В августе 2010 г. исполняется 100 лет со дня рождения знаменитого советского физика, педагога и популяризатора науки Давида Альбертовича Франк-Каменецкого. Публикуем биографический очерк, который написал о своем отце Максим Франк-Каменецкий, профессор Бостонского университета (США).
Мой отец Давид Альбертович Франк-Каменецкий родился 3 августа 1910 г. в городе Вильно (ныне Вильнюс, столица Литвы) в интеллигентной еврейской семье. Его отец Альберт Григорьевич (Гершонович) Франк-Каменецкий (1873-1935) был профессором химии, получившим образование в Швейцарии. Его мать — Анна Абрамовна, урожденная Ханна Аронс. Его дядя Израиль Григорьевич Франк-Каменецкий (1880-1937) был крупным гебраистом и египтологом, профeссором Ленинградского университета. Другой дядя Захарий Григорьевич Франк-Каменецкий (1874-1951), детский врач-офтальмолог, жил и работал в Иркутске, где основал свою клинику, ставшую впоследствии знаменитой на всю Сибирь. В 19171918 гг. семья отца тоже переехала в Иркутск, где Альберт Григорьевич возглавил каферду химии во вновь созданном адмиралом Колчаком Иркутском университете. Альберт Григорьевич бессменно руководил кафедрой вплоть до своей скоропостижной кончины в 1935 г.
Несмотря на удаленность от центра, степень которой нам теперь даже трудно вообразить, отец получил очень хорошее школьное образование. Он учился с такими знаменитыми впоследствии людьми, как конструктор вертолетов Михаил Леонтьевич Миль и антрополог Михаил Михайлович Герасимов, с которыми отец продолжал дружить до конца жизни (все трое умерли в один год — 1970-й). После школы отец поехал учиться в Томский технологический институт (ныне Томский политехнический университет), который закончил в 1931 г., получив диплом горного инженера-металлурга. Его послали в Читу на золотые рудники, где он проработал три года инженером и одновременно преподавал в инженерном техникуме.
Очевидно, ему хотелось чего-то большего, и отец все эти три года интенсивно занимался самообразованием в физике, химии и математике. В 1934 г. он написал письмо в Ленинград Н.Н. Семенову, будущему Нобелевскому лауреату, директору только что образованного Института химической физики АН СССР, в котором изложил свои соображения в отношении химической термодинамики. Результатом письма стал переезд отца в том же году в Ленинград, где он был зачислен в семеновский институт в качестве аспиранта. Здесь отец сблизился с другим аспирантом того же института, — Яковом Борисовичем Зельдовичем, дружба и плодотворная работа с которым не прекращались до конца его жизни.
Последующие годы до начала войны были необыкновенно продуктивными. Именно в эти годы были сделаны работы по теории горения и теплового взрыва, основанные на идее цепной реакции, принесшие отцу мировую известность. В эти же годы были сделаны значительно опередившие свое время работы по автоколебательным химическим реакциям. Работы этого периода легли впоследствии в основу его знаменитой монографии «Диффузия и теплопередача в химической кинетике».
Но началась война. Институт был эвакуирован в Казань, куда последовала за отцом его большая семья: жена Елена Ефимовна Фридман, мать Анна Абрамовна, дочь Тэма, сын Альберт и только что родившийся в Горьком, по дороге в эвакуацию, второй сын Максим (автор этих строк). В Казани отец защитил докторскую диссертацию и сделал работу о диаграмме состояний графита, включая алмаз. Работа была засекречена и, насколько мне известно, никогда не была опубликована, хотя ее результаты были хорошо известны советским ученым, работавшим над проблемой искусственных алмазов. Сам отец высоко ценил эту свою работу и был рад, что она сыграла важную роль в решении проблемы искусственных алмазов.
В течение короткого времени (1944-1946 гг.) отец возглавлял кафедру технической химии Горь-ковского государственного университета, где, по воспоминаниям сотрудников кафедры, его пребывание оставило глубокий след. Но Институт химической физики был переведен в Москву, и отец вместе с семьей ненадолго переехал в столицу. В 1947г. увидело свет первое издание «главной книги Д.А. Франк-Каменецкого», как назвал «Диффузию… » Я.Б. Зельдович.
В послевоенные годы проявился интерес отца к популяризации науки, о чем свидетельствует публикация брошюры «Энергия в природе и технике». Но это было очень непростое время. Набирала обороты антисемитская кампания, проходившая под ширмой борьбы с «космополитами». Отца обвинили в неверии в светлое будущее человечества на основании того, что в своей книге он осмелился обсуждать теорию тепловой смерти Вселенной. Нелепость обвинений лишь подчеркивала их антисемитскую подоплеку. Видимо, тучи сгущались всерьез: отец был убежден, что от очень крупных неприятностей его спасло лишь участие в атомном проекте.
Работа над проектом началась еще в Москве, а в 1948 г. отец с семьей переехал в Саров (он же Арзамас-16, «почтовый ящик» или просто «объект»). Все годы на объекте он работал под началом у Зельдовича. На объекте он сдружился с Юлием Борисовичем Харитоном, Игорем Евгеньевичем Таммом и Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Но особенно близок он был в эти годы с Львом Владимировичем Альт-шулером, Вениамином Ароновичем Цукерманом и Матесом Менделевичем Агрестом.
Очевидно, по роду своей работы на объекте отец вошел в курс современной ядерной физики, и это подогрело его интерес к астрофизике. В дальнейшем и Зельдович, и Сахаров проделали тот же путь — от физики ядерной бомбы к астрофизике, но отец был первопроходцем, проложившим путь им обоим. Поразительно, как у него хватало сил совмещать необыкновенно интенсивную работу по спецтематике с занятиями чисто фундаментальными проблемами астрофизики. Впрочем, хватало не всегда: в 1952 г. он перенес тяжелейший инфаркт, от которого так никогда полностью и не оправился, хотя «снизил обороты» лишь сравнительно ненадолго. Там же в Сарове, родился последний ребенок — дочь Мария.
