий» показывает, что он истинный спикер Госдумы: сначала спикает, потом думает.

В истории России, как у истории любой страны, есть всякие страницы — светлые и темные. Вот петрики решили настоять на том, что темных страниц в истории России не было и быть не могло. Петрики утверждают, что враги России спят и видят очернить ее историю, и прежде всего опровергнуть ее победу в Великой Отечественной войне. Нужно противостоять этому -показать, что советское правительство и Сталин непричастны к развязыванию войны, к захвату территорий независимых государств, к оккупации и созданию марионеточных режимов и т.п.

То есть исправить прошлое петрики не могут: оно прошло и уже неисправимо. Но можно запретить думать… Ах нет, это тоже невозможно — никак не проконтролируешь: чтение мыслей на расстоянии Петрик пока еще вместе с Грызловым не запатентовал. А вот запретить высказываться — говорить и писать так, как люди думают, рассуждают, сомневаются, — это осуществимо. Чтобы отныне писали и говорили только так, как признано допустимым свыше, властями, которые контролируются петриками — партийным руководством единороссов.

Фракция петриков в Думе выдвинула мемориальный закон, запрещающий выражать сомнение в том, что установлено приговором Нюрнбергского трибунала. 6 мая 2009 г. группой депутатов во главе с Борисом Грызловым в Думу была официально внесена следующая поправка к УК:

«Искажение приговора Нюрнбергского трибунала либо приговоров национальных судов или трибуналов, основанных на приговоре Нюрнбергского трибунала, допущенное с целью полной или частичной реабилитации нацизма и нацистских преступников, либо объявление преступными действий стран-участников антигитлеровской коалиции, а также одобрение, отрицание преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенные публично, наказываются штрафом в размере до трехсот тысяч рублей либо лишением свободы на срок до трех лет».

Те же «деяния», совершенные с использованием служебного положения или средств массовой информации, предлагалось наказывать штрафом до пятисот тысяч рублей или заключением на срок до пяти лет.

В великолепной статье на сайте «Полит.ру» (www.polit.ru/institutes/2010/04/26/koposov.html) историк Николай Копосов показал, что этот законопроект абсолютно неприменим на практике, так как

а) Нюрнбергский приговор составляет целую книгу, недоступную советскому гражданину,

б) он ничего не говорит о послевоенной действительности,

в) по договоренности между победителями он не признает преступлениями Мюнхенский сговор, пакт Молотова — Риббентропа и приписывает расстрелы в Катыни немцам. Если исходить из опоры на Нюрнбергский трибунал, то пришлось бы судить Путина за признание преступлений НКВД в Катыни!

Мемориальный закон продолжает линию, обозначенную учреждением Комиссии по фальсификациям (см. мою статью «Что за Комиссия, Создатель?» в ТрВ № 11 (30) за 12 июня 2009 г.). «Но, — пишет Копосов, — разница между созданием комиссии и принятием закона очевидна: полномочия первой ограничены разработкой предложений президенту, а на основании второго любой судья сможет осудить любого «очернителя прошлого»».

Правительство, видимо, учло несуразность предлагаемого закона, и он был завернут на пути к принятию. Но петрики не унялись. 30 марта 2010 г. было объявлено, что его новый вариант подготовлен, а 16 апреля он был внесен в Думу — это опять идет подготовка к юбилею Победы. В новом варианте формально критические замечания учтены и соответствующие пассажи изъяты, но суть оставлена без изменений. Теперь он звучит так:

«Одобрение или отрицание установленных приговором Нюрнбергского трибунала преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенные публично, наказываются штрафом в размере до трехсот тысяч рублей либо лишением свободы на срок до трех лет».

Копосов иронизирует: «Бонапарт наставлял создателей своей конституции: «Пишите так, чтобы было кратко и неясно»». Под эту статью можно подогнать любого. Я бы предложил и номер для статьи подобрать соответствующий — 58: традиция как-никак. Пункты и подпункты появятся потом. Лагеря ждут, вадимовские русланы заждались.

Кандидатом на отправку к ним являюсь и я. Я сомневаюсь: а была ли Победа, если победители до сих пор живут гораздо хуже побежденных, в чем нетрудно убедиться, побывав в Германии. Если день рождения Гитлера празднуется молодежью в городах России, а расистская литература раскупается у нас гораздо успешнее, чем там. Если негру и лицу «кавказской национальности» или азиату появиться ночью на улице можно только в сопровождении вооруженной охраны. Если несколько десятков депутатов Госдумы вносят законопроект о запрете всех еврейских организаций в стране. Если русские марши проходят под знаком, очень похожим на свастику. Если милиция охотнее арестует антифашистов, чем нацистов.

Как только закон будет принят, меня можно сажать. Многих можно заставить молчать. Но все «подумают хором». И это будут мысли, не согласные с надеждами петриков. Несогласные.

Лев Клейн,
профессор, докт. ист. наук,
участник Великой Отечественной войны