Павловская опытная станция была основана в 1926 г. по инициативе Николая Ивановича Вавилова — известнейшего ученого, который внес решающий вклад в учение о центрах происхождения культурных растений. Уже через пять лет на станции началось создание коллекции генетических мировых растительных ресурсов, большая часть которой сохранилась и по сей день. С тех пор трудами сотрудников станции коллекция расширялась и к настоящему времени включает в себя более 6 тыс. образцов.
Почему же коллекция, на создание и расширение которой у страны нашлись ресурсы в экономически тяжелейшие годы, коллекция, пережившая войну, гонения на генетику и на самого создателя коллекции, находится под угрозой уничтожения в наши сравнительно благополучные дни? Ответ был сформулирован еще в годы создания станции и звучит очень просто: «квартирный вопрос», который в настоящее время испортил далеко не только москвичей. Несмотря на объявленную в прошлом году концепцию продовольственной безопасности России, он уже послужил причиной гибели многих коллекций и уничтожения опытных полей. А теперь на наших глазах может произойти гибель коллекции, значимость которой в мировом масштабе трудно переоценить. Не случайно тревожные известия были опубликованы даже в таком авторитетном журнале, как Nature, не говоря уже о десятках интервью, данных по всему миру специалистами, которые реально могут оценить значимость коллекции. Такая обеспокоенность не случайна. Ведь Павловская станция сохраняет собрание растительных генетических ресурсов, или, как часто называют в англоязычной литературе, «генбанк». Здесь собраны сорта и разновидности различных сельскохозяйственных культур, многие из которых уже утеряны в остальном мире, а также родственные им дикорастущие виды. Такой материал является источником различных признаков при создании новых сортов, таких, как засухоустойчивость, устойчивость к вредителям, к жаре и т.д. И именно такие коллекции являются залогом продовольственной безопасности во всем мире.
А что же в России, ставшей в последние годы на путь инновационного развития? А в России в законодательстве отсутствуют правовые нормы, описывающие живые коллекции, так что вся активность международного научного сообщества сосредоточена на защите участка, с юридической точки зрения, пустого. Взгляд ответственных за эту землю чиновников из фонда содействия развитию жилищного строительства не сильно отличается: «На территории станции растет какая-то трава», — говорят они. Интересно, а в каком виде они представляли себе коллекцию живых растений? Особенно с учетом того, что государство практически не выделяет денег на содержание коллекции и даже ее охрана от расхищения осуществляется за счет гранта, полученного от правительства Люксембурга, у которого, в отличие от России, нашлись на это средства. Да и то выделенных денег хватает с трудом. А вокруг станции -город, жители которого далеко не всегда настроены дружелюбно.
На спорном участке, где находится коллекция плодовых, ягодных и декоративных культур, 80% земли занято коллекцией, а 20% — земля, которая не может использоваться для коллекции из-за особенностей почвы и из-за близости грунтовых вод. Как объясняет директор станции Федор Михович, именно этот небольшой участок, в 8-10 га, и предполагалось отделить под застройку с обязательным условием, чтобы часть квартир в построенных на этой земле домах досталась сотрудникам станции. Раньше сотрудники жили в многоквартирных домах в построенном рядом поселке, но из-за нехватки денег для оплаты коммунальных услуг их передали в собственность города.
Для обеспечения сотрудников жильем землю передали в федеральную собственность, из собственника земли станция стала арендатором. А дальше всё пошло согласно поговоркам про палец и руку, коготок и птичку — отдали под застройку уже не маленький, непригодный для выращивания растений участок, а весь участок, размером более 70 га.
Удивительным кажется выявленное в ходе дискуссий, посвященных судьбе станции, абсолютное непонимание значимости таких коллекций не только чиновниками, но людьми, интересующимися наукой, и даже учеными, далекими, впрочем, от реалий растениеводства. Спектр мнений начинается от предполагаемой ненужности коллекции в связи с развитием генной инженерии и заканчивается злорадством по поводу уникальности коллекции, которое сопровождается предложениями массовой раздачи образцов другим организациям и отдельным людям для дублирования коллекции на случай уничтожения. Другие удивляются невозможности использования сортов, полученных иностранными селекционерами. Кто-то сомневается в том, что коллекция является общемировой ценностью, что образцы доступны исследователям из других стран.
Постараемся ответить на эти вопросы. Прежде всего — на тот, без которого дальнейшее рассмотрение теряет смысл: нужны ли подобные коллекции современному обществу?
