В начале декабря в Швеции прошли торжественные мероприятия, связанные с вручением самых престижных научных премий — Нобелевских. В этом году лауреатами премии по физике стали Андрей Гейм и Константин Новоселов, «за революционные эксперименты с двумерным материалом графеном». Своими впечатлениями с читателями ТрВ-Наука делится Михаил Кацнельсон, доктор физ.-мат. наук, профессор Университета Радбоуда (Нидерланды).
— Побывав на Нобелевской неделе в Стокгольме, как бы Вы сформулировали основную суть происходившего: это просто праздник, или это уже в основном традиция, или Неделя проводится для достижения каких-то целей? То есть в чем смысл Нобелевской недели?
— Это, конечно, прежде всего традиция. Традиции, в том числе, Нобелевские, очень важны для науки (здесь я везде буду говорить только о естественных науках, о science, никакого внятного мнения по поводу премий по литературе, экономике и премии мира у меня нет). Они подчеркивают, что развитие науки -это процесс достройки и совершенствования уже существующего здания (профессионалы-естественники, в отличие от философов и социологов науки, обычно очень не любят разговоры про «научные революции» и «смену парадигм»). Нобелевские премии напоминают, что физика, которой мы занимаемся сейчас,- это та же наука, которой занимались Рентген, Лоренц и последующие лауреаты. Они задают планку, образцы для сравнения. Ну, и кроме того, это просто красиво.
Нобелевские лекции, как правило, очень интересны и очень важны, особенно для научной молодежи. На меня, когда я был студентом и потом молодым научным работником, огромное впечатление произвели, например, Нобелевские лекции Фейнмана и Фила Андерсона, из них я очень много понял про главное — что из себя представляет наука, которой я собираюсь заниматься.
Наверняка есть и какие-то другие цели, но мне о них не известно.
— Что Вас больше всего поразило, как гостя? Что запомнилось?
— Что у нас нашлось время пообщаться и поговорить и с Андреем (Геймом), и с Костей (Новоселовым). Учитывая, как их дергали во все стороны, на это я уж совсем не рассчитывал.
Запомнилось все. Удивительная неделя, удивительная атмосфера.
Ах, да. Вино еще было на банкете хорошее, особенно сотерн.
— Насколько необычно ощущение столкновения с миром высшего света, если оно вообще сильно чувствуется (фраки, Гранд-отель, короли и королевы)? Что происходит при контакте ученых с людьми из высшего общества? Есть ли в этом смысл?
— Ну, с королевской семьей общались лауреаты, я только издали видел, как Костя оживленно беседовал со шведской королевой. Сам я впервые в жизни пообщался с дипломатами, включая нидерландского посла в Швеции (был прием в посольстве в честь Андрея, который, как известно, гражданин Нидерландов). Очень необычное ощущение. Люди как люди, вполне можно интересно и непринужденно беседовать. Так что мы не одиноки во Вселенной, есть разумная жизнь и за пределами университетского комьюнити.
Про смысл не знаю. Потренировался в искусстве светской беседы. Это всю жизнь для меня большая проблема.
В Гранд-отеле жить хорошо, чего уж там. Я потом в Упсалу поехал, по работе, пишу эти строки в номере отличного упсальского отеля. И чувствую, что чего-то все-таки не хватает. Человек — та еще скотина. К хорошему мгновенно привыкает.
Фрак надевал первый раз в жизни. Мне понравилось. Очень удобная одежда. И красиво, когда все мужчины во фраках. Профессорские тоги, которые часто используются в Нидерландах, скажем при защитах диссертаций, мне, пожалуй, меньше нравятся.
И еще понравился сервиз на Нобелевском банкете. Благородный такой фарфор. Специально сделанный. С золотой каемочкой.
— Наверняка не обошлось без курьезов. Что курьезного происходило или обсуждалось на Нобелевской неделе?
— Даже не знаю. Вот, например, Андрей удивил сообщением, что нидерландская королева (или ее помощники), видимо, пользуется Википедией. Их с Костей недавно наградили в Нидерландах, и в сопровождающих бумагах к ордену у Андрея указана неправильная дата рождения. Взята из Википедии. Последние времена настали, однако.
Обсуждалась (не знаю, курьез это или нет) появившаяся как раз во время Нобелевской недели статья Уолта де Хеера [1] о том, как на самом деле был открыт графен (между прочим, Андрей произнес замечательную Нобелевскую лекцию о предыстории и истории графена, я был очень впечатлен). Ну, что скажешь. Он (де Хеер — Прим. ред.) действительно сделал кое-что существенное в этой науке, люди занимаются изучением «его» эпитаксиального графена на карбиде кремния, и перспективы применений есть, но такое впечатление от статьи, что человек искренне не понимает разницу между законченной научной работой и туманными соображениями «про все этакое». Как говорил Д. И. Менделеев, «сказать-то все можно, а ты поди, продемонстрируй».
