При всем обилии мемуарной и биографической литературы фигура Льва Гумилёва остается загадочной. Загадочным остается его полное небрежение научными методами и принципами в большинстве работ — они начисто отсутствуют. Поэтому научное сообщество России его не признает, хотя он бешено популярен вне науки. Загадочным остается его теперь уже несомненный антисемитизм. Это был болезненный факт для многих его друзей.
Анна Ахматова винила во всем советскую власть и лагерь. Возлюбленная ее сына Эмма Герштейн (2006: 351)1 вспоминает:
«Мы видели на протяжении многих лет человека, носящего имя Лев Николаевич Гумилёв, но хотя мы продолжали называть его Лева, это был не тот Лева, которого мы знали до ареста 1938 года. Как страдала Анна Андреевна от этого рокового изменения его личности! Незадолго до своей смерти, во всяком случае в последний период своей жизни, она однажды глубоко задумалась, перебирая в уме все этапы жизни сына с самого дня рождения, и наконец твердо заявила: Нет! Он таким не был. Это мне его таким сделали». И в другом месте: «Ее поражал появившийся у него крайний эгоцентризм. «Он провалился в себя», — замечала она, или: «Ничего, ничего не осталось, одна передоновщина»» (2006: 387). Передонов — герой повести Сологуба «Мелкий бес», тупой провинциальный учитель, соблазняемый бесами. Гумилёв не только предостерегал православную Русь от еврейской опасности, но и много говорил о бесах (об этом вспоминает священник отец Василий — 2006: 308).
Воздействие лагеря на образ мышления Л. Н. я выделил в своей критической статье 1992 г. («Нева», 4), предположив, что он был лагерной Шехеразадой, «толкая романы» уголовникам, и привычка подстраиваться под интересы своей лагерной публики повлияла на форму и содержание его сочинений, придав направленность его учению. Эта догадка вызвала возмущение у многих ярых приверженцев Гумилёва. Он не мог быть Шехеразадой! Он был пророком и учителем, вождем!
Судить об этом трудно. Гумилёв оставил очень мало сведений о своей лагерной жизни. И это само по себе тоже загадочно. «Почти четверть века посчастливилось мне дружить со Львом Николаевичем и учиться у него — говорил Савва Ямщиков (2006). — Беседы наши были доверительными и открытыми. И только двух страниц своей труднейшей жизни ученый никогда не касался: страданий узника ГУЛАГа и отношений с матерью». Отношения с матерью — понятно, не для чужих. Открывались только близким. Конечно, лагерь — тяжелая тема для воспоминаний, но многие пишущие считают своим долгом и облегчением души поведать людям эту страшную быль. А Гумилёв — признанный мастер слова, красочно описывающий прошлые века и дальние страны, другие народы и всякую экзотику. Он побывал в этом экзотическом мире лично, всё видел, испытал, способен рассказать всем. И молчит. Шаламов, Солженицын, Губерман, Разгон, Гинзбург, Мирек и бездна других выживших узников — все пишут, рассказывают, негодуют, обличают. А Гумилёв молчит. Молчит не только в печати. Многие мемуаристы отмечают, что он и устно почти никогда не рассказывал о своем лагерном житье-бытье. Никому.
Обычно не желают вспоминать этот отрезок своей жизни те, кто был категорически недоволен собой в этом покинутом ими мире, для кого унижения лагерного быта не остались внешними факторами, а обернулись утратой достоинства, недостатком уважения среды. В лагере, где основная масса — уголовники, всё сообщество четко делится на касты. В верхнюю касту попадают отпетые уголовники и «авторитеты». В среднюю, в «мужики», — вся серая масса. В нижнюю касту, касту «чушков», беспросветная жизнь которых полна унижений, избиений и бедствий, попадают слабые, жалкие, смешные, интеллигенты, больные, неопрятные, психически неустойчивые, нарушившие какие-то законы блатного мира. Они ходят в отребье, едят объедки, ждут тычков и пинков отовсюду, жмутся по углам. Спят воры на «шконках» первого яруса, мужики — повыше и на полу, чушки — под шконками или под нарами. Там есть известное удобство (изоляция, укрытность), но место считается унизительным, а в мире зэков престиж, семиотичность очень много значит.
