Журналистам бумажных изданий и вебсайтов живется значительно проще, чем телевизионщикам: они могут брать интервью у кого угодно и где угодно. Для того, чтобы это сделать, не обязательно даже встречаться лично. Если что-то получится не так, в интервью всегда можно будет внести правки по телефону или по электронной почте.
Когда речь идет о телевизионном интервью, то заранее известно, что второй попытки не будет. Телестудия со всеми ее камерами, прожекторами, микрофонами и пультами управления стоит настолько дорого, что арендовать ее два раза ради одной и той же программы — это непозволительная роскошь. Из-за этого телепродюсеры всегда очень нервничают: если окажется, что гость плохо держится перед камерой, то придется либо переснимать программу, теряя на этом время и деньги, либо выпускать в эфир неудачную версию, теряя зрителей. Именно поэтому любой продюсер предпочитает при малейшей возможности выбора звать в студию тех людей, которые уже принимали участие в телепередачах: заранее поговорить с человеком — мало, надо еще заранее посмотреть видеозаписи с его участием, потому что манера речи без камеры и в ее присутствии может отличаться разительно.
В результате в любой области появляются постоянные эксперты. Каждый тележурналист с колыбели знает, что в передачу про транспорт надо звать Блинкина, про эволюцию — Маркова, а про грипп — Каверина. Искать кого-то еще стоит только в том случае, если откажутся топовые эксперты, потому что они заведомо будут лучше: мало того, что они умеют разговаривать, так еще и есть шанс, что их узнает зритель.
По нейрофизиологии телевизионных экспертов значительно больше: человек пять. Уже можно выбирать спикера под конкретную задачу. Например, если нужен человек желчный и язвительный, готовый научно обосновать непроходимую тупость человечества и его неизбежную скорую деградацию, то идеально подходит Сергей Савельев. Он говорит ярко, образно, ехидно и увлеченно — одно удовольствие.
Во время одной из съемок Савельев подарил моей коллеге свою новую книжку — монографию «Возникновение мозга человека». Я немедленно купила себе такую же, потому что меня давно занимает вопрос о том, как соотносятся у разных людей устная и письменная речь. Бывает, что человек здорово пишет, но плохо говорит, бывает наоборот. В данном случае два способа изложения обладают сходными характерными чертами (обилие фактического материала и склонность к провокационным заявлениям), но очень сильно отличаются по стилю.
Книга Савельева крайне увлекательна, но требует от читателя готовности продираться через цитоархитектонику париетальных полей, гирифицированную медиальную поверхность мозга и всю остальную специальную терминологию. Собственно мозгу человека в ней посвящено несколько последних страниц, а история развития нервной системы, что логично, начинается с архаичных хордовых. На происхождение каждой группы животных у Савельева есть свой собственный взгляд: выход позвоночных на сушу происходил через трехмерные подземные лабиринты, первые рептилии жили в завалах из плаунов, а млекопитающие выделились из группы рептилий, перешедших к обитанию на деревьях. Мне трудно оценить, насколько эти идеи согласуются с общепринятой точкой зрения, потому что я больше журналист, чем биолог; многие коллеги Савельева относятся к этим эволюционным гипотезам с большой долей скепсиса.
Но как журналист я вижу, что на базе материала савельевской монографии можно было бы сделать отличный научпоп. В целом она написана тяжелым языком, но иногда из-под него проступают живые и крайне увлекательные лирические отступления — например, вполне телевизионная пламенная трехстраничная речь о том, что люди стремятся снизить энергетическую нагрузку на свой мозг, и потому надежды на поумнение человечества в будущем не имеют никаких оснований. И если бы перевести книгу на человеческий язык, то это мог бы быть отличный бестселлер — чего стоит одна мысль о том, что весь наш замечательный мозг развился только потому, что древним рептилиям пришлось вовлекать новые ассоциативные центры в поиск сексуального партнера. Если бы ее изложить доступным языком да вынести на обложку, то можно было бы только под соусом «мозг развивался ради секса» преподнести читателю всю эволюцию нервной системы.
