Из всех прочитанных мной материалов я так и не поняла, зачем столько сил и времени было потрачено на недавнюю конференцию по диаспоре в Питере, а также на существующие или планируемые организации по объединению диаспоры…
Меня всегда настораживало создание специальных организаций для исполнения специальных же, но неясных функций. По мне такие подходы оправданы, если новое бюро (комитет, Совет по. и т.п.) получает возможность сосредоточить в одном месте всё, что нужно для достижения определенного результата, но при условии, что источник ресурсов прозрачен, а механизм действия данной организации понятен и осмыслен.
Вот представьте: в соответствии с духом времени создается специальный Центр по предоставлению читателю научной литературы по принципу on demand по электронной почте. За деньги, конечно. Открываете, например, на своем компьютере электронный каталог — для начала пусть это будет РНБ (что в Питере), находите нужную карточку, посылаете в Центр запрос, вам отвечают: эта книга в оцифрованном виде будет выслана Вам через неделю, переведите нам n рублей. Славно было бы, не правда ли? Или вот еще: хорошо организованный визовый центр. Скачиваешь анкету, заполняешь, записываешься по Интернету на определенное время. Узнав (тоже в он-лайне), как проехать, в том же Центре покупаешь страховку, затем с номером в руках сидишь в просторном зале, следя за световым табло, затем сдаешь в окошко бумаги, платишь за визу + услуги, а потом по Интернету узнаешь, всё ли в порядке. Если да, то приезжаешь и за 10 минут получаешь свой паспорт с визой. (Так я недавно оформляла краткосрочную визу, располагая частным приглашением моих друзей -некогда российских ученых, уже двадцать лет принадлежащих к диаспоре.)
А теперь мне надо в Германию, где у меня нет близких друзей, имеющих возможность прислать мне частное приглашение. Зато у меня там есть коллега — тоже из диаспоры — и замысел общей работы, который невозможно реализовать путем переписки. Как быть?
Оставим пока в стороне вопрос денег: допустим, я готова ехать за свой счет, но все же — не как турист. Мне ведь нужна библиотека, лучше всего — университетская, и хорошо бы поселиться в кампусе университета (летом он почти пуст). Как известно, эти благие намерения не дают оснований обратиться в консульство за шенгенской визой -меня ведь не приглашают читать лекции или выступить с докладом. Тут-то мне бы и пригодилась организационная поддержка и посредничество пока не существующего, условно говоря, Российского Комитета по сотрудничеству с диаспорой.
Кто-то из такого «Комитета» должен был бы позвонить в Отдел культурного атташе и спросить, какие сопроводительные письма составить для «фрау профессор из РАН», которая хотела бы поработать в библиотеке Университета г. N., дабы написать статью (книгу, доклад етс.) совместно с профессором NN того же Университета. Едва ли Комитет мне бы отказал — это же не партбюро (о нем — ниже). И денег я у него не прошу!
Итак, с этими письмами — т.е. своего рода поручительством — и, разумеется, с паспортом, анкетой, страховкой, справкой с места работы и т.п. я поехала бы в соответствующий визовый центр (то есть обратилась бы в консульство, которое отдел культурного атташе должен был бы уже известить о моих намерениях).
Вам такая идея кажется странной? Но разве сотрудничество с диаспорой — это только приглашение людей оттуда приехать сюда? А туда?
Нет, разумеется, туда народ ездит вовсю, однако разумно организованная рабочая поездка сегодня реальна преимущественно для тех наших ученых, кто официально приглашен иностранными институциями, что, замечу, весьма перспективно: де юре — для всех; де факто — как раз для дальнейшего пополнения диаспоры.
В уже далекие 90-й и 91-й годы — как раз в период образования этой самой научной диаспоры — я всё же умудрилась съездить с рабочими целями в такие разные страны, как Швеция, Австралия, Швейцария и Германия. Притом только в Швейцарию меня отправили официально на большой международный конгресс, в составе тогда еще советской делегации. В прочие места я попадала нетривиальными способами, поскольку частная поездка туда с научными целями для лиц моего ранга в СССР не существовала. Хотя и тогда ранг был не так уж и мал — профессор с 35-летним стажем работы в АН СССР.
Стоит упомянуть «механизмы» этих поездок, поскольку они достаточно типичны. В Швецию я ехала как «незаинтересованный эксперт» для подготовки (отбора докладов) очередной конференции COL-ING — Ассоциации специалистов по вычислительной лингвистике. Притом в соответствии с правилами указанной организации проезд оплачивался, но жить в Стокгольме я должна была за свой счет (эту историю я описала в книге «Мне некогда»), а пригласить меня частным образом мог только персонаж, с COLING заведомо не связанный: это должно было гарантировать мою беспристрастность.
В Австралию я отправлялась как visiting professor, ради совместного обсуждения научных проблем с Анной Вежбицкой, о трудах которой, тогда еще малодоступных у нас, я регулярно писала (с ней мы были дружны много лет). В недавно объединенную Германию меня пригласили на узкий симпозиум с докладом о Выготском и его связях с кругом Курта Голдштейна.
А поскольку во всех трех случаях я представляла лишь самое себя, то возможность выехать по служебному паспорту зависела от партбюро моего академического научного института, которое, разумеется, меня бы никуда не пустило. В результате (за вычетом поездки в Швейцарию) выезжала я из СССР по частным приглашениям, а въездные визы получала как visiting professor или докладчик, притом не без участия советников по культуре заинтересованных стран.
Им звонили и слали факсы мои зарубежные коллеги, дабы разъяснить своеобразие ситуации. Ведь это был период массовой эмиграции из СССР, и, например, очередь в консульство ФРГ растягивалась на несколько кварталов. А я нагло ехала по делу и намеревалась довольно быстро вернуться домой. Видимо, именно это коллеги и объясняли официальным лицам. Потому что второй советник одного из посольств мне даже домой позвонил.
Прошло двадцать лет.
Мы стали гражданами другой страны.
Выросло поколение, не знающее, что такое партбюро.
Я работаю там же; а в США издали мою монографию, мой учебник «с грифом» вышел в России уже 4-м изданием и будет официально оцифрован (в Сети он есть давно). Почти все бывшие ученики и многие коллеги украсили российскую диаспору. Я могу рассчитывать на Сиэтл, Сан Диего, Вашингтон, Лондон и Барселону — везде «ребята» мне будут рады. Но мне надо в Мюнхен.
Для ученого необходимость поработать в библиотеках и поговорить с коллегами — дело будничное. А вот доказать, общаясь с рядовыми чиновниками консульства, что я максимум через три недели таки уеду домой, невозможно. Я и не стану.
Но почему нечто подобное в официальном порядке не мог бы сделать упомянутый выше воображаемый Российский Комитет по сотрудничеству с научной диаспорой? Разве сотрудничество — не симметричный процесс?