В этом году исполняется 150 лет с выхода знаменитой книги Вирхова «Клеточная патология на основе гистологии» и 130 лет с доклада, в котором он ввел понятие археологической культуры.
Ученые-универсалы, делающие открытия каждый в нескольких науках, существовали не только в эпоху Возрождения. Интересно не только то, как им удавалось совместить и попросту уместить в голове столько знаний и умений (в конце концов люди сильно различаются по способностям), но и как разные науки взаимодействовали друг с другом в одной личности; не осуществлялось ли здесь влияние одной науки на другую больше, чем вне такого соприкосновения?
В Германии лидером антропологической науки, включая не только физическую, но и культурную антропологию и первобытную археологию, во второй половине XIX века был крупнейший патологоанатом Рудольф-Карл Вирхов (Rudolf-Carl Virchow, 1821-1902), основоположник гистологии (науки о клетках), открывший клеточную патологию. Он стал основателем Берлинского антропологического общества и журнала Zeitschrift fur Ethnologie. Его называют истинным основателем первобытной археологии в Германии.
В школе он был первым по успеваемости в классе, но последним по поведению. Окончив Берлинский университет по медицине, работал прозектором и лектором в университете.
Происходя из наиболее отсталой части Пруссии, где господствовало юнкерство, он принадлежал к радикальным либералам, противостоявшим юнкерству и стремившимся к республиканскому строю. «Как естествоиспытатель, — говорил он, — я не могу быть никем, кроме республиканца. Республика — единственный строй, где могут быть реализованы законы природы и природа человека» [1]. Посланный исследовать причины эпидемии тифа в Си-лезии, он привез отчет, который не был чисто медицинским: причинами эпидемии названы нищета и неведение. Чтобы сохранить здоровье, народ нуждается в свободе и процветании и в переносе тягот налогообложения с бедных на богатых. Он высказался в пользу автономии силезских поляков.
Во время буржуазной революции 1848 г. он сражался на баррикадах. За участие в ней он был уволен в Берлине, но принят профессором анатомии в более либеральный Вюрцбург (Бавария). Удаленный этой ситуацией из политики, он погрузился в науку. Уже в 1849 г. он создал концепцию клеточной патологии. В 1850 г. вышла его знаменитая книга «Клеточная патология на основе гистологии». В 1856 г. он вернулся в Берлин как профессор и директор университетского Института патологии. Король махнул рукой: «Пусть остается демократом для своих трупов». Вирхов подвизался в городском совете. Его заботами в Берлине была введена канализация. С 1880 по 1893 г. он был депутатом парламента от прогрессистов (радикальных либералов) как один из их лидеров и достаточно резко выступал против политики Бисмарка. Бисмарк даже вызвал его на дуэль, но Вирхов отказался от этого старорежимного способа решения споров. Позже, однако, он заключил альянс с Бисмарком против католической церкви: Бисмарк соревновался с Римом за власть в католической части Германии, Вирхов же был против церкви как ученый-естественник и даже изобрел для этого антицерковного движения название Kulturkamf (борьба за культуру).
Конечно, это был до мозга костей естествоиспытатель и позитивист. Это вело его как к прогрессивному мышлению, так и к реакционным взглядам; так, он был против женской эмансипации: он приравнивал женщин по функциям к самкам животных. Отношение его к религии было скептическим. Он шутил, что при вскрытии трупов ни разу не обнаружил души. Впрочем, в трупе ее ведь и не должно быть даже с религиозной точки зрения.
