В нашей нынешней жизни принципы постмодерна — размывание границ науки и доведение демократичности и политкорректности до абсурда — проявляются то и дело.
В одном из предыдущих номеров газеты я писал о полученном в порядке циркулярной рассылки «прелестном» письме «Руснауки» с Украины, обращенном ко всем желающим, предлагающем оперативно (за несколько недель!) напечатать за плату статью практически любого качества по любой отрасли науки в специально созданных для этого «международных» (на самом деле, постсоветских) журналах, выходящих 36 раз в год. Не прошло и месяца, как я получил совсем из другого источника изложенное по-английски персональное приглашение вступить в гораздо более солидное международное издательское предприятие (центр — в Англии). На сей раз мне предлагается стать не автором, а членом редакционного совета, в котором уже состоят некоторые уважаемые мною ученые. Но у меня зародилось смутное ощущение, что, несмотря на серьезно обставленное дело, какая-то аналогия с «Руснаукой» кроется за вежливыми английскими фразами.
Речь идет о созданном в 2000 году в Англии инновационном издательстве, поставившем своей целью стимулирование научных публикаций Открытого Доступа (Open Access): чтобы научная продукция на бумаге и в Интернете становилась сразу же по выходе доступна всем — бесплатно и без запрета копирования. Чтобы ее могли читать и использовать все: ученые, студенты, любители. Какой рывок в скорости распространения открытий! Не надо будет копить деньги на покупку дорогостоящей книги или мечтать о подписке на важный журнал. Не надо терзаться, выбирая книги для себя: что покупать, что нет. Не надо добывать доступ в специальные библиотеки и электронные архивы. Какой доступ в науку для широких народных масс!
Книги и журналы предполагается издавать только на английском языке, а издательство ориентировано на авторов из Центральной и Восточной Европы. Издательство объявило о своей кооперации с известнейшими издательствами мира — «Шпрингер» и «Де Груйтер».
Неприятное чувство зародилось при чтении запланированной для меня роли: ни редактирование, ни рецензирование книг и статей не входят в обязанности члена редакционного совета, от меня ждут только рекламирования деятельности издательства и иногда — рекомендаций. То есть требуется только мое имя. Ну, роль свадебного генерала мне не подходит.
Далее, я обратил внимание на детализацию издательских планов. Часть продукции издательство собирается выпускать по известной модели: книги и журналы распространяются по подписке, работу над книгой оплачивает издательство, никакого Открытого Доступа нет — всё как везде (и только в этой части есть какие-то договоренности с крупными фирмами «Шпрингер» и «Де Груйтер»). Будет ли гонорар автору — не указано. То есть «Шпрингер» и «Де Груйтер» выпускать книги Открытого Доступа не желают.
Другую часть продукции запланировано выпускать по другой модели: всё на деньги издательства, но без «Шпрингера» и «Де Груйтера». Вот эта модель — для Открытого Доступа. И, наконец, по третьей модели — всё на деньги автора. Это тоже с Открытым Доступом. За исключением Открытого Доступа, эта третья модель тоже известна, хотя используется обычно реже: в Питере её предлагает желающим издательство «Нестор-История» (хотя я печатался у него по обычной модели, и она для него основная).
Стоит ли бранить «Шпрингер» и «Де Груйтер» за нежелание способствовать прогрессу в лице Открытого Доступа? Стоит ли ругать новое издательство за то, что лишь часть своей продукции (и неизвестно, сколь большую) оно решилось отдать на Открытый Доступ? Но ведь это вариант общей дискуссии о копирайте: каковы время и границы авторского права, какие доходы оно гарантирует автору и его наследникам, в какой мере научная продукция подлежит охране авторских прав.
Мы еще нескоро окажемся в стране, «где цветут цитроны» и где человек получает по потребностям, а работает — по способностям (а практически — по желанию). Более того, скорее всего, как бы это ни было огорчительно для коммунистов, социалистов и других социальных утопистов, никогда в ней не будем жить. Если взять за принцип Открытый Доступ к научным публикациям сразу же по выходе публикации, то это означает, что за свою продукцию ученые не будут получать ничего. Или общество должно обеспечить им другой источник дохода при отсутствии с их стороны другого труда (наука сейчас требует полной отдачи).