Я не стану сейчас подробно описывать эту систему — я сделал это в книге «Перевернутый мир».
Не сомневаюсь, что в конце своего многосоставного срока Гумилёв пользовался привилегиями старого сидельца и обладал авторитетом, а если исполнял функции Шехеразады, — то и уникальным положением. Но по моим представлениям, по крайней мере в начале своего прибытия в лагерь молодому Гумилёву пришлось неимоверно плохо. Он должен был по своим данным угодить в низшую касту. Сугубый интеллигент, в детстве преследуемый мальчишками (2006: 25-27), с недостатками речи, картавый (сам иронизировал, что не выговаривает 33 буквы русского алфавита). Характер вспыльчивый, задиристый, тяжелый, неуживчивый (2006: 121; 265), «любил препираться в трамвае» (2006: 331) — именно такие попадали в чушки. Его солагерник по последнему сроку А. Ф. Савченко (2006: 156) вспоминает, что физические данные у Гумилёва были очень невыгодные для лагеря: «Комплекция отнюдь не атлетическая. Пальцы — длинные, тонкие. Нос с горбинкой. Ходит ссутулившись. И в дополнение к этим не очень убедительным данным Гумилёв страдал дефектом речи: картавил, не произносил буквы «р»… Кто картавит? Из какой социальной среды происходят картавые?» Савченко отвечает: дворяне и евреи. Обе прослойки чужды уголовной среде.
Савченко подчеркивает, что в этот срок, «несмотря на такой, казалось бы, внушительный перечень неблагоприятных свойств, Гумилёв пользовался среди лагерного населения огромным авторитетом. Во всех бараках у него были хорошие знакомые, встречавшие его с подчеркнутым гостеприимством» (там же). Он рассказывает, как вокруг Льва Николаевича собирались многолюдные кружки слушать его истории (функции Шехеразады). Но всё это потому, что как раз перед последним лагерным сроком политических отделили от уголовников, «благодаря чему жизнь в лагере стала сравнительно сносной». А до того? «То был кошмар» (2006: 167, также 157). Но когда уголовники всё же оказывались в одном лагере с политическими, возникали эпизоды, подобные описанному тем же Савченко (2006: 168-172): «Рябой с ребятами бьет там жидов», а этим «жидом» оказался Л. Н. Гумилёв.
Есть и прямые свидетельства о деталях быта, которые вписываются в эту реконструкцию. О своем открытии пассионарности Гумилёв рассказывал так:
«Однажды из-под нар на четвереньках выскочил наружу молодой с взлохмаченными вихрами парень. В каком-то радостном и дурацком затмении он вопил: «Эврика!» Это был не кто иной, как я. Сидевшие выше этажом мои сокамерники, их было человек восемь, мрачно поглядели на меня, решив, что я сошел с ума…» (Варустин 2006: 485). И другим он рассказывал, что «теорию пассионарности придумал, лежа в «Крестах» под лавкой»). Проговорился Л. Н., определил свое положенное место в камере — под нарами, под шконкой.
О раннем сроке Гумилёв сам вспоминает, что к 1939 г. совсем «дошел», стал «доходягой». В Норильлаге зимой 1939/40 г. с ним сидел Д. Быстролетов, который поместил свои воспоминания в «Заполярной правде» (23 июня 1992 г.). Быстролетову нужно было подыскать себе помощника, чтобы вытащить из барака тело умершего. Один зэк растолкал доской спящего под нарами доходягу, это оказался Гумилёв. У Быстролетова сложилось впечатление, что Гумилёв имел «унизительный статус чумы», шестерки. Он, видимо, регулярно подвергался обычным унижениям этого люда. Быстролетов описывает его как предельно ослабевшего, беззубого, с отекшим лицом, этот доходяга еле двигался и с трудом произносил слова, был одет в грязную одежду. Никаких вещей у него не было.