Напомним, что основной целью селекции является создание новых сортов растений, пригодных для выращивания по современным интенсивным технологиям. При этом не существует некоего идеального сорта, который рос хорошо бы во всех климатических зонах. Так, например, сорта, выращиваемые на юге, должны быть более устойчивы к засухе и жаре, а используемые севернее — к заморозкам. Здесь следует отметить, что одновременная устойчивость ко всем факторам невозможна, так как часто вызывается прямо противоположными изменениями в структуре растений. Помимо этого необходима устойчивость именно к местным видам и популяциям вредителей. Таким образом, сорта культурных растений, которые были выведены и оптимизированы для одних условий, как правило, не дают хорошего урожая, будучи перенесенными в другую климатическую зону. Примером подобной потери продуктивности в дикой природе может служить дуб. Всем хорошо известны величественные вековые деревья этого вида. Однако в условиях Заполярья надземная часть растений гибнет от холода, и дуб существует в этих условиях как многолетняя трава. Разумеется, для сортов культурных растений обычно не выбирают столь контрастные условия, но в их случае снижение урожайности в 1,5-2 раза уже может оказаться критичным, а возделывание — экономически невыгодным. Помимо этого использование исключительно сортов зарубежной селекции ставит страну в полную зависимость от нескольких фирм -поставщиков семян.
Конечно, в последние десятилетия стремительно развивается генетическая инженерия, и многие ценные признаки можно передать растению с ее помощью. Однако традиционная селекция может во многих случаях оказаться более эффективной. Прежде всего это связано с тем, что проявление ценного признака зависит, как правило, не от одного, а от нескольких десятков или сотен скоординированно работающих генов, существенная часть из которых пока не известна. Генная инженерия же в настоящее время оперирует с отдельными генами или их небольшими группами. Помимо этого следует учитывать, что использование большинства известных генов, контролирующих сельскохозяйственно-ценные признаки для целей селекции, защищено международными патентами, т.е. их использование требует больших затрат на покупку соответствующих разрешений. Существенное отставание России в области биотехнологии от ведущих научных держав также не способствует использованию этого пути для селекции.
Поэтому проведение собственных селекционных работ в России необходимо. Донором же нужных свойств для их проведения и служит материал генетических коллекций. Свойства поддерживаемых там образцов диких видов или сортов, обладающих нужными качествами, путем скрещиваний передаются районированным сортам. Разумеется, такими донорами являются и образцы из коллекции плодовых и ягодных культур Павловской станции: почти 900 сортов черной смородины, 370 сортов сливы и алычи, более 300 сортов вишни, черешни и черёмухи, несколько сотен сортов и видов самой ранней ягоды — жимолости, которая созревает на две недели раньше земляники. Обширность коллекции показывает ее сравнение с зарубежными аналогами. Так, в генбанке, расположенном в Корваллисе (Орегон, США), в 2006 г. насчитывалось всего 53 сорта жимолости, а количество сортов смородины и земляники — сравнимое с Павловской станцией. Здесь следует подчеркнуть, что эти и другие коллекции не дублируют, а лишь дополняют друг друга, и большая часть образцов, как правило, присутствует только в одной из них.
Притом что селекция не является основной задачей Павловской станции, в ее коллекции есть десятки сортов, авторами которых являются ее сотрудники. Как рассказал Леонид Бурмистров, сотрудник отдела генетических ресурсов плодовых культур, проработавший на станции более 40 лет: «Мы не являемся селекционным учреждением. Мы хранители генетических ресурсов. Мы работаем с исходным материалом. Однако в рамках этой работы проводятся скрещивания, чтобы узнать потенциал исходного материала. И иногда появляется нечто интересное. Таким путем были выведены сорта и жимолости, и калины, и других культур. Но задачи такой, именно селекционной, у нас нет. Но нам удается сделать то, что другим учреждениям не удается — именно за счет разнообразия исходного материала, за счет отдаленных скрещиваний». Так, например, сорт земляники «Фестивальная», выведенный на Павловской станции, более полувека был лидером по культивированию в нечерноземной полосе России.
Сотрудники станции активно сотрудничают не только с российскими, но и с зарубежными селекционерами. По словам директора станции, к ним регулярно обращаются за различными сортами, культурами, которые находятся в коллекции, и всегда их получают. «Вот последний раз полтора месяца назад живой пример — французы приехали, пришли на коллекцию декоративных многолетних культур, нашли сорт флокса, который у них утерян, во всей стране его уже нет. Они попросили у нас этот сорт, чтобы у себя смогли снова возобновить его выращивание», — рассказывает Федор Михович. Леонид Бурмистров уточняет, что растения, выращиваемые на станции, активно распространяются и в пределах России, в различные научные центры. «Да и не только научные», — добавляет Михаил Лебедев, директор Павловского научно-производственного питомника ВИР. Многие сорта со станции выращиваются в монастырях, детских домах. Но всё это составляет лишь малую часть разнообразия Вавиловской коллекции. Разумеется, все это не позволяет полноценно продублировать коллекцию. Для этого нужно то, чего и самой станции катастрофически не хватает, — деньги, площади и систематическая работа многих специалистов. А полное перемещение коллекции, которое не принесет ей ущерба, займет не менее 10-15 лет.