Александр Гумбольдт отправился в свои впечатляющие путешествия, получив огромное наследство от матери. Результаты этих путешествий заняли 23 тома. Один из основателей социологии Герберт Спенсер смог заняться по-настоящему научными исследованиями и публиковать их с 1853 года, получив наследство от дяди. Да, он проявил огромную трудоспособность, но где были бы все его многочисленные тома, если бы не это наследство? Основатель культурной антропологии Эдвард Тайлор женился на состоятельной женщине Анне Фокс и в результате смог целиком отдаться науке и путешествиям по музеям за свой счет. Карл Маркс жил на деньги своего друга — капиталиста Энгельса. Его (Маркса) антипод Макс Вебер смог целиком предаться исследованиям, только когда получил наследство от матери. У Джеймса Фрэзера жена стала, по сути, бесплатным помощником. Англизированный финн Вестермарк и сам имел деньги на экспедиции и свои штудии: он происходил из состоятельной семьи. Археолог генерал Фокс стал основателем археологической методики, получив в наследство огромное имение от дяди и став Питтом Риверсом — в этом имении он и стал раскапывать курганы на свои деньги. Он инспектировал раскопки, разъезжая на коляске, а за ним ехали на велосипедах его молодые секретари. Он же основал музей в Оксфорде, существующий и сейчас, — это музей Оксфордского университета.
Кто же будет кормить, поить, одевать, содержать современных ученых, щедро раздающих свою интеллектуальную собственность при отсутствии всякой другой? У современных ученых, да еще в нашей стране, нет ни имения, ни наследства. Можно, конечно, положиться на зарплату за должность, но эта зарплата у ученых, некогда составлявшая несколько зарплат квалифицированного рабочего (как ныне в ведущих странах), сегодня намного меньше такой зарплаты. Между тем, настоящий ученый — это человек редких способностей, исключительной концентрации (отсюда известная рассеянность ученых) и необыкновенного усердия. И ему нужно содержать семью, которую он хотел бы обеспечить и после своей смерти. Гонорары за научные труды крайне невелики, прямо скажем — мизерны, да и далеко не за все труды причитаются. Но это хоть какая-то добавка к убогой зарплате.
А ведь в цену книги и копирайта входит не только гонорар автора, но и зарплата издателям, типографам и цена бумаги. Бесплатных изданий не бывает. Если они объявлены бесплатными, то это просто значит, что за них уплачено иначе — прямо из бюджета или спонсорами. Тот, кто ратует за Открытый Доступ к научным публикациям, должен понимать, что он всё равно уплатит за них, только другими путями: повышением налогов, повышением цен на другие товары, ухудшением качества научной продукции. Несомненно, лишение ученых дополнительного материального стимула неизбежно приведет к сокращению числа ученых и сужению притока качественных кадров в науку.
С другой стороны, Открытый Доступ к научной продукции при всей демократичности и сам по себе не во всем благодетелен. Он ведь не ограничивается расшатыванием копирайта. Со многими сторонами Открытого Доступа мы познакомились уже на примере Интернета. К науке ринулись толпы дилетантов и графоманов, возникли бесчисленные и бесцеремонные «форумы» и «порталы», где сонмы невежд щеголяют крадеными мыслями и нахально выдвигают глупейшие догадки, осыпая ученых бранью, если те им не потрафили. Общий уровень научного дискурса резко снизился, размылись границы между наукой и игрой. Постмодерн!
На мой взгляд, неправильно обсуждать меры по установлению Открытого Доступа к научной продукции, не обсуждая параллельно компенсацию ученым их труда по созданию интеллектуальной собственности, которой их эти меры так или иначе лишают. Открытый доступ важен и для самих ученых: как авторов, заинтересованных в широком признании их открытий, так и исследователей, жаждущих поскорее познакомится с открытиями других. Но ученым не улыбается перспектива остаться без средств к существованию.
Иное дело — что есть смысл обсуждать рациональные границы копирайта, содержательные (что им покрывать) и во времени (100 лет, 70 лет или, может быть, 30 по смерти или только по выходе работы), думать о мерах по уменьшению дороговизны научных книг и журналов, о переводе их в электронную форму, об увеличении оплаты ученых- это ведь тоже способ сделать научную продукцию более доступной ученым и студентам. А делать ее доступной всем — незачем. Наука — дело избранных. Так же, как искусство. Потреблять результаты науки и предметы искусства — вот что для всех. Вот что должно быть в Открытом Доступе всеобщим. А дверь в науку должна быть открыта не всем, а только тем, у кого это — призвание. Ученая степень — это не только диплом мастера. Это еще и сан.
