Записки независимой

Десять лет назад в серии «Архив русского авангарда» вышла книга: А.Софронова. Записки независимой. Дневники. Письма. Воспоминания. (М., «Ра», 2001). Почему-то попалась она мне только сейчас, хотя тираж — две тысячи экземпляров.

Художница Антонина Софронова (1892 — 1966) была человеком тихим и притом несгибаемым. В двух отношениях ей, несомненно, повезло: она умерла «в своей постели», а к тому же —своей смертью — не от голода, как Филонов, не от испанки или тифа, как многие другие ее ровесники. Главное же — Софронова сумела прожить свою жизнь, — тяжелую, но всё равно свою.

Обычно Антонину Софронову упоминают в связи с художественным объединением «13». Это верно в той мере, в какой творчество Софроно-вой рассматривается преимущественно в контексте ее дружеских связей — в частности с Татьяной Мавриной и Николаем Кузьминым.

Художественное образование Софронова получила в студии «бубнововалетца» И. Машкова и смолоду успела выставиться вместе с «Бубновым валетом». Кроме того, Софронова целенаправленно пробовала себя в конструктивизме — впрочем, пройдя определенный путь, от этой линии авангарда отказалась. А вообще Софронова училась всю жизнь— в немалой степени у уникального художника Михаила Ксенофонтови-ча Соколова (1888 — 1947), который в 30-е годы регулярно посещал ее мансарду в Б. Афанасьевском переулке и высказывался о ее работах.

Жизнь Софроновой являет редкий пример того, как человек, решительно чуждый какой-либо позы или богем-ности, предпочитает на бытовом уровне отказывать себе во всем, чтобы сохранить свою свободу как художника. При этом — открытость миру, внимание к немногим подлинным друзьям и к их нуждам, любовь к музыке и поэзии.

Собственно говоря, у Антонины Федоровны Софроновой нет сочинения с заглавием «Записки независимой», хотя ее записи могли бы так называться. Для понимания замысла данной книги более важно другое: хотя Софронова и вела дневники, большая часть записей делалась ею исключительно «для себя», так что без расшифровки они нередко просто непонятны. Вместе с тем, случались и периоды, например 1918 — 1920 гг., когда Софронова подробно записывала свои размышления о задачах искусства и процессе работы художника.

Издатели, в том числе ныне покойная дочь А.Ф. — художница Ирина Евстафьева, нашли удачное содержательное решение. В качестве «Записок независимой» опубликован огромный свод материалов, включающих на равных правах как тексты самой Софро-новой (дневниковые заметки, стихи, письма, доклад), так и тексты других авторов — и не только корреспондентов Софроновой, но также статьи и заметки о ней и ее окружении, письма ее друзей и современников. Эти тексты еще и самоценны как повествования об эпохе, вернее онескольких эпохах, на которые пришлась жизнь Антонины Федоровны.

Антонина Софронова родилась в 1892 г. в селе Дросково Орловской губернии. Отец ее, Федор Васильевич Софронов, был не только врачом и известным земским деятелем, но еще и страстным любителем театра. Любительские спектакли, которые он ставил в Дроскове с участием четырех своих дочерей, были очень успешны. В доме постоянно покупали книги и выписывали много журналов.

Образование Антонина Софронова получила в Коммерческом училище в Киеве, откуда в 1910 г. уехала в Москву поступать в Училище живописи и ваяния. Не пройдя по конкурсу, Софронова поступила в частную художественную школу известного художника и педагога Ф.И. Рерберга. После школы Рерберга Софронова четыре года (1913— 1917) училась в студии И. Машкова.

Там Софронова познакомилась с молодым художником Гарри Блю-менфельдом, который так выделялся своей одаренностью, что стал выступать уже в роли наставника, а не ученика. Они обвенчались в Москве в 1915 г. В книге опубликованы письма Блюменфельда к Софроновой, раскрывающие драматизм этой «попытки счастья» в невозможные времена.

Несмотря на туберкулез, в военное время Блюменфельд был призван на действительную службу. Трудно вообразить, как в условиях по существу катастрофических Софронова решилась навестить мужа в Саратове, где он проходил службу. Вместо встречи она попала в инфекционную больницу со скарлатиной, а Гарри — в другую больницу с воспалением легких, так что в Саратове они не увиделись.

Софронова болела долго, но выздоровела. Для Блюменфельда перенесенная пневмония оказалась роковой, тем более, что за время этой болезни (видимо, в клинике, где он лежал) он привык к морфию. Несмотря на активное лечение в Финляндии и в Крыму (Софронова приезжала к нему в Судак), начался его трагический путь вниз, о чем свидетельствуют приведенные в книге его дневниковые записи и письма.

