«Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…»

Передо мной серия книг, вышедших на рубеже тысячелетий и в последующее время [1]. Авторы — сестра и брат Татьяна и Валерий Дмитриевичи Соловей. Некоторые книги написаны вместе, другие порознь, но со ссылками авторов друг на друга, с основой на одном мировоззрении, одном комплексе идей. Это идеи о природе русского народа и этничности вообще. Всё в проекции на историю, и в частности на историю науки. Это умные авторы, известные ученые, целый ряд высказанных ими мыслей и наблюдений находит у меня согласие и одобрительный отклик, но какие-то основные идеи вызывают оторопь.

Рассмотрим сначала книги Т.Д. Соловей, поскольку по тематике они ближе к моим непосредственным занятиям. Недавно я писал в ТрВ-Наука о трудах многолетнего директора Института этнологии РАН проф. В.А. Тишкова, приводил свою аргументацию против его конструктивистской концепции этноса [2]. По мнению Тишкова, этноса в реальности нет, это фикция, как и нации, они сконструированы интеллектуальной элитой по определенному социальному заказу. В нашей стране это течение западной мысли не привилось, концепция Тишкова наталкивается на традиционные взгляды большинства этнографов, да и не только этнографов, хотя и представляет некоторые удобства для борьбы с сепаратистскими движениями.

Большинство же этнографов придерживается традиционной концепции этноса — «примордиалистской», или онтологической, по которой этносы существуют в реальности как некие жесткие социальные общности и с ними приходится считаться. Концепция эта, основанная на идее преимущественной эндогамии этнических групп, была создана в двух вариантах, социальном — в трудах академика Бромлея, предшествующего директора института, и «ландшафтном», а на деле биологизиро-ванном,— в книгах Л. Н. Гумилева.

Пороком этой концепции была ее несогласуемость с практикой: никак не удавалось найти реальные признаки, общие для всех этносов. То один набор признаков, то другой, то третий. Некоторые ученые пришли к социопсихологическому (но не конструктивистскому) выводу, что не реалии, а именно идеи дают жизнь этносу. Что этнос первично принадлежит не социологии или антропологии, а социальной психологии. Первичной является идея общего происхождения и общей исторической судьбы, неважно, реальна она или нет. Более того, эта идея не обязательно требует общего биологического происхождения — достаточно культурных предков или общих идейных истоков. Она и порождает этническую солидарность вплоть до стремления к государственному обособлению. А уж как эта идея мотивируется реалиями— не важно. Может мотивироваться любыми реалиями— то религией, то языком, то экономикой и т.д. Поэтому этнос и неуловим по реалиям. К ученым, думающим так, отношусь и я.

Кроме естественной оппозиции конструктивизму со стороны традиционного понимания этноса на рубеже тысячелетий обнаружилось еще одно течение, противостящее ему, — в работах преподавательницы Московского университета Т.Д. Соловей. В двух своих книгах («От «буржуазной» этнологии к «советской» этнографии», 1998, и «Власть и наука. Очерки университетской этнографии…», 2004) она рассмотрела историю отечественной этнологии/этнографии, особенно в Московском университете, объяснила смену ее предмета и названия.

Татьяна Соловей проследила, как на переходе от дореволюционной науки к советской название «этнология» сменилось на «этнографию», чтобы отличалась от «буржуазной». С этим был связан и переход от сциентизма (характерного для эволюционизма) к гуманитарному пониманию. Соловей считает, что этнография сформировалась как наука в России не в 40-х годах XIX века, как считал С.А. Токарев, а в последние два десятилетия, особенно же в советское время, после чего этнография вернулась от засилья застарелого эволюционизма в марксистских одежках к проблеме этноса.

Но, добавляет она, в основу новой теории были положены не старые дореволюционные разработки этноса, а сталинская трактовка нации, и это верно. Раннесоветское время Соловей называет «золотым веком отечественной этнологии». А вот это уже вызывает сугубые сомнения. Советская теория этноса была, по мнению исследовательницы, единственным глобальным успехом отечественной этнологии. Соловей радуется тому, что советская теория не стала развиваться по западному пути, по западным нормам. Влияние Запада исследовательница считает тлетворным.

К советскому времени она относит расцвет фундаментальной науки, включая этнографию. Государство нуждалось в этнографии, покровительствовало ей, финансировало ее.«…Коммунистическая партия и государство дали советской этнографии всё… Говорю без обиняков, коммунистический режим предоставил научному сообществу уникальную возможность заниматься наукой ради науки, при этом отнюдь не бедствуя. Конечно, за эту благодать приходилось расплачиваться…» (2004, 346). Ясно, что эту плату (репрессировано около 500 этнографов и ученых смежных специальностей, диктат идеологии, железный занавес и прочие прелести) она считает не слишком высокой.

Падение советской власти повлекло за собой исчезновение высокого статуса фундаментальной науки: сырьевой экономике она не нужна. И это верно. Но это не есть необходимое следствие падения советской власти. Это результат того искушения, которое не смогла преодолеть наша элита, сев на нефтяную иглу. Это результат того искушения имперской идеологией, которое не сумел преодолеть наш народ, потянувшисьради реванша за «сильной рукой» и закрыв глаза на ее спутники — гигантскую коррупцию и колоссальную дистанцию между богатыми и бедными. В Польше и Чехии нет сырьевой экономики, в Грузии нет коррупции.

