После смерти родителей и первого мужа Н. стала собственником трехкомнатной квартиры. Ее сын потребовал размена жилплощади, в результате чего Н. переехала в двухкомнатную квартиру, а сын приобрел комнату в коммунальной квартире. Средств к существованию у сына не было, он продал свою комнату, прописался у матери и вскоре пропил полученные деньги. К этому времени в квартире Н. поселился ее второй муж — человек веселый, шумливый, исполненный разнообразных планов разбогатеть (продажа детского питания, биологических добавок, самодельных спиртных напитков и пр.), но пропивавший все взятые в долг и предназначенные для «бизнеса» деньги. Единственным надежным кормильцем семьи была сама Н., не брезговавшая никакой работой — продажей овощей и фруктов, уборкой в игровом зале и сортирах, уходом за детьми сотрудниц рынка и торгового центра.
При этом муж и сын вовлекали Н. в пьянство, не забывая отнимать у нее заработанные тяжелым трудом деньги. Когда сын привел в дом сожительницу, претензии к Н. возросли: теперь от нее требовали не только денег и водки, но и очередного размена квартиры — сыну нужна была отдельная площадь. Ее били, выгоняли из дома, нередко она ночевала у знакомых или в подворотне. Однажды после очередной выволочки и переохлаждения она простудилась, заболела пневмонией, с трудом добралась до дома директора торгового комплекса, предоставлявшей ей временную работу, и, не дождавшись скорой медицинской помощи, умерла от отека легких и сердечной недостаточности.
Муж и сын, претендовавшие на квартиру Н., были поражены, узнав, что Н. в отместку за постоянные издевательства завещала свою квартиру пятилетней внучке директора торгового центра, интересы которой при нотариальном оформлении завещания представлял отец ребенка.
Если раньше наших людей портил «квартирный вопрос», то теперь к этим «заморочкам» присоединились трудности, связанные с необходимостью распорядиться своей собственностью, основной формой которой стало приватизированное жилье. Особенно сложно это делать одиноким людям преклонного возраста и лицам с психическими нарушениями, у которых снижены критические и прогностические способности.
Многочисленные риэлтерские фирмы и учреждения, занимающиеся покупкой и продажей недвижимости, заинтересованы в выгодном для них самих оформлении сделок по купле-продаже квартир и не обращают внимание на конкретную ситуацию и психические особенности совершающих сделку сторон.
Впрочем, это еще можно понять. Но ведь и нотариусы, проверяющие личность и удостоверяющие дееспособность сторон, как правило, не интересуются медицинскими критериями дееспособности, даже если их клиенты — инвалиды, алкоголики или престарелые. В тех редких случаях, когда нотариусы просят психоневрологические диспансеры дать справку о возможности заключения гражданином той или иной сделки, психиатры не выясняют особенности конкретной ситуации и личные причины сделки и дают такое же формальное заключение о дееспособности, как и нотариусы.
Социальные работники, осуществляющие уход за инвалидами и престарелыми, вообще не участвуют в оценке целесообразности и справедливости совершаемой сделки. Не удивительно, что такого рода сделки (дарение, купля-продажа квартиры, договор ренты с пожизненным содержанием) часто оспариваются и при жизни участников сделок, и -тем более — после их смерти.
В таких спорных случаях по решению суда проводится очная или заочная (посмертная) судебно-психиатрическая экспертиза. Экспертам предоставляются для анализа материалы гражданского дела, — но в них практически отсутствуют какие-либо сведения о личности совершившего сделку человека с психическими нарушениями, его биографии, образовании, связях с родственниками и пр.
Суды по гражданским делам не располагают штатом судебных следователей и возлагают предоставление доказательств по делу на заинтересованные стороны. Последние же нередко либо утаивают, либо искажают (подделывают) необходимые для экспертизы медицинские документы и «договариваются» со свидетелями, показания которых часто противоречат друг другу, не соответствуют медицинским данным и материалам гражданского дела. В подобных обстоятельствах экспертные заключения недостаточно обоснованы, а решения суда лишены объективности и доказательности.
Масштабы таких нарушений прав и законных интересов больных и ущербных людей столь значительны, что для их пресечения требуются неотложные организационные меры и создание институтов общественного контроля. Для этого необходимо создание независимых благотворительных организаций, заинтересованных в оказании правовой, психологической и социальной помощи инвалидам и лицам с психическими нарушениями, высказывающим намерение совершить ту или иную сделку с недвижимостью. В случаях, если сделку с недвижимостью намерен совершить инвалид, человек преклонного возраста, лицо, злоупотребляющее алкоголем или наркотиками, человек с психическими расстройствами, нотариусов следует обязать принимать во внимание медицинские критерии дееспособности (наличие или отсутствие психического расстройства, лишающего человека при данной сделке способности понимать значение своих действий и руководить ими) данного лица с подробным описанием не только психического состояния, но и бытовой ситуации, биографических данных, семейных отношений и причин, побудивших его к совершению данной сделки.
Для оценки конкретной ситуации, приведшей к намерению заключить данную сделку, следует привлекать социальных работников и функционеров благотворительных организаций. Сбор необходимых медицинских и иных документов для проведения судебно-психиатрической экспертизы по гражданским делам должны проводить не заинтересованные стороны, а судебные работники. При проведении заочных (посмертных) судебно-психиатрических экспертиз в судебном заседании должен принимать участие психиатр-эксперт или психолог, которому федеральный судья может предоставить возможность получить необходимые сведения о биографии и личности подэкспертного.
И, наконец, экспертная работа, так же как и судебное расследование, должна быть максимально гласной; в ней (с согласия суда) должны иметь право участвовать имеющие соответствующие познания и квалификацию представители сторон.