К лету 1917 г. Софронова уехала рожать к родителям в Орел, куда семья еще в 1908 г. переехала из Дросково. В августе 1917 у нее родилась дочь Ирина. Гарри навестил их в Орле летом 1918 г., но, как много лет спустя напишет Ирина, это лишь способствовало отчуждению его от большой семьи Софроновых. Блюменфельд уехал из Орла, а позже взял назначение в Пензу, где успешно, но недолго преподавал в Свободных художественных мастерских. Его не стало в 1920-м.

Надо заметить, что во включенных в книгу дневниковых записях Софронова почти ничего не пишет о своей повседневной жизни, а о событиях, касавшихся ее родных или друзей, равно как и о многих своих впечатлениях, сообщает преимущественно в назывных предложениях: «Смерть Туси. Лида» или «Кинореклама. Куклы и кошки». Открытая эмоция и развернутые фразы возникают тогда, когда автор почему-либо имеет четкую задачу — нечто зафиксировать. Иногда это непосредственные впечатления от созерцания природы или произведений искусства, иногда мировоззренчески важные выводы. Так возникают относительно развернутые дневниковые записи преимущественно за 1918-1920 гг., Вообще же, как вспоминает Ирина Евстафьева, мать ей жаловалась на то, что она не может ни писать, ни говорить «о заветном».

Может быть, для Софроновой создание текста — в отличие от процесса рисования — было неким неорганичным занятием? Но ведь Софронова еще и писала стихи и, надо думать, относилась к ним всерьез: иначе она не стала бы переписывать их набело и хранить в архиве. (Характерно, что даже дочь узнала об этом, уже разбирая архив…)

Дело, таким образом, не в словесном материале — Софронова прекрасно владела словом и, как это видно из книги, могла писать в любом стиле, адекватном обстоятельствам. Так, во время войны Софронова из эвакуации подробно и с юмором писала письма своему зятю С. Евстафьеву, — как это делалось в большинстве семей, разлученных войной. Опубликованные отрывки из дневниковых записей Софроновой замечательны глубиной мысли и афористичностью выражения.

Вот, например, запись из дневника 1920 г. «У нас отвлеченные умствования всегда способны уживаться с примитивными формами быта. Большое несчастье для человека, живущего в России, — возлюбить «форму»». Такими и подобными краткими записями и лаконичными письмами и пришлось бы ограничиться, если бы авторы обсуждаемого издания вознамерились опубликовать только тексты, написанные ею собственноручно. Вместо этого читатель получил возможность реконструировать жизнь Софроновой, ее друзей и семьи (отца, сестер, мужа, а позже — семьи дочери), а также ситуацию в художественной среде — по текстам, написанным другими лицами, и ее дочерью прежде всего.

Большими массивами представлена переписка (военная и послевоенная) Софроновой с ее старшим другом и во многом учителем, замечательным художником М.К. Соколовым. Соколов много писал Софроновой из ссылки и присылал ей свои «картинки» — работы миниатюрного формата, выполненные чем придется и на чем придется, страстно ожидая ее оценок. Софронова высказывалась о его работах — и, как всегда, лапидарно сообщала свои новости.

Но что же творчество Софроновой?

В 1962 г. 70-летняя художница, наконец, впервые удостоилась маленькой персональной выставки — без афиши и без каталога. А ведь сделала она много: масло, акварели, рисунок, шрифтовое оформление журналов. Ее последняя прижизненная свободная экспозиция — это 1931 г., «третья» (фактически — вторая) и последняя выставка группы «13».

Отзывы на эту очень качественную, но вовсе не «революционную» выставку сегодня и читать-то неловко. Это была просто очень хорошая живопись и прекрасные рисунки. Да, они не подходили под рубрику «пролетарского» искусства. О нем у Софроновой мы находим замечательные строки, написанные еще в 1919 г.:

«Какое такое «пролетарское искусство»? Если поселить всех «пролетариев» на необитаемый остров, то возможно, что через несколько столетий они создадут свое особое искусство, но, вероятно, оно будет называться тогда не пролетарским, а именем того острова, на который их переселили».

Как правило, выставочные комитеты работы Софроновой не принимали. В 30-е годы, когда иллюстрированные книги издавала даже знаменитая Academia, иллюстрации Софроновой последовательно отвергались. В результате, когда перестали принимать даже ее прикладную графику— обложки для журналов и т.п., Софронова решительно разделила заработок и искусство и в дальнейшем зарабатывала в разных издательствах ретушью, а рисовала — для себя.

Мир Софроновой в 1990-х годах приоткрылся для заинтересованного зрителя на замечательных выставках московской галереи «Ковчег». Среди многочисленных работ в разных техниках мне ближе всего ее московские пейзажи — только там и сохранилась прелесть кривоватых арбатских переулков.

Ревекка Фрумкина

* * *

От редакции

28 декабря 2011 года у нашего постоянного автора Ревекки Марковны Фрумкиной был День рождения. Поздравляем ее с юбилеем, желаем здоровья и радости. Надеемся, что еще не раз мы будем иметь возможность читать ее статьи о Прекрасном в картинах — и окружающем мире.