Лев Клейн
* * *
Статья Льва Клейна интересна тем, что обозначает несколько проблем, связанных с пониманием «открытого доступа» и прав автора на статью. Ситуация становится сложнее еще и потому, что в разных дисциплинах — гуманитарных и естественнонаучных — задачи научной периодики и способ взаимодействия с авторами могут различаться. Публикуемый комментарий Михаила Гельфанда, позволяет обозначить некоторые ключевые понятия, важные для дальнейшей дискуссии на эту тему.
На просторах Интернета гуляют два персонажа: Капитан Очевидность и Тысячефунтовая Горилла. Я попробую сыграть сразу обоих. Первого — потому что напишу банальности. Вторую — потому что напишу их с точки зрения члена редколлегий нескольких достаточно сильных журналов, среди которых есть и использующие традиционный способ подписки, и доступные бесплатно, но берущие плату за публикацию с авторов статей; и еще как организатор (не автор же?) Корчевателя.
Итак. Сама по себе система публикаций открытого доступа (open access) — когда статья распространяется свободно, а автор платит за ее публикацию — не хороша и не плоха. Это лишь две разных экономических модели, каждая из которых имеет свои достоинства и недостатки. Так, сторонники open access указывают, что эта система облегчает доступ к научной информации для ученых из развивающихся стран, для ученых из небольших научных организаций и университетов, которые не могут позволить себе обширную подписку, просто для интересующихся — видимо, есть и такие. Противники. Не так-то у них много доводов (кроме чисто экономических, что выходит за пределы моей компетентности); пожалуй, единственный, который я счел бы заслуживающим внимания, — это то, что издание журналов и сбор платы за подписки часто является важной статьей дохода научных обществ, за счет которой финансируется их разумная деятельность в других областях. Замечу, что не только новые журналы работают по этой схеме, но и многие традиционные перешли на нее в последние годы. Тем не менее, большинство международных и российских естественнонаучных журналов работают по традиционной схеме.
Многие зарубежные грантовые агентства требуют, чтобы статья, в которой это агентство упоминается как профинансировавшее исследование, была доступна либо немедленно после публикации, либо через какой-то фиксированный, не слишком большой (полгода-год) промежуток времени. С другой стороны, очень многие журналы дают существенные скидки авторам, которые не могут оплатить публикацию полностью, а иногда совсем освобождают их от оплаты. При этом, разумеется, возможны разные коллизии: скажем, как автор из России я во многих случаях мог бы просить подобных скидок, но считаю неуместным делать это, когда в разделе Acknowledgements перечислены сразу несколько грантов (кому и как объяснишь, что даже суммарно они весят куда меньше, чем рядовой грант, скажем, NIH).
Более того, система «автор платит» вовсе не ограничена электронными публикациями: вечно живой «Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов», а с ним и еще многие подобные издания, вполне себе имеют бумажную версию; некоторые — только бумажную. Однако чисто электронный способ издания, при котором расходы недобросовестного издателя равны примерно нулю, делает околонаучный паразитизм в этой сфере чрезвычайно выгодным и малорискованным, а поскольку такие издатели активно спамят всех сколько-нибудь активно публикующихся ученых, извлекая их электронные адреса из нормальных статей, они более на виду.
Журналы бывают хорошие и плохие, и это не зависит от того, как именно они издаются, — это зависит от того, насколько жесткие в этих журналах рецензирование и адекватная редакционная политика. Не берусь судить про общественные и гуманитарные науки, но в биологии все прекрасно знают, какой журнал чего стоит (удивительным образом, это довольно хорошо, хотя и не стопроцентно, коррелирует со столь демонизируемым импакт-фактором). Поэтому пассажи Льва Клейна про снижение уровня научного дискурса в связи с системой открытого доступа тут бьют строго мимо цели. Кстати, про повышение нагрузки на налогоплательщика тоже бабушка надвое сказала: при традиционной системе эта нагрузка выражается в виде платы за подписки, которая сильно выросла в последние годы и которую несут университетские библиотеки и те же грантодержатели. Из-за несоразмерности этой платы целый ряд математиков бойкотирует журналы крупнейшего издательства Elsevier. Столь же неточны и высказывания про копирайт — как раз в журналах открытого доступа он остается за автором, в отличие от большинства журналов, выпускаемых большими издательствами.