Воспоминания Быстролетова некоторые подвергают сомнению, поскольку тот сам был до ареста чекистом (разведчиком), но воспоминания эти очень реалистичны и согласуются со всем остальным, что мы знаем об этом периоде жизни Гумилёва. Для Гумилёва это было особенно тяжело, потому что дворянская честь, уважение среды и сознание своей высокой миссии были его природой. Контраст самосознания со своей неспособностью противостоять гнусной реальности был для него особенно катастрофичен.
Этот период неизбежно должен был наложить отпечаток и на последующие, когда положение Гумилёва улучшилось, когда он освоил статус Шехеразады и добился внимания и уважения солагерников, да и солагерники стали другими. Зэк низшей касты никогда полностью не переходит в верхнюю ни в глазах окружающих, ни в собственном самоощущении. Сбросить это наваждение он может только со всем антуражем лагеря, откинув лагерь как кошмарный сон. Поэтому люди этого плана стараются не вспоминать лагерную жизнь, гонят от себя эти кошмары, очищают память, чтобы выздороветь от лагеря.
Однако необратимые изменения психики почти неизбежны, остаются после лагеря. У тех, кто выдержал испытания и завоевал уважение среды, не оказался внизу, воздействие лагерного прошлого может быть укрепляющим — он выходит из лагеря если не добрее, то сильнее, чем туда был взят. Те, кто был сломлен, кто не выдержал ужасных тягостей, не сумел отстоять свое достоинство в злой среде, навсегда ушиблены лагерем, у них изменилось общее отношение к людям — стало отчужденным и недоверчивым, самооценка стала нуждаться в постоянном подтверждении, самолюбие стало болезненным. Эти люди постоянно ищут, на чем бы показать свое превосходство над другими — в ход идет всё: опыт, вера, национальность, пол…
Большой поклонник Гумилёва и Ахматовой, М. М. Кралин (2006: 444) вспоминает, как впервые увидел Гумилёва на заседании Географического общества 22 января 1971 г., где Гумилёв председательствовал, а доклад делала Нина Ивановна Гаген-Торн. Она — «такая же старая, матерая лагерница, как и он, сидя на сцене, прихлебывала маленькими глоточками кофе из маленькой чашки и невозмутимо отвечала на яростные филиппики возражавшего ей по всем пунктам Льва Николаевича… В кулуарах Нина Ивановна говорила, что лагерь по-разному действует на человеческую психику, что у Льва Николаевича в этом смысле хребет перебит на всю оставшуюся жизнь. Но, кажется, он и сам этого тогда не отрицал».
Я думаю, что всё то, что распространяется по России под названием гумилёвского учения об этногенезе, не имеет ничего общего с наукой. Это мифы, сотворенные в больном сознании чрезвычайно одаренного человека под воздействием чудовищных обстоятельств его трагической жизни. Ненаучность этих талантливых произведений, абсолютно ясную всем профессионалам, он не видел и не понимал.
Между тем, в некоторых своих работах он был действительно замечательным ученым, сделавшим великолепные открытия, — это работы о циклических изменениях путей циклонов и влиянии этих изменений на жизнь и историю населения Евразии. Если бы он сосредоточился на этих явлениях, возможно, он был бы гораздо менее заметен в массовом сознании, но значительно более авторитетен в научном мире.
Фото с сайта gumilevica.kulichki.net
1 Многие воспоминания цит. по сб.: Воронович В.Н. и Козырева М.Г. 2006. «Живя в чужих словах…»: Воспоминания о Л.Н. Гумилёве. Санкт-Петербург, Росток.
Адресую Фирсову и Денни.
Господа, разве Вы не читали комменты выше? Прочтите их и ответы на них. Вам все станет ясно. Мне искренне Вас жаль, что Вы потратили время и нервы. Статья Клейна просто не заслуживает никакого внимания по причинам Вами же изложенным. Неужели Вы думаете, что Ваши аргументы и Ваш диалог приведут к чему либо…Напрасно, совершенно напрасно. Статья Клейна, так же как и его ответы на комменты это просто издевательство над здравым смыслом….Игнорируйте, так по крайне мере Вы уменьшите спекуляции Клейна над именем Льва Гумилева…
Владимир:
29.05.2013 в 22:26
«спекуляции Клейна над именем Льва Гумилева»
Можно полюбопытствовать?На каком языке Вы написали эту фразу?Немного похоже на русский,но на русском пишется не так!
