Как закупать дорогостоящее оборудование?

Вопросы закупки дорогостоящего импортного научного оборудования в РАН привлекают значительное внимание. Об этом свидетельствует, в частности, то, что посвященная этой проблеме статья «Пилите, Шура, пилите» — первая по числу просмотров среди всех материалов на сайте «Троицкого варианта».

5 октября 2011 г. на заседании Центрального совета профсоюза работников РАН на вопросы членов профсоюза отвечал один из участников нашумевшей истории — вице-президент РАН, академик Александр Некипелов. Я задал ему вопрос: «Есть такая структура— Академинторг, которая занимается закупками дорогостоящего импортного оборудования, и есть его аналоги в региональных отделениях. Они фактически посредники. Регулярно в печати появляется информация, что они закупают оборудование по завышенным на 30 %, а иногда и в два раза ценам. Не было бы разумным упразднить посреднические структуры и выделять деньги напрямую институтам, поскольку именно там работают коллективы, которые четко понимают, что им нужно, и заинтересованы в том, чтобы на выделенные деньги получить максимум возможного? А если в Академинторге есть какие-то ценные специалисты по особенностям оформления конкурсной документации, по растаможке, конъюнктуре рынка, то институты могли бы сами обращаться к ним, оплачивать их услуги, если не уверены в своих способностях». Александр Дмитриевич достаточно подробно ответил на этот вопрос, и мне кажется полезным изложить его точку зрения, хотя бы вкратце, поскольку, как я понимаю, она отражает позицию руководства РАН по данному вопросу.

Академик Некипелов начал с того, что он был вынужден изучить критические публикации и схему закупки импортного оборудования в РАН, хотя сам этим не занимается, а только подписывает бумаги в качестве одного из трех руководителей центральной части РАН, обладающих правом подписи финансовых документов. По словам академика, в статье Алексея Крушельницкого «Пилите, Шура, пилите», которую он расценивает как опус, все примеры не имеют отношения к РАН, там говорится про медицинскую Академию наук и другие организации. И все проверки, в том числе проверки прокуратуры, показали беспочвенность обвинений.

После этой констатации Александр Некипелов описал систему закупок дорогостоящего импортного оборудования. Заявки институтов подаются в приборную комиссию, каждый институт представляет примерную цену оборудования, а комиссия, исходя из выделенных средств, принимает решение, какие приборы нужно закупать. Дальше, действительно, прибегают к услугам Академинторга, и это — большое преимущество, поскольку намного успешнее рыночные позиции может отстаивать крупная организация, а не отдельные институты. Тем более, что внешнеэкомическая деятельность требует специфических знаний. У Академинторга есть специалисты, есть ориентировки по цене, указания по комплектации, предоставленные институтами, и работает он успешно, даже экономит деньги — за счет этой экономии в конце года удается осуществлять небольшие дополнительные закупки.

А помогать институтам, как было предложено в вопросе, было бы гораздо накладнее: сколько бы пришлось содержать специалистов для обслуживания потребностей 400 институтов?

Отдельно Александр Некипелов остановился на вопросе, почему муссируется тема закупок оборудования. Он отметил, что у нас часто недостаточно указать оппоненту на неправоту, а нужно смешать его с грязью, и имеют место манипуляции с фактами. Автор критической публикации Алексей Крушельницкий рассказывал, что купили ЯМР-спектрометр не той фирмы — «Брукер», а не «Ва-риан». Детали истории выясняли. И что оказалось? Была оформлена заявка от казанского научного центра на прибор фирмы «Брукер», потом Крушельницкий сказал, что нужно купить «Вариан». Прислали заявку на «Вариан», Академинторг начал выяснять, что же всё-таки нужно институту, ответили — «Брукер». После чего Алексей Крушельницкий написал, что они хотели купить «Вариан», а получили «Брукер». Академик Некипелов подчеркнул, что никто не покупает оборудование не в той комплектации, в которой его заказывали. Зачем же всё это тиражируется? Дело здесь не в оборудовании, а в другом. Идет борьба, очень серьезная, с Академией наук, и она имеет самые разные проявления.