Михаил Гельфанд
* * *
Мы также попросили коллег прокомментировать проблему «открытого доступа». Публикуем поступившие отклики.
Игорь Чередников, ОИЯИ Дубна / Университет Антверпена:
Научный журнал — это прежде всего средство коммуникации членов научного сообщества, один из рабочих инструментов, остальные его функции вторичны и несущественны. С этой точки зрения нужно смотреть и на различные варианты изданий с «открытым доступом». Если какие-либо воплощения этой идеи будут приняты сообществом как одно из средств коммуникации — значит, идея, в той или иной форме, работает.
Однако, с моей точки зрения, в естественных науках этот тип изданий не приживется: на данный момент ситуация с публикациями близка к идеальной. Есть arXiv — бесплатный и общедоступный, и есть ряд реферируемых журналов, на которые подписаны — либо в электронной форме, либо в бумажной — все нормальные университеты и исследовательские центры. Ни с какими реальными проблемами с доступом к публикациям я не сталкивался. Если доступ к электронной версии журнала закрыт — наверняка всё есть в библиотеке. В крайнем случае можно написать автору, и он всегда пришлет копию статьи. Честно говоря, я не вижу, что именно (принципиально, а не по мелочам) можно было бы улучшить в этой сфере. Проблема только одна: нужно решать задачи и писать тексты, интересные кому-либо в сообществе, кроме самого автора. Если с этим всё в порядке, то публикация -вопрос чисто технический.
В гуманитарных науках есть своя специфика, с которой я практически не знаком, поэтому не комментирую.
Дмитрий Вибе, Институт астрономии РАН:
На мой взгляд, проблема Open Access отсутствует, хотя нужно иметь в виду, что я делаю этот вывод лишь для одной отрасли науки. Уже сейчас, без каких бы то ни было дополнительных действий по организации Open Access, можно легко получить бесплатный доступ практически к любой астрономической публикации. Многие авторы выкладывают препринты статей в arXiv (где они доступны бесплатно, иногда задолго до «официальной» публикации), и на это закрывают глаза даже в Nature. Многие ключевые астрономические журналы открывают доступ к статьям через один-два года после публикации. Наконец, если статьи нет ни в открытом доступе на сайте журнала, ни в arXiv, напишите автору! Он статью пришлет еще и с благодарностью, что вы обратили внимание на его работу. Рассуждения о копирайте в связи с открытым доступом мне непонятны. Копирайт закреплен наличием текста, в котором описан мой результат и который подписан моим именем. Заплатил читатель за доступ к этому тексту или получил его бесплатно, неважно. От этого не разрывается связь между моим именем и моим результатом. Открытый доступ не подразумевает ведь анонимной публикации текста, который потом будет скопирован и подписан каким-то нехорошим человеком. Непонятна также мысль о том, что открытый доступ лишит ученых материального стимула к написанию статей. Для ученого написание научной статьи — не источник дополнительного дохода, а часть отработки финансирования. Получил денежку на исследования — будь любезен опубликовать результат. Да, некоторые журналы платят авторам небольшие гонорары, но мне жаль ученого, для которого эти гонорары составляют «хоть какую-то добавку к убогой зарплате».