Владимир: 29.05.2013 в 22:26 Лично я просто высказал свое отношение к тексту. Ни в коем разе я не стремился автора текста в чем-то убедить. Но высказывать свою позицию надо.
Владимиру, Денни и другим подобным критикам.
Дорогие господа! Спора между нами, по сути, нет. Я апеллирую к логике, фактам, общепринятым определениям. А Вы основываетесь на чувстве, на эмоциях, Вам представляется, что оскорбили Вашу святыню. Вы негодуете и высказываете свое негодование. Что-либо доказывать тут бесполезно.
Вы высказались, я услышал и считаю, что виниться мне не в чем. Трезвые меня поймут.
ЛСК: 30.05.2013 в 8:47 Я совершенно согласен, что спора нет. По крайней мере с моей стороны. Изначально и постоянно моя позиция и мое отношение основаны на этике. Это вообще не вопрос фактов, а вопрос восприятия. Этические границы не зафиксированы в законах, и их восприятие разными людьми неизбежно различается. Я считал и считаю, что при интерпретации фактов Вы перешли этическую границу (как я ее понимаю). Вы считаете, что нет (и это совершенно понятно). Доказывать что-либо кому-либо и пытаться переубеждать тут совершенно невозможно. Можно лишь обменяться мнениями относительно этого вопроса.
Этическая ловушка, в которую Вы попали, заключается в том, что Вы пишете о своем покойном «научном оппоненте» (возможно, термин не вполне верен). Причем сама тема не имеет прямого отношения к «научным» разногласиям.И убежать от этого по ходу дискуссии Вам не удается. Вы постоянно заявляете, что Вы и только Вы основываетесь на фактах, а своих критиков немедленно и без всякого основания обвиняете в том, что они вступаются за своего кумира. Мне, человеку весьма далекому от истории и этнографии (я по образованию физик и по научной специализации биолог), смотреть на это со стороны достаточно смешно.
Примите добрый совет: не стоит обсуждать личную жизнь своих профессиональных оппонентов. Это дурно пахнет. Оставьте эти вопросы людям, которые профессионально нейтральны и могут быть беспристрастны. По крайней мере вы сами будете избавлены от комплексов, которые заставили Вас написать мне, человеку Вам совершенно неизвестному, в утвердительной форме что моя критика данного текста основана не неприятии Вашей деятельности. И не будет недоумений по поводу того, что Вас кто-то может критиковать не из любви к Гумилеву. Удачи!
Физику Денни.
Ваша ошибка заключается в том, что Вы рассматриваете меня только как «научного оппонента» Гумилева. Но я еще и мемуарист, долго знавший покойного (статья в газете была выдержкой из моих мемуаров — более полно эта часть мемуаров публикуется в другом месте), а мемуаристам странно воздерживаться от воспоминаний о личной жизни объекта воспоминаний, коль скоро это не позорные или чересчур интимные подробности. И, наконец, я автор ряда книг по истории науки, а Гумилев — одна из заметных фигур истории нашей дисциплины. Ему, его биографии и творчеству, естественно, уделены главы в моих книгах. В истории же науки сейчас вышел на видное место так наз. антропологический подход, в котором научные свершения увязываются с социальной и личной жизнью ученых, их бытом.
Вам этот подход может быть чужд или неприятен. Это Ваша личная особенность. Но не надо сюда подверстывать этику и читать мне мораль. Не обижайтесь, если в моем представлении Вы попадаете в ту категорию моих критиков, которые движимы именно эмоциями адептов культа, почти религиозного. Таких немало. Возможно, я ошибаюсь, и Вы к ним не принадлежите. Негодуете «не из любви к Гумилеву».