Закончил свой ответ Александр Некипелов следующим замечанием: кому-то может не нравиться тот или иной руководитель Академии наук, могут быть разные точки зрения, нужно их обсуждать, но только следует делать это нормально, по-человечески.

Никто не спорит, безусловно, лучше спокойно и аргументированно обсуждать возникающие проблемы и искать пути их решения. И мне хотелось бы в связи с обстоятельным ответом Александра Дмитриевича высказать несколько своих замечаний как раз в таком духе.

Возможно, одномоментная ликвидация Академинторга и отказ от услуг организаций-закупщиков в региональных отделениях РАН — слишком радикальное решение. Наверное, крупная структура, действительно, может получать существенные скидки при закупке партий оборудования. Однако смущает один момент — монопольное положение Академинторга. Посредники — не ученые, которым на приборе работать, они не имеют никакой личной заинтересованности в том, чтобы выжать из продавца максимум. Тем более, хорошо известно, что монопольное положение создает возможности для злоупотреблений и завышения цен: никакой заинтересованности в создании наилучших условий для заказчика у монополиста нет — заказчик все равно никуда от него не денется. Это закон рынка, который вряд ли в состоянии отменить добрая воля того или иного человека.

Поэтому мне казалось бы логичным сделать следующее: предоставить институтам выбор, закупать ли оборудование самостоятельно, пользоваться ли консультациями специалистов Академинторга или доверить всю процедуру закупки оборудования этой организации, поскольку там есть квалифицированные специалисты, а на свои силы надежды нет. Мне кажется, что даже угроза потери монопольного положения заставила бы Академинторг и его аналоги быть более внимательными к интересам заказчика и рачительнее относиться к деньгам. А тем институтам, которые сами в состоянии провести процедуры закупки, не пришлось бы пользоваться услугами посредников, получающих комиссионные. Ну и, конечно, пошла бы на пользу делу прозрачность — наличие в открытом доступе данных, во что в конечном итоге обошелся тот или иной прибор в конкретной комплектации.

Отдельно мне хотелось бы остановиться на вопросе, кому выгодна постановка подобных вопросов, нет ли от нее вреда РАН. На мой взгляд, большая часть проблем возникает не из-за того, что ставятся острые вопросы, а из-за того, что такие вопросы не ставятся и — как следствие — проблемы только обостряются и углубляются.

Взять хотя бы самый свежий пример — происходящие вокруг РФФИ и РГНФ события. Митинг ученых 13 октября 2011 г. в защиту фондов руководство научных фондов восприняло с настороженностью и недоверием. Комментарии если и были, то в стиле «вопросы нужно решать не таким путем». К сожалению, никто не пояснил, каким образом можно решить вопрос, не заостряя его: никакого увеличения финансирования РФФИ и РГНФ, о необходимости которого долго и аргументированно говорили ученые, без острой постановки вопроса не происходило; дело, скорее, шло к очередному урезанию бюджета фондов.

У Академии, безусловно, есть враги и есть люди, которые с радостью воспользовались бы ее упразднением в своих корыстных интересах. Однако, как показывает история, гибнут от ударов врагов в основном те структуры и страны, в которых царит внутреннее неблагополучие, а внутренне сильные и здоровые структуры и страны обладают способностью такие удары переносить. Поэтому сохранение жизнеспособности РАН в немалой мере зависит от того, когда усилия станут направляться в первую очередь на решение острых вопросов, а не на обсуждения, почему такие вопросы возникают и стоит ли об этом говорить. Можно отказаться от обсуждения проблем: мало ли что где происходит — кому надо, те разберутся. Но если что и в состоянии серьезно ослабить организацию, так это торжество конформизма и господство позиции «моя хата с краю»: от серьезного удара проникнутая таким духом сверху донизу организация может развалиться, как карточный домик.

В заключение вернусь к тому, с чего начал, — ответ на вопрос прозвучал на заседании Центрального совета профсоюза работников РАН. И мне кажется, что одной из тех организаций, которая могла бы стимулировать поднятие острых вопросов и добиваться их решения, в том числе и в плане обеспечения прозрачности расходования средств, должен быть профсоюз РАН. Чтобы не настал «час Х» и не возник сакраментальный вопрос: «веревку свою приносить или профсоюз обеспечит?»

Евгений Онищенко