Давайте мыслить логически, с применением количественных критериев. Стоимость публикации научных работ и доступа к ним (фактически только стоимость верстки, печати и размещения в интернете — поскольку статьи принимаются только уже оцифрованными, гонораров авторам давно не платят, труд рецензентов тоже не оплачивается) по сравнению со стоимостью самих исследований, о которых докладывается в этих работах (зарплаты и командировочные всех авторов, стоимость используемых оборудования и материалов и т.д.) просто ничтожна, она остается ничтожной и в сумме со стоимостью размещения информации из этой работы в тематических базах данных. В то же время известно, что статьи журналов открытого доступа цитируются в 4-5 раз чаще платных статей сопоставимой научной значимости. Последнее означает, что не менее 80% информации, содержащейся в платных статьях, из-за чрезмерности требуемой за них цены до потенциальных читателей не доходит. Отсюда следует, что не менее чем 80% потенциальных читателей платных статей вынуждены ценой расхода оборудования, материалов и своего рабочего времени (в т.ч. зарплаты) переоткрывать информацию, которая могла содержаться в недоступных для них статьях. Поскольку лишь небольшая часть журналов бесплатны для электронного доступа, вышесказанное означает, что не менее чем 80% всех расходов на науку сейчас идут впустую — на изобретение огромного количества всевозможных «велосипедов», и соответственно, если все платные статьи вдруг сделать бесплатными, результативность всех расходов на науку при фиксации их современного уровня можно поднять не менее чем в 2 раза (исходя из очень грубой оценки, что вероятность ошибки исследователей в отсутствие необходимой информации в среднем близка 1/2, и потому успех будет достигнут с 2-х попыток). Иначе говоря, эффективность науки может быть увеличена раза в два одним из двух способов: или полным государственным дотированием доступа ко всем научным журналам и тематическим базам данным (себестоимость которых, как уже отмечалось выше, незначительна), или повышением всех расходов на науку вдвое. Первый путь многократно менее затратен, чем первый, и органы власти, руководствуясь усредненными интересами налогоплательщиков, обязаны выбрать первый путь, если же они этого не делают — они коррумпированы, или укомплектованы умственно неполноценными людьми. При этом следует учесть, что, поскольку используемый в науке критерий новизны результатов препятствует дублированию научных результатов на ресурсах альтернативных издателей, а чрезмерные стартовые расходы и ещё не отмененные копирайты препятствуют созданию альтернативных исторически сложившимся баз данных (обычно одна база по своей теме — так, среди структурных баз данных CSD, ICSD, CRYSTMET, PDB являются единственно полными каждая в своем классе веществ) достаточно полного охвата, издатели научной периодики и тематических баз данных являются естественными монополиями, и поэтому проценты прибыли этих издателей во избежание экономического паразитизма должны быть ограничены сверху социально приемлемой нормой и жёстко контролироваться, способ получения такой прибыли (т.е. способ оплаты их деятельности) тоже должен устанавливаться государством. Если эти издатели зарубежные, необходимо заключить с ними договоры о дотировании свободного доступа к ним с российских IP-адресов ценой небольшого увеличения их суммарной прибыли с территории России.
Исправляю свою описку: первый путь многократно менее затратен, чем второй.
Мне кажется, в рассуждениях Ив. Дуденкова есть просчет. Он исходит из того, что «стоимость публикации научных работ и доступа к ним … по сравнению со стоимостью самих работ… просто ничтожна». Но в гуманитарных и общенаучных исследованиях дело обстоит как раз наоборот. Но и в естествоведческих иссладованиях в сентенцию Дуденкова нужно внести существенную поправку: стоимость публикации результатов и доступа к ним в значительной части лежит на исследователе, тогда как стоимость исследований часто лежит на государственных учреждениях.
Никто не спорит с тем, что открытый доступ сам по себе благотворен для науки. Но спор идет о гарантиях исследователю дохода от интеллектуальной собственности на результаты исследований. Оплата эта зависит от величины индивидуального вклада в науку, а это очень трудно определить без учета индивидуальных результатов, т. е. интеллектуальной собственности. При нынешнем раскладе определение интеллектуальной собственности тесно увязано с платным распространением научных журналов. Как мне представляется, чтобы избавиться от платного распространения научных журналов, нужно резко увеличить оплату научных работников и преподавателей вузов и сменить критерии оценки научного труда. Невозможно установить открытый доступ к большинству свежих результатов научного труда и оставить нынешний уровень зарплаты научных работников и преподавателей вузов.
> Невозможно установить открытый доступ к большинству свежих результатов научного труда и оставить нынешний уровень зарплаты научных работников и преподавателей вузов.
Повысить уровень зарплаты научных работников и преподавателей вузов, конечно, желательно. Но открытый доступ к большинству свежих научных результатов здесь не при чем. На уже упомянутом выше сайте arxiv.org выкладываются электронные препринты практически всех новых статей по физике и математике. Большинство из них потом публикуется в регулярной научной периодике.