Да, сокрушается Соловей, не стало государственного контроля — но и финансирования. Ныне нашу этнографическую науку, по мнению Соловей, финансирует Запад, поэтому она строится по западным лекалам (2004, 321). Да и не исчезла идеология — просто сменилась другой. В этом ключе Соловей и рассматривает конструктивистскую концепцию этноса Тишкова, якобы навязанную нам Западом. А то, что концепция эта выгодна нашим властям, Соловей не замечает. По ее мнению, концепция такая же ошибочная, как и примордиалистская, онтологическая концепция Бромлея. Обе они построены на идеальных типах, метафизичны, обе сталкиваются с тем, что на практике этничность неуловима. В этом Соловей права. Но сама Соловей ищет этничность в коллективном бессознательном, в архетипах Юнга (Соловей, 2004, 205).

Стремление к объективному, «нейтральному» знанию Соловей считает невозможным (2004, 317). Все мы ангажированы. Нужно просто выбрать, какой политической позиции придерживаться (кстати, эта идея франкфурктского марксизма очень популярна в постмодернистской среде).

Т.Д. Соловей и выбрала себе позицию, которая раскрывается в другой ее книге, «Несостоявшаяся революция», написанной совместно с братом (Соловей и Соловей, 2009). Брат ее, Валерий Соловей, — профессор МГИМО, политик националистического толка. В книге «Кровь и почва русской истории» (Соловей, 2008) он проповедует русский национализм «с человеческим лицом» — умеренный, без антисемитизма, без требования преференций русским. Он тоже не склонен очень уж осуждать советскую власть. Вот же он и сестра выбились из бедноты в люди благодаря советской власти, созданным ею лифтам. Да, им повезло. В отличие от сотен тысяч крестьян, погибших от голода. В отличие от миллионов, ставших было на ноги до революции — и раскулаченных (также и «подкулачников»). В отличие от тех, кого те же советские лифты опустили в ГУЛАГ и вывели в расход.

В своих политических выступлениях в Интернете В.Д. Соловей критикует власть и режим, выдвигает ряд демократических требований, но обычно старательно обходит острые вопросы — как быть с мигрантами, с национальными окраинами, с сепаратистскими движениями, с русскими нерусского происхождения и с примесями инородческой крови. Дело в том, что основой этноса он и его сестра в гораздо большей мере, чем Гумилев, считают расовые данные, кровь, биологию, возлагают надежды на гаплогруппы.

Это противоречит всему, что мы знаем о природе этносов и о расовом составе русского народа (Балановская и Балановский, 2007) [3]. Русский народ, как и многие другие, смешанного происхождения. Да, татарской примеси немного, хотя многие из русской знати восходят к татарам, как и к скандинавам (Рюриковичи). Но зато финно-угорской примеси очень много. Все эти летописные народы, заселявшие лесную полосу Восточной Европы до славян — меря, мурома, мещера, весь, чудь и другие, — куда они девались? Они никуда не ушли — превратились в русских. Голядь (галинды), балтское племя, населявшее Подмосковье, — куда ушло? Никуда, так и осталось тут. А уж сколько намешалось чуть ли не в каждую семью с тех пор — поляков, немцев, латышей, армян, евреев…

Не образует и всё славянство единой расы. И внешне, и даже по генетическим данным: у восточных и западных славян — более распространена одна гаплогруппа, у северных русских — другая, известная у финнов, у южных славян (болгар, сербов) — третья, распространенная на Балканах.

Лучше всего «дипломатическую» позицию профессора МГИМО очерчивает одна его проговорка: «Так что же, автор этих строк пытается доказать, что история России должна писаться в патриотическом ключе вопреки любым фактам? Если угодно, да» (Соловей, 2008, 7). Как мне представляется, для честного историка, желающего блага своему народу, профессиональной задачей является обнаружение правды и доведение ее до сведения всего народа. Вопреки любым помехам. Даже если это горькая правда.

Попытка подменить этническую общность расовой ни к чему хорошему привести не может. Это неизбежно поведет к подозрениям и взаимным обвинениям в нечистоте крови, к расколу народа на фракции и сорта по происхождению, к нацистской идеологии. Как вы мотивируете солдат с «нечистой» кровью сражаться и умирать за страну, в которой они неизбежно становятся людьми второго сорта? Да еще если за этим не стоит правда истории, а только «нужная» политикам идея?

Лев Клейн

1. Соловей В.Д. Кровь и почва русской истории. Москва: Русский мир, 2008. / Соловей Т.Д. От «буржуазной» этнологии к «советской» этнографии. История отечественной этнологии в первой трети ХХ века. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1998. / Соловей Т.Д. Власть и наука в России. Очерки университетской этнографии в дисциплинарном контексте (XlX — начало XXI в.). М.: Прометей, 2004. / Соловей Т.Д., Соловей В.Д. Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализма. М.: Феория, 2009.

2. Клейн Л.С. Этнографическая наука и национальный вопрос. ТрВ № 97, 14 февраля 2012 г. С. 7. http://trv-science.ru/2012/02/14/ehtnograficheskaya-nauka-i-nacionalnyjj-vopros/

3. Балановская Е.В., Балановский О.П. Русский генофонд на Русской равнине. М.: Луч, 2007.