Россия для русских. Опыт катастрофы

В последнее время всё чаще приходится слышать лозунг «Россия для русских». Прежде он был уделом маргиналов. Ныне его начинают примеривать на себя вполне перспективные политики. Между тем лозунг этот трудно считать модной обновкой. В нашей истории был довольно длительный период, когда он был взят властью на вооружение, что имело самые печальные для страны последствия.

Следует отметить парадоксальное обстоятельство: реализация обозначаемой этим лозунгом программы началась раньше появления самой формулы по той причине, что до ее частичной реализации она не могла быть сформулирована. До самого конца XIX века слово «русский» означало всего лишь «относящийся до России». Когда требовалась, как тогда говорили, «племенная» характеристика, употреблялось слово «великоросс». В Вильно, который был важным культурным центром черты оседлости, выходила газета «Русский еврей», что тогда звучало примерно так же, как «Советский спорт».

Только в 1905 г. лидер Русской монархической партии Владимир Грингмут сможет написать в программной статье: «Наша цель — Россия для русских». И это уже не звучало ни глупостью, ни тавтологией. Но для того чтобы это стало возможным, должна была произойти трансформация как слова, так и реальности. Должно было образоваться представление о том, что собственно входит в понятие «русскости». Слово «русский» в 1880-1890 гг. наполняется новым содержанием и становится политическим понятием.

По всей видимости, первый случай его употребления в новом смысле относится к 1881 г. Мы встречаем его в характеристике, которую при начале контрреформ их идеолог, глава Синода Константин Победоносцев дает новому министру внутренних дел. После цареубийства 1 марта глава МВД Михаил Лорис-Меликов, который предполагал ввести в состав Государственного совета представителей земств, что было важным шагом к созданию парламента, удаляется, и на его место ставится граф Николай Игнатьев. Николай Павлович был человеком сомнительных нравственных достоинств. Вот как характеризует его Победоносцев. «Граф Игнатьев — человек не из чистого металла, напротив, весь из лигатуры, но в нем звенит серебро русского инстинкта». Понятие «русскости» еще не рационализовано, и суть его постигается инстинктивно. Постепенно понятие приобретает ясность и определенность. При этом слово окончательно лишается «племенного» оттенка.

Характерна максима ультраправого депутата Государственной думы Владимира Пуришкевича: «Можно быть Анрепом — и русским, можно быть Милюковым — и жидом». То есть русским ни в коем случае не может быть либерал — как пропагандист западных, «нерусских» ценностей. Русский — это человек, которому любезны, во-первых, православие как основа мировоззрения, а во-вторых, самодержавие как краеугольный камень общественного порядка.

Программа «Россия для русских» естественным образом включала две части. Предстояло, во-первых, сделать как можно большую часть подданных российского императора русскими, в этом политическом смысле, и, во-вторых, создать подобающую для этих русских Россию.

Вредоносные культурные типы

Без большого преувеличения можно утверждать, что правительство Александра III вооружается идеями Николая Данилевского, выдвинувшего в 1871 г. в книге «Россия и Европа» наукообразную концепцию «культурно-исторических типов». Книга эта непосредственно по выходе не произвела на широкую публику сильного впечатления, но в 1880-е была извлечена из забвения и многократно переиздавалась. «Всякое племя или семейство народов, — по мысли Данилевского, — характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою… составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества».

Каждый из этих типов совершенно самобытен и в своем историческом творчестве достигает высот в одной из главных сфер человеческой деятельности, которых выделяется четыре: религиозная, культурная, политическая и социальная. Россия вместе с «славянством», к которому «по необходимости» должны будут примкнуть румыны и венгры, образует совершенно новый культурно-исторический тип. Этому типу предстоит достичь совершенства во всех четырех сферах исторического творчества. Влияние иных типов служит лишь помехой решению этой задачи. В практическом плане реализация идеологемы Данилевского требовала ограждения русского культурного типа от вредоносных внешних влияний. Все иные культурные типы, до того мирно развивавшиеся на окраинах империи, теперь в перспективе Данилевского, почитаются угрозой и должны быть уничтожены, а их носители — русифицированы. Эта «русификация» не имела общего плана и приобретала различные формы в разных частях империи, имевших разные льготы и вольности.

Наиболее интенсивно проводится русификация в Прибалтике, в Привисленском и Юго-Западном краях (имя «Польша» исчезло с административных карт после восстания 1863 г.) и в Закавказье.