Интенсивно занимался Вирхов физической антропологией, что ему было близко как анатому, коллекционировал и охотно измерял черепа. Но занимался он и первобытной археологией в тесной связи с антропологией — физической и культурной, т.е. с этнологией. Эти науки были объединены в названии основанного им общества и журнала. Он говорил, что преисторию надо развивать естественнонаучными методами. Для него первобытная археология была естественнонаучной дисциплиной. В 1884 г. он заявлял так: «Не обходится без трудностей перевод естественнонаучного метода в поприще, где в течение тысячелетий почти исключительно проводились классические штудии, которыми занимались в известной мере филологи, частично историки… Филологи не были так уж расположены к нам, а историки немногим больше…» [2]. Вирхов и его первобытная археология болезненно ощущали конкуренцию классической археологии, раньше развившейся и тесно связанной с двором, соперничество за общественное внимание и фонды. В 1886 г. он саркастически рассказывал своим единомышленникам о конгрессе археологов, на котором преобладали античники: «Тут появились мы, худородные антропологи, как незваные гости на паркете классической археологии» [3].
Дарвинизм он считал важнейшим открытием, но реальность не воспринимал в эволюционном ключе. Когда в 1865 г. Фульрот нашел в Неандертале череп человека с чертами некоторой приближенности к обезьяне, Вирхов не признал в нем первобытного человека, а приписал его больному рахитом казаку из русской армии наполеоновского времени (славное, однако, было в Европе представление о русских казаках!). Не признал он в конце века и питекантропа Дюбуа.
Подобно всему окружению он был слишком захвачен этническими различиями и территориальной расщепленностью человечества. Он не верил в полное биологическое единство человеческого рода. Его не воодушевляли универсальные законы. Он и в медицине их не признавал, а занимался специфическими явлениями. Он учил, что
• болезнь организма — это не расстройство души или какой-то жизненной силы, а повреждение материальных клеток;
• каждая клетка происходит от клетки (omnis cellula a cellula) — ни живая плоть организма, ни бактерии не возникают из мертвого вещества;
• клетки в большой мере автономны;
• организм — это сумма автономных клеток, «государство клеток»;
• специалист должен лечить не организм в целом, а поврежденную функцию, т.е. определенную группу клеток.
И в гистологии он был за свободу и автономию. Он не мог вполне принять теорию Дарвина именно потому, что в представлении Вирхова любая биологическая теория должна выводиться из анализа клеток, строиться на гистологическом основании и не вводить универсальных законов.
Вирхова тянуло не только к медицине, но и к политике. Его интересы включали историю, национальные отношения и поэтому — культуру. Была для него и другая привязка к антропологии: он изучал физическую антропологию, черепа, и, конечно, думал над проблемой, как физические характеристики человека связаны с его способностями и культурой. Так он был втянут в изучение и охрану памятников культуры. В 1869 г. вместе с Бастианом он организовал Немецкое антропологическое общество и Берлинское общество антропологии, этнологии и преистории а заодно основал и журнал Zeitschriftfur
Ethnologie. С ним в музейное дело и первобытную археологию пришла целая группа медиков. Директорами организованных им этнографических и археологических музеев он поставил своих коллег-медиков — Альберта Фосса и др.
Вирхов был очень цельный человек. Его отношение к культурному материалу было таким же, как к гистологии, к его любимым клеткам:
• сам по себе дух народа есть нечто эфемерное, он реален постольку, поскольку проявляется в культурном материале;
• каждая культура происходит от другой культуры, в мире культур есть наследственность и ничего абсолютно нового;
• жизнь отдельной культуры автономна, и нет универсальных законов;
• нет мировой культуры, этнографический или археологический материал состоит из отдельных культур;
• каждую проблему надо решать как проблему отдельной культуры.
Сходство концепций (в гистологии и археологии) очевидно.
В музеях он предлагал размещать экспонаты не по категориям вещей, собранных отовсюду, а по цельным этническим культурам, культурам народов, отделяемым одна от другой. В этих культурах его первым делом интересовали вопросы преемственности и территориального распределения. В 1870 г. он делал доклад о лицевых урнах и сформулировал в нем вывод, что «в течение ряда лет небольшая область повторно. поставляет схожие формы. Приходится заключить, что это не случайная находка, но что здесь получена некая определенная культура с известной устойчивостью» [4]. Он первым выделил «археологические культуры» (первоначальное вирховское название «типус культуры» — Kultur-Typus). Это были группы таких вещей, которые обычно попадаются археологам вместе, в сочетании — в одних и тех же могилах или жилищах, в одном и том же культурном слое. Так, он выделил культуру лицевых урн в Северной Европе, кобанскую на Кавказе.