Кстати, я-то Гумилева любил и люблю, и мне больно писать о его недостатках, когда приходится (сюда не относится его лагерный статус — это не недостаток). Но человек он был сложный, и нужно не петь ему осанну, а изучать его объективно и всесторонне. Время на то пришло.
А.Фирсову:
Л.С.Клейн утверждает, что у Л.Н. Гумилева нет ни одного графика, ни одной таблицы, построенных по правилам науки, вычисленных, всё выдумано. Своим утверждением ЛСК вводит читателей в заблуждение.
Обратимся к биоэкологии и конкретно к закону оптимума.
Википедия говорит, что
«Закон оптимума (в экологии) — любой экологический фактор имеет определённые пределы положительного влияния на живые организмы.
Результаты действия переменного фактора зависят прежде всего от силы его проявления, или дозировки. Факторы положительно влияют на организмы лишь в определенных пределах. Недостаточное либо избыточное их действие сказывается на организмах отрицательно.
Зона оптимума — это тот диапазон действия фактора, который наиболее благоприятен для жизнедеятельности. Отклонения от оптимума определяют зоны пессимума. В них организмы испытывают угнетение.
Минимально и максимально переносимые значения фактора — это критические точки, за которыми организм гибнет. Благоприятная сила воздействия называется зоной оптимума экологического фактора или просто оптимумом для организма данного вида. Чем сильнее отклонение от оптимума, тем больше выражено угнетающее действие данного фактора на организмы (зона пессимума). Закон оптимума универсален».
Если я правильно понимаю, то к своей гипотезе пассионарного толчка он применил именно этот закон и получил зависимость пассионарного напряжения от времени.
Этот же закон используют и медики, как ответную реакцию организма на разные факторы среды. Например, зависимость ответной реакции организма от дозы биогенного элемента поступившего в организм.
«Медики, на основе этого закона, разрабатывают нормативные документы и методики.
P 2.1.10.1920-04. Руководство по оценке риска для здоровья населения при воздействии химических веществ, загрязняющих окружающую среду. М., 2004».
Известно, что ионы кальция играют важную роль в функционировании организма. Например, при сжатии мышечной ткани.
Все здорово описано в учебнике:
«Фундаментальная и клиническая физиология: Учебник для студ. высш. учеб. заведений/ Под ред. А.Г.Камкина и А.А.Каменского.- М.: Издательский центр «Академия», 2004.-1072с».
Но как только речь заходит о самом процессе сжатия мышц и энергии, чувствуется неуверенность авторов. При этом авторы, подробно описывая процессы, происходящие на границе раздела «мембрана клетки – внеклеточная жидкость» почему-то пренебрегают таким физическим процессом, как изменение поверхностного натяжения.
Учитывая, что в организме роль ионов кальция бывает не только положительная, но и отрицательная, например, образование патогенных минералов, поэтому благодаря этому явлению можно исключить биологические процессы и рассматривать только физико-химические. Моделируются эти процессы при выращивании кристаллов в гелях.
http://www.engstroy.spb.ru/index_2009_04/goshka_chapter4.pdf
Следует отметить, что вес выпавшего в осадок тартрата кальция отнесенного к единице объема, как в эксперименте, так и при математическом моделировании качественно совпадают. При этом график зависимости веса выпавшего в осадок тартрата кальция отнесенного к единице объема хорошо совпадает с законом оптимума. Даже характерное плато фиксируется. Даже своя зона есть. Зона активного роста.
В том случае, если выпадение осадка тартрата кальция в геле рассматривать как ответ геля на концентрацию ионов кальция, которые поступают в гель из верхнего раствора, тогда расчетная зависимость массы выпавшего осадка МеА отнесенного к единице объема от времени будет полностью совпадать с зависимостью доза – ответ для канцерогенов с беспороговым механизмом действия.