Прежде всего насаждается русский язык. Запрещается преподавание на национальных языках везде, кроме начальных школ. Меры эти воспринимаются чрезвычайно болезненно местной интеллектуальной элитой, поскольку в это время на окраинах идут интенсивные процессы нациестроительства, начинает оформляться финское, армянское, азербайджанское, грузинское национальное самосознание.

Помимо русского языка повсеместно насаждается православная вера, хотя и эта общая стратегия в разных частях империи приобретает разные формы. В прибалтийских губерниях главный удар приходится по протестантам; в частности, принимаются жестокие нормы, карающие возвращение в протестантизм после перехода в православие. В таком случае браки, заключенные в православии, становились недействительными, и дети от этих браков почитались впредь внебрачными, что влекло для них серьезные поражения в гражданских правах. В Привисленском и Юго-западном краях принимаются решительные меры по ограничению прав католиков, униаты обращаются в православие с применением насильственных мер.

Наиболее острые формы эта духовная русификация приняла в Армении, где армяно-григорианская церковь была влиятельной силой в народе и не только «окормляла» его духовно, но и выполняла множество общественных функций. В 1903 г. для подрыва церковного влияния было принято, по почину министра внутренних дел Вячеслава Плеве, решение об изъятии «всех недвижимых имуществ армянской церкви», они были отписаны в казну, т.е. церковь лишалась всяких материальных возможностей нести дальше традиционные общественные повинности, в частности содержать начальные школы. Реализация этой меры, от которой вскоре власти, впрочем, вынуждены были отказаться, сопровождалась столкновениями верующих с войсками. В результате Армения — с XVIII века самый искренний и надежный союзник России в Закавказье — сделалась одним из главных очагов революционного терроризма.

Ровно то же разрушительное действие русификация произвела в Финляндии, где она принимала формы преимущественно ограничения и даже отчасти ликвидации норм «финляндской конституции» — автономии Великого княжества, гарантированной российскими императорами. В 1899 г. высочайшим манифестом Николая II местный сейм был лишен прав, которые были ему даны при присоединении Финляндии к России в 1809 г. В Великом княжестве вводится общерусское законодательство. Ликвидировалось особое финское войско, финляндцы теперь должны были служить на общих основаниях и на всей территории империи.

Все эти меры достигли результатов, прямо противоположных ожидаемым. Прежде всего они способствовали сплочению до того вполне равнодушных к вопросам национальной идентичности финляндцев. В течение буквально трех лет небольшая интеллигентская группировка, занимавшаяся исследованием «Калева-лы», сделалась сильным лидером новообразовавшейся нации. В 1902 г. финны написали петицию с просьбой вернуть им прежние законодательство и права, которую подписала четверть населения княжества. Не менее впечатляюще было «голосование ногами». В следующий за объявлением нового законодательства армейский набор на призывные пункты явилось меньше половины призывников. Случай в Российской империи небывалый, поскольку служить в армии считалось почетно. В 1905 г. Финляндия, начинавшаяся в 20 верстах от столицы империи, становится главным оружейным складом и самым надежным убежищем русских революционеров-террористов.

Попечительная вертикаль

Об издержках «русификации», впрочем, довольно известно, о них рассказывают в российской школе, а во многих странах, образовавшихся на развалинах Советского Союза, память об этих гонениях специально культивируется и служит важным элементом в конструкции новой национальной идентичности.

Гораздо хуже известно, чем обернулась политика «Россия для русских» собственно для великороссов. На них отрабатывалась другая часть двуединой задачи — дать русским подобающую им Россию, где внутренние порядки соответствовали бы национальному идеалу.

Прежде всего были приняты меры, долженствующие положить предел распространению чуждых русскому национально-культурному типу либеральных идей. В августе 1881 г. было утверждено государем Положение об усиленной и чрезвычайной охране. В силу этого Положения генерал-губернатор для одной губернии или Комитет министров для ряда губерний могли ввести сроком на полгода или на год положение «усиленной» или «чрезвычайной» охраны. При введении такого положения исполнительная власть получала огромные дополнительные прерогативы по сравнению с мирным временем. В частности, губернатор имел возможность закрыть любое частное предприятие, к каковым относились формально и органы печати, и школы.