Игорь Васильевич Курчатов очень ценил отца и в 1956 г. перевел его поближе к себе, в ЛИПАН, как тогда назывался Институт атомной энергии, расположенный на северо-западе Москвы. Это было частью чрезвычайно амбициозного плана Курчатова, который был гением организации науки, как фундаментальной, так и прикладной — создать лучший в мире научный институт. Достаточно упомянуть имена тех, кто работал в ЛИПАНе в конце 1950-х гг.: Арцимович, Леонтович, Кадомцев, Будкер, Каган, Мигдал, Ларкин, Смородинский, Велихов, Веденов, Сагдеев, Кикоин, Осовец, Фейнберг, Александров, Лазуркин, Хесин, Шапиро, Гуревич, Спивак, Шафранов и, разумеется, Франк-Каменецкий.
Начался последний, московский период жизни отца. Несмотря на почти постоянные проблемы со здоровьем, его активность в этот период просто поражает. Он становится одним из основоположников нарождающейся науки — физики плазмы. В своей лаборатории в Курчатовском институте он развивает как прикладные направления — управляемый термояд и химия плазмы, так и фундаментальные — плазма в космосе и внутри звезд. Он делает крупное открытие в области физики плазмы — магнитно-звуковой резонанс. Организует на Физтехе новую каферду «Физика плазмы», которую возглавляет до конца жизни. Становится замом главного редактора научно-популярного журнала «Природа», фактически берет на себя всю работу по подготовке номеров и сам публикует там множество интереснейших статей, в основном по астрофизике.
Одна за другой выходят в свет книги: «Физические процессы внутри звезд» (1959); «Плазма — четвертое состояние вещества» (1961, она несколько раз переиздавалась по-русски и была переведена на множество языков); «Лекции по физике плазмы» (1967); «Диффузия и теплопередача в химической кинетике» (1967; 2-е русское издание, радикально переработанное и дополненное; английский перевод опубликован в 1969 г.); «Ядерная астрофизика» (1967). И как будто всего этого мало: он организует лабораторию биофизики во вновь основанном И.В.Курчатовым Радиобиологическом отделе Института атомной энергии.
Весной 1970 г. отец перенес очередной исключительно тяжелый инфаркт, от которого уже не смог оправиться. Он умер дома 2 июня 1970 г.
Говоря о выдающихся заслугах отца как ученого, педагога и популяризатора науки, нельзя не сказать о нем как о личности [1].
Дело в том, что масштаб его личности поражал всех, кто с ним общался. Отец был прежде всего интеллигентом самой высокой пробы. Причем интеллигентом потомственным, что было чрезвычайной редкостью среди советской образованщины его поколения.
Он был, что называется, renaissance man, свободно ориентировавшийся не только во всех без исключения областях физики и химии, но и знавший, и притом не понаслышке, множество других областей науки и искусства: психологию и психиатрию, историю разных стран и народов, особенно историю России и историю евреев, классическую музыку, литературу, в особенности русскую, английскую и немецкую, изобразительное искусство — от античности до современности. Он знал наизусть практически всего Блока, Гумилева, Пастернака, Заболоцкого, не говоря уже о Пушкине.
Масштаб личности делал его отчасти белой вороной в своей среде, состоявшей преимущественно из людей, хотя и талантливых, но узко образованных. От этого масштаба личности — и полное безразличие к внешним атрибутам научного успеха, таким, как награды (хотя он получил немало, за спецтематику) или членство в Академии (куда он избран не был). Отец прекрасно осознавал преступность режима, при котором жил. На этот счет он не питал никаких иллюзий еще с начала 30-х годов, с голодомора, именовавшегося тогда «коллективизацией». Вообще личности такого масштаба не способны ненавидеть: ненависть -это удел нищих духом. Но отец испытывал сильнейшую ненависть к одному человеку, здесь он не мог с собой ничего поделать. Объектом этой ненависти был Сталин. По еврейским каналам, а чаще из «вражеских» радиопередач (у изголовья его кровати всегда стоял коротковолновый приемник с наушниками) отец прекрасно знал о новых чудачествах «отца народов»: злодейское убийство Михоэлса, разгон Еврейского театра (отец помогал бедствовавшим актерам деньгами), расстрел Еврейского антифашистского комитета, наконец, «дело врачей» (здесь уже наушники были не нужны -скорее затычки для ушей).
Доходили до него и упорные слухи о якобы готовившейся массовой депортации евреев в Биробиджан. Как же тогда он мог участвовать в создании самого страшного оружия для тирана?! Ему были абсолютно чужды самооправдания типа необходимости ядерного паритета или «ядерного щита». Он ясно осознавал невыносимость выбора, перед которым был поставлен: отказаться служить тирану означало погибнуть самому и погубить свою семью. И он служил тирану с одной надеждой — что тот сдохнет раньше, чем сумеет воспользоваться плодами усилий его и его коллег. Именно «сдохнет»: отец никогда не говорил про Сталина «умер». И он был счастлив, когда его надежда оправдалась.
Фото предоставлены
М. Франк-Каменецким
1. В связи со 100-летием Д.А. Франк-Каменецкого читайте также статью академика РАН, профессора Мерилендского университета (США) Роальда Сагдеева «Вспоминая учителя» в журнале «Наука и Жизнь», №7 за 2010 г (www.nkj.ru/archive/articles/18311/).