Несколько недель, как я читаю Пруста с экрана большого компьютера: вокруг меня ни у кого нет Пруста в подлиннике (планшетник мне бы не помог, поскольку при шрифте 14-го кегля я «схватываю» сразу весь экран). Я именно читаю текст, а не перечитываю, потому что даже сильно потрепанный первый том «В поисках утраченного времени» , изданный в подлиннике почившим в бозе «Прогрессом» аж в далеком 1970 году (тогда мне его и подарили), я читаю заново. Не как бы заново, а просто совсем другими глазами.
Оказывается, очень важно помнить, что этот первый том — лишь начало огромного романа, и к тому же центральная часть тома — «Любовь Свана», известная еще и благодаря фильму Шлендорфа, по отношению к целому является ретроспективой, ибо описывает времена, когда рассказчика — центрального героя эпопеи — еще и на свете не было.
Надо заметить, что семитомный роман (как подлинник, так и его английский перевод) размещен в сети очень удачно [1]. Текст разбит на тома, а тома — на параграфы, которые пронумерованы.
Там же есть раздел «Пруст наудачу», позволяющий открывать текст на приглянувшемся месте. К примеру, для прозы Пушкина это выглядело бы так:
0314. «Много могу насчитать я поцелуев ….»
(Если хотите, читайте дальше.) С полвека назад «Под сенью девушек в цвету» я читала в переводе Франковского. В памяти осталось чувство недоумения — текст казался герметичным; в нем был какой-то скрытый посыл, который до меня не дошел. Теперь я начала читать подлинник — и открыла те эпизоды, на которые ссылается Л.Я.Гинзбург в книге «О психологической прозе». Оказалось, что в целом эпопея Пруста — это необычайно увлекательное чтение. К синтаксису Пруста, разумеется, надо несколько привыкнуть, он прихотлив. Зато словарь— при всем его богатстве — «классичен».
Что меня заставило задуматься — это моя растерянность при попытке привязать действие романа к реалиям эпохи, причем это касается как материальной стороны, так и духовной.
Эпоха Пруста (он родился в 1871 и умер в 1922 г.) — это так называемая Belle epoque в Европе. Это art nouveau, популярность Уистлера, эдвардианская эпоха в Британии, Сецессион; расцвет литературы и театра в скандинавских странах. Радикально возрастают тиражи прессы и книг; соответственно, появляется и новый читатель. На те же времена приходится, распространение электроосвещения, телефона и подземки. Европейское общество в среднем богатеет. В культурном отношении Европа начинает фактически существовать без государственных границ — можно путешествовать, подолгу жить в любом месте.
До 1914 г. Россия в немалой степени была причастна к этому общеевропейскому единству. Лучше всех написал об этом Ф.Степун в своих мемуарах «Бывшее и несбывшееся».
И вот оказалось, что хотя все перечисленное я представляю себе по отдельности — Уистлера, Сецессион, послевикторианский уклад в Англии, — но когда в романе юный Марсель в провинциальном городке заказывает на переговорном пункте разговор со своей бабушкой, живущей в Париже, меня это удивляет.
В не меньшей мере для меня было неожиданным то место, которое в романе Пруста уделено расколу французского общества на дрейфусаров и антидрейфусаров, при том, что сюжет разворачивается преимущественно в гостиных и на приемах, а не в редакциях газет и не в парламенте. Ведь одно дело — читать историческую справку о деле Дрейфуса и совсем иное — почувствовать специфически напряженную общественную атмосферу, когда все грамотные французы следили за событиями и неизбежно занимали позицию за или против — притом буквально все, включая высшую аристократию, владельцев магазинов, портных и дам полусвета, и везде — на балу, придя с визитом, на прогулке.
Лучшие тексты Пруста увидели свет в неподходящие для литературного успеха моменты: первый том Пруст издал в начале 1914 г. за свой счет у Грассе, тогда — начинающего, а впоследствии знаменитого издателя. Книга имела успех, и Андре Жид как рецензент, отвергнувший эту рукопись год назад, написал Прусту страстное покаянное письмо.
С началом войны Грассе был мобилизован, и 2-й том вышел лишь в 1919 г. у Галлимара. Пруст получил за него премию Гонкура, но жить ему оставалось всего три года. Астма, которой Пруст страдал с детства, в последние годы обрекла его на жизнь взаперти. У него еще хватило сил на подготовку к печати 3-го и 4-го томов романа; последние три тома вышли уже после смерти Марселя Пруста, под наблюдением его брата.
Я не очень поняла, когда в точности роман Пруста стали оценивать как крупнейшее достижение прозы ХХ века. Во всяком случае, на английский язык его начали переводить сразу же, т.е в 20-е годы прошлого века, и к 1930 г. перевели весь роман, а новые переводы продолжают выходить и теперь.
Русскому Прусту не слишком повезло (это отдельная тема). Так или иначе, до сих пор нет хорошо комментированных изданий, которые приблизили бы не только текст Пруста, но прежде всего мир Пруста к русскому читателю.
Меж тем Общество изучения Пруста, например, в Германии (по явно уже устаревшим данным) насчитывало более 500 членов. Сайты, позволяющие представить себе зрительно «мир Пруста», содержат интересный фотоматериал [например, 2].
На YouTube я нашла романсы друга Пруста композитора Рейнальдо Хана (Hahn), в том числе в исполнении Анны Нетребко. Некоторые музыкальные записи сопровождаются слайд-шоу парадных портретов красавиц той эпохи [3].
И по крайней мере один фильм мне представляется достойным воплощением мира героев Пруста — это «Любовь Свана» Фолькера Шлендорфа с Джереми Айронсом и Орнеллой Мути в главных ролях.
Я вам очень советую посмотреть фильм Рауля Руиса «Обретенное время» — по-настоящему изумительная экранизация Пруста. У нас этого режиссера знают совсем мало, а ведь он — один из лучших. Его Пруст удивительно близок литературному источнику.