В процессе размышлений о том, как жалко, что увлекательные обзоры эволюции нервной системы печатаются тиражом в 1000 экземпляров, стоят кучу денег и тяжелы для восприятия из-за терминологии, я нечаянно придумала, как спасти отечественную популяризацию. Точнее, я прочитала, что монография, в соответствии с ГОСТом по издательскому делу, может быть как научным, так и научно-популярным произведением. То есть оказалось, что человеку никто не запрещает писать монографию простым языком. Это просто не принято.
Может быть, эту традицию можно переломить? Раньше это не имело смысла, потому что не существовало ни издателей, ни потенциальных покупателей для научно-популярных книг, и было естественным писать книгу в расчете на ученых, работающих в смежных областях, и издавать ее маленьким тиражом. Но сейчас вполне возможно издать книгу, посвященную своей области знаний, ориентируясь не только на коллег, но и на всех заинтересованных читателей, — это даже удобнее, потому что издательство в этом случае не то что не попросит денег с автора, а заплатит их ему, а также обеспечит книге грамотное редактирование, рецензии в прессе и продажи; если написать книгу хорошо, то еще и премию «Просветитель» можно получить.
В России издаются десятки тысяч монографий. Если бы треть авторов, всё равно планирующих работу над книгой, выбирала бы научно-популярный стиль, то каждый год человечество получало бы несколько десятков хороших книг.
Не всё же постоянным экспертам отдуваться.
Анастасия Казанцева
Сюда надо добавить, что многие ученые не способны внятно и понятно объяснять что-то из своей области знаний, поскольку мозг уже перегружен терминами, специальными определениями, жаргонными фразами и тому подобное. Многое из того, что печатают в монографиях представляет интерес только узкому кругу людей, поскольку отражают результаты только одного исследования в крайне специализированной тематике. Всё это не позволяет создавать монографию, как научно-популярную книгу. Хотя соглашусь, что многие работы могут быть изложены более понятно.
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает (А.Шопенгауэр)
дело не в ясности мышления или изложения, как правило дело в терминологии и определениях. В каких-то случаях можно обойтись простыми понятиями, а в каких-то нет. Речь специалистов в другой области всегда непонятна.
да я не спорю. Скажем, в математике слова «тело», «кольцо», «идеал» имеют совершенно далёкий от повседневного. С другой стороны, внематематическое употребление слов «вектор», «множество», «сфера» и т.п. тоже ясности мышления не способствует.
в генетической инженерии слово вектор обозначает переносчика рекомбинантной ДНК, плазмиду, вирус или частицу с фрагментами ДНК
ну вот видите :-) А на самом деле вектор — это упорядоченная пара точек (начало и конец). Генетики взяли и извратили это понятие. Я уж молчу о том метафорическом смысле, который продвигается, например, в монографии «Векторы развития России: конфликт идеологий и перспективы согласия» (В.А. Дубовцев), Екатеринбург: «Сократ», 2008. А уж с философией совсем швах, особенно с постмодернистской: кто в лес, кто по дрова. Рекомендую посмотреть «Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна» (авторы Сокал А., Брикмон Ж.), я её в инете скачивал.
Вообще надо запретить в разных областях науки использовать одни и те же термины, чтобы путаницы не было (ах, да, запрет без санкции недействителен… ну что ж, тогда не брать на защиту диссертации, не учитывать в ПРНД статьи с неверным употреблением терминологии и т.п.; административных рычагов хватит, было бы желание ими воспользоваться). Всегда можно придумать какое-то своё слово.
ну тогда математики первые должны потесниться, и кольцо, тело, идеал — заменить на более правильные термины :-)
даже вот читая эту статью, я натолкнулся на момент непонимания, который автору книги наверняка хотелось избежать.