Отсюда можно предположить, что роль биологии в организме это управление физико-химическими процессами. Особо следует отметить, что процесс кристаллизации в гелях начинается с проявления эффекта Ребиндера, т.е. изменение поверхностного натяжения на поверхности каркаса геля, эти изменения приводят к возникновению мощных напряжений внутри геля, а релаксация этих напряжений связана с критическим размером пор, т.е. ряд пор могут образовывать полости. Изменение площади поверхности при образовании полостей связано со свободной энергией Гиббса. Кроме этого эффект Ребиндера обратим. Другими словами, у самих клеток нет механизма для их сжатия и растяжения, но этим свойством обладают поры, образованные этими клетками в плотной упаковке. Эффект Ребиндера в геле четко фиксируется при использовании метода голографической интерферометрии при исследовании процессов зарождения и роста кристаллов.
http://www.engstroy.spb.ru/index_2009_03/goshka_chapter3.pdf
Отсюда можно предположить, что сжатие мышц происходит именно из-за смены поверхностного натяжения на границе раздела мембрана клетки – внеклеточная жидкость. А меняется это поверхностное натяжение на этой границе, по всей видимости, за счет изменения концентрации ионов кальция, которой управляют биологические процессы. Дальше все по А.Г.Камкину и А.А.Каменскому.
Здесь следует отметить, что так называемый пассионарный толчок хорошо моделируется при выращивании кристаллов в гелях. Если в двух одинаковых пробирках дождаться прекращения роста кристаллов, то распределение их количества по глубине геля будет примерно одинаковым. После этого, если одну поместить в ультразвуковую ванну и воздействовать на гель ультразвуком, тогда после этого в этой пробирке начинается дополнительное массовое зарождение кристаллов.
На фотографии по последней ссылке эти пробирки показаны.
Всю вышеизложенную информацию нельзя считать достаточной для подтверждения теории этногенеза Л.Н.Гумилева. Эта информация приведена только для того, чтобы обозначить границы проблемы и того, что под этногенез Л.Н.Гумилев подвел серьезную научную базу, но только опередил время.
Я думаю, что такое научное направление как биоминералогия вначале обоснует биогеохимическую теорию Вернадского, а потом возьмется за этногенез Гумилева.
«Кораго А. А. Введение в биоминералогию. СПб.: Недра, 1992. 280 с».
Поэтому я полностью согласен с рекомендацией ЛСК о том, что читать самого Гумилева надо трезво и глазами ученого, но не с конца, как делают его критики, а с основ, т.е. сначала.
Ну что, А. Фирсов, почитали Л.Л. Гошку и убедились, что у Гумилева все графики и таблицы построены по фактическим данным, про вычислениям и по строгим правилам науки?
Уважаемый Лев Самуилович. Не обижайтесь, но Владимир в чем-то прав. Вы путаете свое отношение к личности Гумилева (простите мою необразованность, но до прочтения «трактатов» Гумилева, точнее даже до переписки с Вами я ничего не знал о личной жизни Гумилева, его родителях, лагерном сроке, его образовании, о том, что он писал стихи, вообще полагал, что он всего лишь однофамилец поэта. Честно сказать, мне и сейчас все это и сейчас малоинтересно) и свое отношение к его «трактату». Я уже говорил — это две большие разницы.
Пишете мемуары — пишите на здоровье. Хотите в одном творении описать сразу и свое отношение к личности с одновременным своим отношением к научному творчеству — Ваше право. Но вот проведение параллелей (уже, извините, график) — это не совсем этично, по крайней мере для пожилого и образованного человека. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»(С). Перефразируя: быть можно лагерным чушкой, сыном поэтом, поэтом и какой угодно личностью, и при этом выдать важную научную гипотезу. Если подход с увязыванием идей автора с его происхождением (личной жизнью, национальностью, физическими или моральными недостатками, сексуальной ориентацией, лагерным статусом, возрастом и т.п.) считается «научным антропологическим подходом», то, извините, мне лично претит такой подход.