Для Вирхова было несомненно (это как-то подразумевалось само собой), что за этими сочетаниями стояли народы, этносы. За разными сочетаниями -разные этносы. Какие именно — а вот это предстояло определить. Он распознал в керамике с линейно-волновым орнаментом славянскую.
Вирхов не хотел оставить свои «типусы» без национальности. В докладе на сессии Немецкого антропологического общества он сказал: «Я хотел бы, чтобы коллеги рассмотрели свои вещи разок со стороны их кельтской атрибуции. В наши дни стало обычным классифицировать находки раннего железного века в целом; считают, что они принадлежат либо к периоду гальштата, либо к периоду латена. Каждая вещь включена в свою категорию, и дело представляется с тем и решенным. Всё это очень славно и это большой прогресс по сравнению с прошлым. Но давайте посмотрим на вещи с другой стороны.»
Почему такой интерес к кельтам? Он объясняет: идентифицировав кельтов, мы можем определить, когда сюда вторглись германцы. Разумеется, его волновали вопросы этнического определения культур.
«Ибо никто в своих представлениях о нашей преистории и ее связи с другими проблемами культуры не может быть свободен от размышления: а были ли наши предки уже в позднем каменном веке в этой стране? сидели ли здесь уже тогда германцы или ну вот хотя бы славяне? . нет ведь ни одной души, столь высохшей, что она хоть когда-нибудь не прониклась чувством близкой принадлежности, в которой она стоит к другим личностям и в которой ее народ стоит к другим народам? Это поистине отношение огромной важности для понимания того, что называется человеческим развитием, если можно точно представить, как долго нынешняя обиходная культура привязана к определенному высокопредрасположенному народу и сколь издавна этот народ предположительно осел на нашей почве» [5].
Несколько позже этот вопрос поставлен прямее, поскольку он «нас, немцев, особенно затрагивает: это вопрос, как давно славяне обитают в этой стране?» [6].
В то самое время, когда в археологии Западной Европы (в Англии и Франции) формировался эволюционизм, в Германии, Польше и России, промышленно менее развитых и озабоченных территориально-национальными проблемами, ростки его были очень слабы. Вместо того здесь развивалась культурно-историческая археология с ее поисками этнических культур, и Вирхов был лидером этого направления в Центральной и Восточной Европе. До сих пор эта направленность российской археологии в ней чувствуется. Вирхов незримо присутствует в наших археологических штудиях гораздо больше, чем Марр или Маркс. Да и только ли в археологических штудиях.
1. Ackerknecht E. H. 1953. Rudolf Virchow: Doctor, statesman, anthropologist. Madison, University of Wisconsin Press: 16.
2. Цит. По: Gummel H. 1938. Forschungsgeschichte in Deutschland. Die Urgeschichtsforschung und ihre historische Entwick-lung in der Kultustaaten der Erde. Bd. I. Berlin, Walter de Gruyter.
3. Virchow R. 1886. Eroffnungsrede. — Korrespondenzblatt der Deutschen Anthropologischen Gesellschaft, 17 (9): 72.
4. Virchow R. 1870. Uber Gesichtsurnen. — Zeitschrift fur Ethnologie, 2: 82.
5. Virchow R. 1884. Uber ostdeutsche praistorische Altertumer — Korrespondenzblatt der Deutscher Anthropologischen Gesellschaft 15 (9): 74-75.
6. Virchow R. 1897. Eroffnungsrede. — Korrespondenzblatt der Deutscher Anthropologischen Gesellschaft 28 (9): 69.