…Наше настоящее есть
следствие нашего прошлого,
но в нашем сознании наше
прошлое зависит от нашего
настоящего
Реймон Арон
Журнал «Антропологический форум» опубликовал любопытное исследование. (http://anthropologie.kunstkamera.ru/05 /). П.С.Куприянов (историк и антрополог) и Л.В.Садовникова (сотрудник Государственного исторического музея и его филиала «Палаты в Зарядье») методом устных интервью изучали восприятие жителями бывшего московского района Зарядье своей прежней среды обитания. Авторы беседовали с людьми от 1920 до 1945 г.р., которые либо жили в пределах того, что единодушно всеми — и специалистами, и горожанами — некогда считалось собственно Зарядьем, либо совсем близко от этого района.
Так или иначе, все опрошенные — последние если не обитатели, то «наблюдатели» Зарядья, которое почти одномоментно перестало быть жилым районом, а вплоть до недавнего времени в сознании москвичей соотносилось только с неким не вполне внятным прошлым нашего города.
Впечатлило авторов статьи прежде всего то, что даже старшие информанты вовсе не вспоминают некогда родную им среду обитания как исторически ценную непосредственно для них. Более того, они даже не вспоминают ее как отличавшуюся от прочих московских местностей. Они там просто жили. Причем довольно тесно и трудно. А если кто из опрошенных испытывает характерную «местную» гордость, то она основывается на «земляческих» чувствах — так же говорят о себе люди, выросшие, например, в Марьиной роще.
Иными словами, признание Зарядья как среды особенной в качестве средоточия памятников архитектуры и потому исторически ценной — это не актуализация собственной памяти, а новообретен-ные оценки, индуцированные общественным интересом к навсегда утраченному прошлому.
Используя формулировки авторов статьи, можно сказать, что они с удивлением обнаружили, что прежние жители исторически значимого района вовсе не обладают собственным историческим сознанием.
Этот вывод странно было бы оспаривать. Более интересно задуматься над тем, как у человека без какой-либо специальной подготовки формируется историческое сознание — если вообще формируется. Разумеется, я имею в виду не профессиональную подготовку, а то чувство, что является нам, так сказать, «из духа музыки». Тот самый genius loci ...
* * *
Я выросла на Тверской, которую в моем детстве так называли люди поколения моих родителей. Так что точнее будет сказать, что я выросла на улице Горького. В Зарядье, в Знаменском переулке, жила семья моей тети — старшей сестры отца. Туда от нашего дома по Горького, 29 — ныне это дом 11 (нынче виден его торец, «прикрытый» воротами с известным огромным градусником) — мы с папой ходили пешком.
Практически тот же путь я проходила почти ежедневно уже студенткой МГУ, с 1949-го до 1955 года, поскольку в Зарядье, на ул. Разина (т.е. на Варварке), помещалась Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы (нынче это «Английский
двор»). Рядом, в Китайском проезде (теперь он называется Китайгородским), в комплексе зданий Делового двора работали мои родители.
Вплоть до конца 50-х район Зарядья представлял собой необычайно плотную застройку, где небольшие церквушки, украшенные расписными изразцами, чередовались с двух-трехэтажными жилыми домами и многочисленными палатами, которые в моей памяти сохранились как уменьшенные копии палат, еще и ныне существующих в районе Пречистенки.
Сейчас даже трудно вообразить необычность этой части старой Москвы — во многом из-за прихотливости рельефа и плотности застройки. Мощенные уже исчезнувшим отовсюду булыжником улицы и проулочки спускались к Москве-реке уступами и лесенками со стертыми от старины плитами и ступенями. Многие исторически ценные здания были фактически скрыты разнообразными пристройками: в одних жили, в других были склады и т.п.
На моей памяти церкви в Зарядье уже не были действующими, но они не выглядели развалившимися. Облупившаяся блеклая краска и местами отколотые изразцы сохраняли ощущение подлинности. Именно этого и оказались лишены многие, казалось бы, тщательно отреставрированные постройки, слишком ярко раскрашенные. А главное -изъятые из контекста, как, например, чудом уцелевшая «церковь Анны праведной зачатия что в Углу» в Зарядье и по каким-то причинам намеренно сохраненная церковь Симеона Столпника в начале Нового Арбата.
В начале 1960-х я решила показать Зарядье одному иностранному коллеге — и до сих пор помню охвативший меня ужас. При взгляде вниз и вдаль с высокой площадки каких-то палат на Варварке глазу открывались развалины, более всего напоминающие последствия бомбежки.
Любимый моим поколением поэт Владимир Соколов когда-то написал:
«Пластинка должна быть хрипящей,
Заигранной… Должен быть сад,
В акациях так шелестящий
Как лет восемнадцать назад».
Чтобы любить заигранную пластинку, надо обладать какой-то плотностью связанных с ней ассоциаций, будь то шелест благоухающих акаций или что-нибудь совершенно прозаическое — например запах белья, сушившегося на морозе в московских дворах.
К архитектурной красоте мы привыкаем, уродство стараемся не замечать. Я, например, не помню толком, как выглядит стоящий около ближайшей станции метро памятник, именуемый в народе «мужик с кепкой». Но трудно не замечать навязчивую подновленность зданий трехсотлетней давности, у облупленных стен которых прошло твое детство.
Ярко-бордовые кирпичи отреставрированных палат и ядовито-бирюзовый колер «возрожденных» барочных построек не у меня одной порождают ощущение пребывания посреди театральных декораций. Конечно, если представления о городском колорите почерпнуты преимущественно из глянцевых картинок, то подобному дискомфорту неоткуда взяться.
Есть, тем не менее, более достойные источники: желающие прикоснуться к невымышленному прошлому Зарядья и других исчезнувших мест смотрите сюда: http://alex-i1.livejournal.com/31352.html.