Поскольку не всеми смысл моих выводов правильно понят, подразумевавшееся очевидным пишу прямым текстом. Для многократного уменьшения доли безрезультатных вложений в науку и, как следствие, значительного ускорения научно-технического развития и отодвигания момента наступления предсказанного Станиславом Лемом в «Сумме технологии» ресурсного кризиса науки, необходимо именно полное государственное дотирование оборота научной информации, то есть этот оборот должен быть бесплатным как для читателей, так и для авторов. Как уже ранее доказано, вложение средств в такое дотирование многократно более эффективно, чем простое вложение средств в науку в любой форме — будь то сметное финансирование научных организаций или конкурсное грантовое. Кроме того, открытый доступ уже на стадии препринта позволяет через перевод рецезирования из архаичного формата бумажной переписки в современный формат открытого комментирования открыто размещаемых в интернете препринтов статей позволит многократно повысить скорость и качество рецензирования и через свободное участие в обсуждениях всех специалистов по теме (в том числе студентов, аспирантов и ушедших в промышленность), обнаруживших его в сети по ключевым словам, и через очевидную для всех критику и выбраковку ошибочных, предвзятых и прочих некомпетентных рецензий. Для сравнения, в грантовом финансировании из-за произвола в формировании персонального состава экспертных комиссий, включающих в себя заведомо незначительную долю специалистов по каждой конкретной теме, из-за необязательности или отсутствия аргументации оценок и их неоспариваемости, а также из-за преобладания среди экспертов ученых старших поколений с устаревшим образованием, многие из которых как формальные руководители коллективов фактически отошли от реальной исследовательской деятельности к кабинетной и хозяйственной, уровень субъективизма и некомпетентности неизбежно велик, особенно при оценке малоизвестных тем и инициировании новых научных направлений. Бесплатность публикации статей для их авторов необходима уже в силу того, что большинство результативных идей в науке в силу объективных физиологических причин выдвигается молодыми людьми студенческого и аспирантского возраста, которые в своем подавляющем большинстве (гении рождаются статистически почти равновероятно среди богатых и бедных, а большинство населения России разорено т. н. «реформами») живут на нищенские стипендии и денег на издательскую деятельность у них нет, особенно у самых продуктивных, как нет у них денег на платные статьи (от 600 до 3000 р за статью из нескольких страниц, которая еще неясно, понадобится или нет, а с высокой вероятностью не понадобится, поскольку найдена по комбинации ключевых слов, которые в большинстве случаев плохо приспособлены для передачи интересующего смыслового содержания текста — в таких случаях КПД поиска падает до единиц и долей процента, и как следствие, стоимость доступа к необходимым для цитирования в средней работе источников взлетает до заведомо непосильных величин. Как известно, книги из нескольких сотен страниц в магазинах продаются в среднем от 300 до 700 рублей, и в эту цену входят и гонорары авторам, и стоимость бумаги, и стоимость типографской печати, а на сайтах научных издательств, не тратясь на перечисленные цели, ту же самую сумму требуют за статью всего лишь из нескольких страниц, скачиваемую в электронной форме — отсюда очевидно, что такая цена за статью почти целиком представляет собой паразитическую ренту, а норма прибыли в этом «бизнесе» достигает сотен процентов. В некоторых отраслях науки большая часть результатов получается на крупных установках (ускорители частиц, обсерватории и т.п.), где одновременно работают или собираются на тематические конференции большинство специалистов по этим темам — там они имеют возможность обмениваться информацией непосредственно, минуя издательства, паразитически монополизировавшие оборот научной информации. Для сравнения, химики и материаловеды мира разбросаны по тысячам независимых друг от друга лабораторий, и для них поиску литературы по ключевым словам в интернете обычно альтернативы нет. Еще один фактор — ассортимент отражающих тему журналов — также ставит химиков в резко неравные условия с физиками: химикам для качественного охвата темы необходимо в несколько раз больше подписок, а материальные возможности мелких химических лабораторий несопоставимо малы по сравнению с возможностями крупных организаций физиков. Кроме того, физики, объединенные вокруг крупных проектов, создали свои структуры самоорганизации — так, у них есть свой специализированный сайт открытых препринтов arXiv, представители других отраслей науки обычно лишены возможности там пубиковаться не только из-за ограниченности тематического спектра разделов сайта, но и просто потому, что туда принимают статьи только по рекомендациям. В силу перечисленных причин, платность оборота научной информации для его участников, относительно слабо влияя на отрасли с дорогостоящими установками (физику элементарных частиц, астрономию и т.п.), катастрофически замедляет темпы развития химии, материаловедения и других по своей природе децентрализованных отраслей науки и технологий.
