Мне все время кажется, что вокруг слишком много всего: людей, текстов, музыки, вообще впечатлений. В путешествиях, в новой обстановке, это чувство обостряется. Для того, чтобы не потерять интерес к окружающему миру (передозировка!), я стараюсь сосредоточиться на каком-то одном фрагменте окружающей реальности. В Венеции, например, я фотографировала овальные окошки. Мне их встретилось пятьдесят четыре. Этим летом я поехала на Урал и сосредоточилась там на зоопарках.
В Челябинске — зоопарк для своих. В Екатеринбурге зоопарк — лучшее место в городе. В Перми зоопарк пока что обыкновенный, но будет лучшим в мире. Это много говорит о самих городах.
Найти зоопарк в Челябинске невозможно без наблюдений за местными жителями. Существует некая индустриальная улица с глухими заборами, от нее уходит маленькая дорожка, на дорожку через каждые пять минут поворачивает какой-нибудь ребенок с бабушкой, и это — единственное, что указывает на близость зоопарка. Зато в нем есть верблюд за зеленой дощатой загородкой, контактный зоопарк, где детям разрешают гладить животных, а львы в челябинском зоопарке живут не в клетках, а в яме (как белые медведи в Петербурге) — и им там хорошо и просторно, и людям удобнее их рассматривать.
Весь Челябинск — город для жителей, а не для туристов. Куча мест с бесплатным wi-fi, но об этом написано на единственном столбе маленькими буковками. Очень много автобусов и маршруток, но ни одной схемы, позволяющей сопоставить местные топонимы с картой. Есть улица Дарвина — но на ней нет ни одной достопримечательности типа музея эволюции, обычное пригородное шоссе из тех, где выживает только наиболее приспособленный.
Если бы третью столицу выбирали с учетом зоопарка, то, конечно, ею бы стал Екатеринбург. Там в зоопарке есть слон (а ведь отсутствие слона — главный комплекс петербуржцев; до сих пор самое первое знание петербургских детей о фашистской Германии, как правило, — «они разрушили наш слоновник»). Там сложная многоуровневая система дорожек: можно посмотреть на животное в уличной клетке, можно из отапливаемого павильона, а можно подняться наверх и посмотреть с высоты. Там активно используют стекло (фотографировать сложнее, чем через сетку, но вот рассматривать намного лучше). В частности, за стеклом плавает выдра, и видно, как именно она двигает лапами и хвостом, — до сих пор я встречала такой способ демонстрации водных млекопитающих только в Антверпене.
В Екатеринбурге прекрасный зоопарк, кусок набережной и две-три старые улицы. И всё. В остальном Екатеринбург состоит из серых, пыльных и облупившихся позднесоветских кварталов, жилых и промышленных. Туристу противопоказано оставаться там больше одного дня. Один день — это как раз центр и зоопарк, более чем достаточно, чтобы уехать с верой в то, что город велик и прекрасен. На второй день уже выясняется, что скорее велик, чем прекрасен, и что жить там было бы очень скучно. Но вот съездить на день в зоопарк — смысл есть.
В Перми тоже есть слон, но он ютится в сарайчике. Самый счастливый зверь в пермском зоопарке, я думаю, капибара — ее загон примерно такого же размера, как у слона. Бесконечные радиообъявления о том, что животных нельзя кормить, только в Перми проиллюстрированы должным образом: там установлен стенд с фотографиями «Они погибли по вине посетителей» — имя, вид, диагноз, пояснение. Правда, стенд почему-то на выходе из зоопарка — когда все, кто мог нарушить правила, уже нарушили их. Видимо, чтобы устыдились. А главный стенд, поражающий воображение, — это план перспективного развития пермского зоопарка. У него будет огромная территория, развитая инфраструктура и все известные мне группы животных, причем расселенные в соответствии с их природными биотопами: животные саванны, полярные животные и т.д.
Пермь, несомненно, построит свой лучший в мире зоопарк. Но она может не торопиться — она хороша и без зоопарка. Она похожа на Москву и Петербург больше, чем любой другой крупный город России; еще точнее — она похожа на небольшой европейский город, который осваивает все те прекрасные вещи, которые мы привыкли считать атрибутом мегаполиса (культурную жизнь: музеи, выставки, концерты, аттракционы и кофейни), но при этом обходится без загазованности и толп.
Зоопарки интересуют меня как метод популяризации, и они не нравятся мне в этом качестве. Те зоопарки, которые я видела, с их тесными и темными клетками, годятся в основном для воспитания видизма (англ. speciesism): человек — царь природы, а все остальные животные могут для его развлечения жить в сколь угодно некомфортных условиях. А по-хорошему зоопарк мог бы использоваться для популяризации географии (вот как будет, я надеюсь, сделано в Перми: существуют такие климатические зоны, и в них живут такие звери) и для популяризации эволюции (вот эти два животных произошли от общего предка, предок жил тогда-то и выглядел вот так, а потом отбор стал действовать в таком и таком направлении). Пока что вся популяризация эволюции сводится к надписи на клетке слона в Екатеринбурге: «индийский слон появился в Азии 17 миллионов лет назад». То есть очень важно, конечно, что 17 миллионов, а не 10 тысяч, но ему бы на эту табличку хотя бы еще один абзац — когда, от кого и почему произошел. А то взял и внезапно появился, как все животные в зоопарке.