А теперь про идею (скажем, только про графики). Научными могут быть и графики, нарисованные без единой реперной точки. Так, графики, выражающие зависимость («поднимающаяся кривая/прямая — возрастающая зависимость», «ниспадающая кривая — убывающая зависимость — уже научные графики). Даже график в виде горизонтальной прямой — уже может быть гениальным открытием — открытием отсутствия зависимости. Например, график зависимости скорости света от скорости движения источника — просто горизонтальная кривая. Но при этом этот график/зависимость — одно из самых выдающихся физических открытий/графиков последнего века, если не тысячелетия. Вроде — миф, а оказалось — открытие. Или взять другой график — над ним сейчас бьются экологи — какова зависимость средней температуры на поверхности земли от содержания озона в верхних слоях атмосферы. Здесь даже построение абсолютно гипотетического графика с прямой зависимостью в первом приближении — уже, если не ошибаюсь, Нобелевская премия. Вроде миф, а 20-ый фреон уже под запретом использования.
А Гумилев очень подробно описал важное общественное явление — пассионарность — очень важный инструмент для анализа динамики развития этносов. Мало того — он построил сложный нелинейный график, который показывает зависимость пассионарности этноса от времени, так, как Гумилев ее видит. Даже то, что этот график в первом приближении есть трапеция (сначала рост, потом почти горизонтальный участок, потом спад) — уже важное научное достижение. И фиг с ним, что в нем нет реперных точек, что на нем нарисованы интуитивно мелкие спады и подъемы, что шкала времени у него спорная. Говорите — миф, но весьма похоже на открытие. Когда Менделеев рисовал свою таблицу, проснувшись после «вещего» сна — он вообще нарисовал таблицу размером 2 на 8 с половиной пустых клеток, но то, что Менделеев элементы начал размещать периодически — главное его открытие. Увидел во сне миф, а тот признан открытием. Вот как-то так. Но, как я понимаю, Вы человек уже сформировавшийся, и убеждать Вас, что пассионарность существует и развивается, что поле человеческих связей в этносе существуют и определенным образом развиваются, что эти связи и пассионарность в этносе развиваются по некоторым кривым, похожим на кривые Гумилева. Кто-то это видит, кто-то не видит. Теории общественного развития проверяются не учеными и анализом прошлого, а возможностью предсказывать будущее. А тут надо брать существующие этносы в разных стадиях и смотреть их будущее развитие — укладываются в теорию Гумилева или нет. Средний период анализа — половина срока существования этноса. Так что ближайшие 600-750 лет должны показать, прав был Гумилев или нет.
Уважаемый Александр Фирсов! Не обижайтесь, но Владимир кругом неправ, а с ним и Вы. Вы, сами того не зная, стали на точку зрения постмодернистского течения в литературоведении и истории, утверждающего, что нет автора, есть лишь его произведение, что незачем рассматривать историю создания и искать, что хотел сказать автор, — в произведении есть только то, что мы из него вычитываем. Ну, и т. д. Это в основном французские постструктуралисты.
А я придерживаюсь традиционного подхода, для которого очень важна история и обстоятельства создания. С нашей точки зрения, произведение нельзя понять по-настоящему без анализа социальной среды и индивидуальных обстоятельств личности автора. Биографические данные автора нужны не только для «оживляжа», но и для глубины понимания. Это касается не только литературы (а произведения Гумилева есть в большой мере литературные произведения), но и для истории науки.
Что касается графиков и вычислений — ну, можно ли так искажать картину? Менделеев перед тем, как сделать свое открытие во сне, работал с реальными вычислениями — с повторяемостью цифр! Отсюда ПЕРИОДИЧНОСТЬ! Это действительно великое открытие. Во сне он лишь увидел форму — таблицу. А у Гумилева ДОГАДКА о цикличности этноса, ничем у него не подтвержденная (и до сих пор так). К тому же это не его открытие. Было немало историков, причем крупных, высказывавших эту же догадку (даже в тех же формах) до него, даже примерные цифры называли. «Пассионарность» — это всего лишь новый термин для старой идеи «героев и толпы» (на это Гумилеву указал наш с ним общий учитель Артамонов, директор Эрмитажа, — в результате Гумилев с ним поссорился на всю жизнь).
По Гумилеву, нужно ждать 600 — 750 лет, чтобы убедиться в его правоте насчет этноса. С равным основанием я могу назвать 800 — 950 лет и тысячу с лишним (и такие назывались!). Через тысячу годков зайдите, проверим.