Готов полностью согласиться с тезисом Ив. Дуденкова о необходимости государственного дотирования оборота научной информации, чтобы доступ этой к информации был открытым. Это, конечно, ускорило бы развитие науки многократно. Но одновременно нужно решать и другую сторону информационного роста — финансово обеспечить производство научной информации. Иначе нечему будет поступать в оборот. В настоящее время эти процессы увязаны один с другим, хоть и лишь частично.
В своей «Истории археологической мысли» и в находящейся в печати «Истории антропологических учений» я показываю, что выдающимися новаторами в науке часто становились ученые, получавшие богатое наследство или богатое приданое и таким образом — финансовую независимость. Иногда сами долго и успешно занимавшиеся бизнесом, как Шлиман. Так что обеспечьте ученым безбедную жизнь — и они сами произведут новую научную информацию. Конечно, не все богатеи обогащали науку — тут нужны еще и особый склад ума и характера. Получи ученые даровые деньги — и часть затрат будет впустую. Но полезная часть с лихвой компенсирует пустые затраты. А это уж дело умного менеджмента — как обеспечить хороший коэффициент отдачи. Но какую-то увязку с оборотом научной информации придется сохранить: как иначе обеспечить селекцию наиболее успешных ученых?
Пока все решают что да как, энтузиазисты тихо делают своё дело и оцифровывают литературу.
С неизменным эстетическим и интеллектуальным наслаждением читаю статьи Льва Самуиловича. Однако иногда в них есть с чем не согласиться. Это нормально, как известно, «если все думают одинаково – не думает никто».
За дискуссией об экономических аспектах научной периодики, кажется, незамеченным остался заключительный тезис статьи. Очень важный и, на мой взгляд, очень опасный тезис.
«Наука — дело избранных. Так же, как искусство. Потреблять результаты науки и предметы искусства — вот что для всех. Вот что должно быть в Открытом Доступе всеобщим. А дверь в науку должна быть открыта не всем, а только тем, у кого это — призвание. Ученая степень — это не только диплом мастера. Это еще и сан».
Принципиальное отличие науки и веры как двух методов познания мира – в отношении к сомнению. Вера учит, что сомневаться – грех. Истина изложена в священных текстах. Наука ТРЕБУЕТ сомнения – и, соответственно, доказательства. Непонимание этого различия ведет к безграмотным сентенциям вида «Библия учит нас верить в сотворение мира, а вы требуете поверить в Большой взрыв – так какая разница?». Разница именно в том, что наука ни от кого и ни во что не требует верить. Разве что – доверять принятым методам доказательства: эксперименту, математике, логическим выкладкам.
Увы, Лев Самуилович, кажется, предлагает разделить общество на два неравных слоя: тех, кому дозволено сомневаться, и тех, кому положено верить. Верить ученым, «высшим людям», рукоположенным в сан провозвестников истины. Мирянам сомнение, очевидно, заказано.
А между тем именно привычка сомневаться не дает человеку превратиться в дрессированное животное, для которого истина – то, что сказал хозяин. Я, например, лучшими научно-популярными текстами считаю те, где излагаются не только результаты, но и хотя бы в общих чертах – способ их получения. «В I в. до н.э. Боспор политически зависит от Рима» – что здесь можно сказать? Ничего, кроме «ну, наверное, специалистам виднее». «В I в. до н.э. Боспор политически зависит от Рима. На это указывают факты: царь Аспург носит титул «друга римлян», принимает династическое имя Тиберий Юлий, а на монетах выбивает портреты римских императоров» [1] – вот это совсем другое дело! Замечательный пример аргументированного научно-популярного текста предоставляет и сам Лев Самуилович [2]. С исчерпывающей аргументацией показано, что Троя – не Илион, а Илион – не Троя. Не доверяешь научной добросовестности Льва Самуиловича – изучай греческий и проверяй сам.
Я доверяю научной добросовестности Льва Самуиловича. Но мне принципиально важно, чтобы было написано «анализ гомеровских текстов показывает, что существуют устойчивые обороты, связанные с названием «Троя», и другие устойчивые обороты, связанные с названием «Илион», причем эти два множества почти не пересекаются», а не просто «ученые доказали». Последнее слишком уж напоминает хрестоматийное «британские ученые доказали», а там и просто «в Писании сказано».