Любого российского подданного, в действиях коего обнаруживались признаки «неблагонадежности» (термин этот толковался столь же произвольно, как ныне «экстремизм»), можно было подвергнуть без суда и следствия административной высылке. Произвольная административная высылка была массовым явлением и в силу этого — механизмом, ставившим в положение врагов режима очень многих людей, прежде о политической борьбе и борьбе за права не помышлявших. Тем более, что, по русской примете, нет ничего более постоянного, чем временные вещи. К 1903 г. вся Европейская Россия жила на положении или усиленной, или чрезвычайной охраны. Москва, Петербург, Киев, Харьков состояли на особом положении непрерывно с 1882 до 1917 г.

В 1882 г. был принят новый цензурный устав — Временные правила о печати. В силу этих правил постановлением одного министра печатному изданию, обнаружившему «вредное направление» (что понимать под «вредностью», закон не разъяснял), могло быть вынесено предостережение, а совещание четырех министров — юстиции, внутренних дел, иностранных дел и прокурора Синода — могло прекратить издание навсегда, с запрещением редактору впредь когда-либо редактировать какой-либо печатный орган. В течение двух лет Россия избавилась от «непатриотической прессы».

Идеологи контрреформ видели главный грех реформ Александра II в том, что они в сильной степени подорвали основы самодержавия. Основой же национальной вертикали служила «попечительная» власть помещика над своими крестьянами. Вернуть власть помещика напрямую, т.е. восстановить крепостное право, было невозможно. Но заново учредить в деревне власть, близкую к прежней помещичьей, на их взгляд, было необходимо.

В 1889 г. был принят закон о земских участковых начальниках. Новый чиновник, состоявший в ведомстве МВД, получал над крестьянским волостным самоуправлением как административную, так и судебную власть. Тем самым принцип разделения властей, которому следовали реформаторы 1860-х, был отброшен как элемент «чужебесия», «европейского обезьянничанья». Земский начальник приобретал огромную власть над крестьянским миром. В его обязанности входило размежевание земель, решение земельных споров и… «обеспечение народного продовольствия». Прежде этим занимался помещик, потом крестьянское общество и земство, теперь эта функция, чрезвычайно важная в условиях русского «рискованного земледелия», когда надо было создавать либо денежные капиталы, либо натуральные запасы на случай климатических катаклизмов, переходила к земским начальникам, которые назначались исключительно из дворян, причем местных.

Мужику возвращение прежнего помещика в качестве земского начальника пришлось солоно. Первый же крупный неурожай, который повлек в 1891 г. за собой голод в 30 губерниях, ярко проявил характер нового института. «Попечительная» власть усиленно противодействовала оказанию крестьянам продовольственной помощи. У земских учреждений ушло несколько месяцев на то, чтобы сломить саботаж земских начальников, через голову которых они действовать не могли, зерно вздорожало, и затем операция предоставления продовольственных ссуд потребовала гораздо больших затрат (соответственно обременив «сельские общества» гораздо более тяжкими долгами). После этого опыта у великорусского мужика развилась прямая ненависть к своему непосредственному земскому начальнику. Сословие, долженствующее быть носителем и хранителем «русскости», не приняло ключевой элемент «России для русских», которую строили Александр III и его советники. Именно это извращение правовых рамок, установленных великими реформами Александра II, привело в конечном итоге к революционному взрыву в 1905 г. и окончательному крушению империи в 1917 г.

Возможно, люди, произносящие сегодня мантру «Россия для русских», просто не очень сведущи в истории. Но очевидно, что в самом их идеале никакой коррекции не произошло. Наглядным свидетельством тому служит вояж в Чечню русских националистов в июле 2011 г. Замечательно не то, что Рамзан Кадыров с кавказским хлебосольством принял Александра Белова и Дмитрия Демушкина, в самой России отнюдь не повсеместно почитающихся «рукоподатными». Замечательно резюме, которое они по возвращении огласили: «Кадыров построил образцовое государство, и мы хотим навести такие же порядки в России. России для русских». По всей видимости, идеал русских националистов действительно с наибольшей полнотой воплощен ныне в Чеченской республике. Но убедить в его преимуществах остальных российских граждан будет непросто, а насильственное его внедрение может иметь столь же катастрофические последствия для страны, как и опыты «истинно русских людей», оказавшихся у власти в России на рубеже XIX и XX столетий.

Никита Соколов,
заместитель главного редактора
журнала «Вокруг света»

Печатается в сокращении. Полностью см. «Общая тетрадь: Вестник Московской школы политических исследований», 2011, №2.