Что же ждет Павловскую станцию в будущем? Этим летом станцию посетили представители Общественной палаты РФ, десятки корреспондентов самых разных газет, журналов и телеканалов, как российских, так и международных. Переломным моментом в судьбе станции стала лаконичная запись в «твиттере» Президента России: «Получил обращение Общественной палаты по поводу Павловской станции. Дал поручение разобраться». После этого на станции побывали представители Счетной палаты и, обнаружив коллекцию на месте, дали рекомендацию отложить аукцион. В фонде РЖС этому совету последовали, и, согласно объявлению на их сайте, на момент написания статьи аукцион отменен. Однако история еще не закончилась. По заявлению генерального директора фонда Александра Бравермана телеканалу «Россия», пока не доказано, что на участках действительно находятся ценные образцы растений. И для принятия окончательного решения это должно быть подтверждено независимыми экспертами, не связанными ни с одной из структур Россельхозакадемии. Интересно, что про необходимость неаффиллированности экспертов с самим фондом РЖС он не упомянул.
Что ж, если это будут действительно независимые и компетентные эксперты, то можно быть уверенным, что коллекция не погибнет. Но, к сожалению, независимость экспертизы — не самая сильная сторона российского научного сообщества, даже когда речь идет о меньших деньгах. Однако будем надеяться на лучшее, так как произошедшая мировая огласка сужает возможности для подтасовок в экспертизе.
Но даже при благоприятном стечении обстоятельств никто не гарантирует, что через несколько лет новые попытки уничтожить коллекцию и застроить земли станции не будут успешными. Ни коллекции, ни самой станции к тому времени может не остаться. По одной простой причине: будучи подразделением института Россельхозакадемии, она вынуждена разделить судьбу всей российской науки. А судьба эта по большей части незавидна. К сожалению, коллекции присуща еще одна уникальность, о которой с печалью говорил Леонид Бурмистров: «Да, наша коллекция уникальна не только своим содержанием, но, к сожалению, и тем, что это единственная коллекция генетических ресурсов растений, которая не имеет полного обеспечения от государства. Везде в развитых странах мира подобные коллекции считаются стратегическими объектами, запасом от голода. Стоимость поддержания их очень велика — например, в США на поддержание одного образца в год тратится 100 долларов. Если это экстраполировать на 6000 образцов, что есть на станции, получается, что нам выделяется 1/180 от требуемой суммы. Ну и как можно поддержать коллекцию на эти деньги?!».
Зарплата сотрудников станции не превышает 4-6 тыс. руб. при средней зарплате по региону более 25 тыс. Рабочие, лаборанты и другие технические работники, естественно, не хотят работать за такие деньги. И их роль вынуждены брать на себя сами научные сотрудники с ученой степенью, авторы многочисленных сортов. Они вынуждены сами делать всю техническую работу — вскапывать участки, пропалывать, поливать. Это они делают в то самое время, которое в соответствии со своей квалификацией могли бы посвятить изучению и расширению коллекции. Лишь недавно удалось набрать сторожей на охрану участка.
Всего на станции — порядка 10 сотрудников, что бесконечно мало для такой территории и такого разнообразия растений. Это очень увлеченные своим делом люди. Недаром директор станции Федор Михович неоднократно сравнивал растения с предметами искусства, а Вавиловскую коллекцию растений — с коллекцией картин Эрмитажа. Но, к сожалению, большинство сотрудников уже немолодые люди. Они не бросят коллекцию, пока живы сами. Но молодых квалифицированных кадров, которые смогут прийти на смену, ждать при сохранении текущей ситуации не приходится. Поэтому сохранение в собственности станции участков, на которых расположена коллекция, что является центральной задачей на настоящее время, — это лишь первый шаг к ее спасению.
Мария Логачева,
канд. биол. наук,
младший научный сотрудник
НИИ физико-химической биологии МГУ,
Алексей Пенин,
канд. биол. наук,
старший научный сотрудник
кафедры генетики биологического факультета МГУ