Недавно молодые ученые написали открытое письмо президенту РФ Дмитрию Медведеву. Они попросили главу государства отменить пресловутый 94-ФЗ, который чрезвычайно усложняет занятия наукой в России. До этого более двух тысяч исследователей подписали обращение к президенту с призывом сохранить научные фонды РФФИ и РГНФ. Еще раньше было письмо ученых, работающих за границей, — они описали текущую ситуацию в российской науке словом «катастрофическая» и предложили ряд мер по ее улучшению.
Иногда власти официально отвечают на эти письма, а иногда реагируют на крики ученых о помощи «по-тихому». То есть что-то происходит — чиновники встречаются с инициативными группами исследователей, выслушивают их предложения и, возможно, даже как-то учитывают их при разработке реформ. Но «наружу» информация о подобном взаимодействии зачастую не прорывается. И в итоге у людей, наблюдающих за борьбой ученых с системой, может сложиться впечатление, что многочисленные открытые письма адресуются в никуда и не имеют никакого эффекта. Наблюдатели с фантазией даже могут представить себе, что именно происходит с обращениями, которые попадают внутрь кремлевских стен. Например, они могут вообразить вот такую картину…
Россия, Москва, 2111 год, ранее весеннее утро. Место действия — кабинет президента России, расположенный на 118-м этаже новой башни, построенной одной влиятельной нефтедобывающей компанией на Красной площади. Президент сидит за своим столом и мрачно смотрит на новый «Макбук» с нанометровым экраном. Он боится включить компьютер и открыть свой почтовый ящик, «Твиттер», «Фейсбук», ЖЖ и социальную сеть «Однопартийщики». Он уже знает, что он там увидит. Так же, как вчера, позавчера и даже на прошлой неделе (несмотря на то, что еще не закончились десятидневные каникулы в честь дня символики Государства Российского), там будут сотни открытых писем.
Президент вздохнул. Ведь было же время, когда у народа еще не появилось дурацкой привычки обращаться к президенту по любому вопросу, как будто президент — это Дед Мороз. Вот вчера, например, рабочие с завода АвтоВАЗ написали, что требуют перевода инструкций по сборке машин с корейского на русский. «А как я могу это сделать? — подумал президент. — Я, конечно, написал об этом корейскому президенту в «Твиттер» (и заодно запостил давно обещанную фотографию своей кошки), но он пока не ответил». Или еще, вот, от господ полицейских открытое письмо пришло — жалуются, что в Москве все автомобилисты теперь с мигалками ездят и никто не останавливается даже на красный сигнал светофора, не то что уж на взмах палочки. Приходится стражам правопорядка иногда даже живой щит устраивать из собственных же полицейских машин. Да и те не собрать — половина занята в услуге «полицейское такси».
А видеообращения? На «Ю-тубе» уже ничего и найти нельзя, кроме них. Вводишь например, «Deep Purple», а тебе первым делом вылезает ролик с жалобами каких-то хитрых сексуальных меньшинств, которым запрещают венчаться в храме Христа Спасителя.
Сначала все эти обращения и бесконечные открытые письма президенты смотрели и читали лично — ну, интересно же, что еще граждане выдумают! Бывало, проглядят, посмеются — и забудут. Но когда ежедневное число обращений перевалило за два десятка, стало понятно, что надо что-то с ситуацией делать. А иначе это ж времени на работу вообще не остается. Сначала назначили специального ответственного в администрации президента, который народное творчество просматривал, а самые удачные экземпляры размещал во внутренней кремлевской локальной сети. Но потом этот служащий неожиданно сбежал в Лондон, и стало ясно, что доверять разбор посланий от россиян одному человеку ненадежно.
Тогда было создано специальное ведомство по открытым письмам и видеообращениям. Сначала в нем было 35 сотрудников, но потом пришлось расширить штат до четырехсот. Служащие новой конторы отсматривали весь поступающий материал, сортировали его по группам (врачи, уехавшие врачи, эффективные менеджеры, опальные губернаторы, накануне уволенные из органов полицейские и др.). На каждое обращение в зависимости от его типа отправлялся ответ вида: «Уважаемый (-ая, -ие) такие-то, Ваше видеообращение (открытое письмо, пост в блоге) принято к рассмотрению, номер заявки — 54678/нн-011И. Спасибо за внимание».
С созданием новой структуры стало чуть-чуть полегче, но потом начались проблемы. Сначала известный блогер Отвальный уличил работников ведомства в коррупции, отмывании средств и махинациях (лучшие ролики за деньги продавались продюсерам всех 56 федеральных каналов, которые верстали из них репортажи из глубинки). Затем руководитель ведомства заявил о своих политических амбициях и даже пригрозил принять участие в следующих президентских выборах через 24 года. Ну и, наконец, закончилось всё появлением креативного ролика, в котором сотрудники ведомства под песню известной поп-группы рассказывали о том, как они проводят время на работе. Ролик кто-то слил в Интернет, и главе правительства даже пришлось пообещать ввести цензуру на «Ю-тубе», чтобы больше туда не попадало такое безобразие.
Президент еще раз вздохнул. Напротив окон его кабинета арт-коллектив «Мирный атом» разворачивал большой плакат «Пора что-то менять» с портретами президента и премьера и двумя стрелочками между ними. Глава государства потянулся к кнопке и включил компьютер.
Хочется верить, что ситуация выглядит не так, как описано выше. Но для того, чтобы подкрепить эту веру, необходимо больше акцентировать внимание не на самих письмах, а на том, какой эффект они производят, какие именно шестеренки государственной машины начинают вертеться чуть-чуть иначе после публикации обращения. Наверно, этот призыв относится в первую очередь к журналистам, которые освещают ситуацию в российской науке. Но авторам писем тоже бы следовало как-то активизировать свои контакты с прессой не только во время публикации писем, но и после. Может быть, тогда желаемого результата удастся достичь быстрее.