А вот еще. Когда представитель Нобелевского комитета представлял лауреатов по физике, он упомянул об удивительном свойстве графена — будто бы однослойный метровый графеновый гамак выдерживает вес кота. Мы с Пако Гинеа (Франсиско Гинеа, профессор Института материаловедения в Мадриде) заинтересовались этой задачей и сделали какие-то простые оценки по порядку величины, а потом примкнувший посредством емейла Миша Фоглер (Михаил Фоглер, профессор университета Калифорнии в Сан-Диего) решил задачу аккуратно, со всеми численными коэффициентами. Но ответ не очень понятен: от точной формы гамака и от способа усаживания кота зависит. Вот хомячка точно выдержит, а носорога — точно нет. Так что, пожалуйста, вот такое неожиданное применение графена — гамаки для хомячка делать. Не, ну а чё? Делают же коврики для мышки.
— Удалось ли пообщаться с интересными гостями, с которыми вы раньше не встречались? Например, с учеными из других областей. Вообще, насколько интенсивно происходит «горизонтальное» общение ученых на этом мероприятии?
— С удовольствием пообщался с интересными гостями, которых раньше не видел, с дочками-двойняшками Кости Новоселова. Даже помог один раз коляску по ступенькам поднять.
А так, в основном, общался всё-таки с коллегами. Почти все ведущие физики, работающие в области графена, были в Стокгольме. Ну и я работал просто довольно много, статью очередную по физхимии графена дописывал с Данилом Бухваловым. Помимо посещения всяких мероприятий. Немного погулял по Стокгольму, я ведь жил в Швеции несколько лет до Нидерландов, приятно было вспомнить. Сказочно красивый город, и настоящая зима. Пахнет зимой. В Нидерландах, даже если и снег, запаха этого нет. Слишком влажно, что ли.
Так что лично я горизонтально совсем не общался. Не знаю, насколько я в этом смысле типичен или не типичен.
— На «графеновую» премию приехало много специалистов в этой области. Была ли польза от общения специалистов в такой обстановке?
— Да, мы, например, с Пако Гинеа замечательно поработали. Я не про кота в гамаке, это так, шалость. Мы оба ужас какие продуктивные, когда встречаемся где-нибудь (предпоследний раз это было в Пизе в сентябре), потом небольшой информационный взрыв обычно происходит. И в этот раз интересно пообщались. Скоро еще чего-нибудь напишем вместе.
— В блогосфере активно обсуждали речь Андрея Гейма. Не могли бы Вы кратко пересказать ее основные пункты и высказать свое мнение о ней?
— Ну, речь чего пересказывать. Вот, смотрите и слушайте на YouTube [2]. Я был ошеломлен. Не ожидал совершенно. Обычно содержательных заявлений в таких ситуациях люди не делают, шаркают ножкой, благодарят и кланяются, и всё. А тут…
Застряли в памяти с детства, из школьного курса истории, стихи Бехера про Лютера (учительница цитировала, наверное):
О торге отпущеньями, грехе
Лжеверия, налогов непосильи
Открыто было сказано в листке,
О чем украдкой дома говорили.
Вот какое-то такое ощущение было. Все всё понимают — и про полное уравнивание в правах квалифицированных и неквалифицированных мнений, и про политиканство и лоббирование в науке, и про то, что искусство презентации стало важнее сути, и про евробюрократов, про совершенно безумное распределение денег на научные исследования… Но чтобы вот так, битым словом, на весь мир… Да еще особо не выбирая выражений… Нобелевская премия там или не Нобелевская, а за такое, знаете, можно и партбилет на стол. Идиоты не любят, когда им говорят про идиотократию. Андрей — очень, очень смелый человек.
По форме — у меня есть пара мелких замечаний, но даже обсуждать это неохота. Неуместно. На следующее утро не выдержал, подошел к Андрею и выразил свое восхищение. Хотя вообще-то у нас с ним тон разговоров, если не по науке, принят довольно ернический. Но тут просто нельзя было не поддержать совершенно прямо, безо всяких ужимок и оговорок.
— Каково Ваше впечатление от выступлений других лауреатов, от нобелевских лекций?
— Другие речи, я бы сказал, соответствовали канону (там было по одной речи от физики, химии, литературы и экономики, лауреат по медицине не присутствовал). Вот они как-то соответствовали ожиданиям. Гладко, элегантно и совершенно не запомнилось.
Нобелевские лекции я слушал только по физике. Андрей говорил о предыстории графена, о своей собственной научной траектории и закончил статьей в Science 2004 года, которая, собственно, и удостоена Нобелевской лекции. А Костя рассказывал о нынешнем состоянии этой науки и о перспективах приложений. Замечательные лекции. Ну, все же для меня там было меньше нового, чем для среднестатистического слушателя, но, по-моему, и для тех, кто ничего об области этой не знал, должно быть понятно, поучительно и интересно. Они отличные популяризаторы помимо всего прочего. Далеко не всегда это следует из высочайшего научного класса, это отдельный талант.
— В итоге, какой останется у вас в памяти неделя в Стокгольме?
— Ну, что тут скажешь. Редко кто (если он случайно не шведский академик) имеет возможность поучаствовать в Нобелевской неделе больше, чем один раз за всю жизнь. Нужно было съездить, посмотреть. Основное, конечно, чувство — я очень рад за моих друзей и коллег и за признание нашей области науки в целом. И по-человечески все было совершенно замечательно. Хорошая память останется, очень хорошая.
Вопросы задавал
Сергей Попов