По-человечески понятна позиция «мне неинтересно и некогда объяснять Вам, почему мы считаем, что Земля круглая». Помимо личного права человека не заниматься тем, что ему не интересно, легко понять, что исследователь уровня Л. С. Клейна принесет значительно больше пользы обществу, если потратит время на новое исследование, а не на препирательства с очередным г-ном Диким. Проблема в том и состоит, что разъяснение результатов и методов науки отдано на откуп немногочисленным популяризаторам, работающим на голом энтузиазме и в свободное от основных занятий время. На мой взгляд, ситуацию сильно оздоровил бы институт государственных популяризаторов. Да, специальных людей, которые сидели бы на предназначенных для этого сайтах и отвечали на вопросы желающих. Даже на вопросы типа «если человек произошел от обезьяны, почему сейчас обезьяны в людей не превращаются?», раз уж наша образовательная система не справляется с объяснением даже таких вещей (а что она не справляется – очевидно, достаточно вспомнить известный опрос ВЦИОМ о Солнце, Земле и их вращении). Отвечали на полном серьезе, методично и терпеливо, потому что это было бы их работой, за которую они получали бы зарплату. Да, из бюджета. Из налогов. Оплачиваем же мы преподавательский труд и службу психологической помощи населению. С большим удовольствием отдавал бы свои налоги не на содержание РПЦ, а на институт популяризаторов.
В нашей стране, где недоворованных остатков научного бюджета и ученым-то хватает чуть ли не на хлеб и воду, это, конечно, маниловские мечтания. А вот сытый Запад вполне мог бы себе это позволить. Если, конечно, у него еще есть время, и коллизии пресловутого постуиндустриального перехода – перестройки всей технологической, экономической, политической и социальной структуры общества, предсказанной еще Тоффлером [3] и активно рекламируемой Переслегиным [4] – не начались еще вчера, например, как финансовый кризис 2008-го года. В этом случае мир ждет несколько весьма интересных десятилетий, когда старые институты уже отказывают, а новые еще не созданы, и ему станет не до отношений населения с наукой, да и вообще не до чего. Но это совсем другая история.
Вернемся к нашим баранам. Не к масштабным проектам государственных популяризаторов, а к простому вопросу: открытый доступ к научной информации или закрытый? Открытый доступ дает каждому человеку заглянуть на научную «кухню» и попытаться понять, как и из чего готовится блюдо научных выводов. Закрытый – превращает ученых в касту. «К науке ринулись толпы дилетантов и графоманов, возникли бесчисленные и бесцеремонные «форумы» и «порталы», где сонмы невежд щеголяют крадеными мыслями и нахально выдвигают глупейшие догадки, осыпая ученых бранью, если те им не потрафили». Да! Все верно, Лев Самуилович. Это, к сожалению, отрицательные стороны информационной открытости. У всякого общественного явления есть неприятные истории, и не мне объяснять это Вам, историку. Пена у ртов не должна затмевать основного содержания процесса: люди пытаются думать самостоятельно. Получается у них не очень – вследствие невежества и невоспитанности. Но они пытаются думать. И среди них есть не только откровенно неадекватные господа, заставляющие вспомнить психиатрический термин «бред изобретательства». Среди них огромная масса людей, которые искренне пытаются понять. Понять, почему мы считаем, что было монголо-татарское иго, а не «гражданская война язычников с христианами». Почему ученые уверены, что жизни не менее 3,8 млрд. лет [5], а не библейские семь с половиной тысяч. Понять, как проверяются на безопасность ГМО и что же все-таки там произошло с крысами. И худшее, что здесь можно сделать – сказать «верьте нам, мы знаем лучше»!
Не поверят. Без аргументации – не поверят. А если приучатся верить, это хуже во сто крат. Некритичность куда опаснее невежества. Приучатся свято верить доктору Л. С. Клейну – поверят и академику А. Т. Фоменко. Правда, академик он по линии математики, но это ведь такие мелочи. Вот Т. Д. Лысенко у нас вполне по биологии академиком был. А Владимир наш свет Владимирович уже что-то такое фоменкообразное в эфире вещал (видеозапись см. в [6]), о Петрике уж и вспоминать не будем. Далее последуют научное православие, суверенная демократия и Страшный суд для иностранных агентов. И все это будет вещаться новоиспеченными докторами – наук политологических, исторических (привет Андриянову), экономических и каких угодно, включая докторов теологии, защитившихся в ученом совете МИФИ.
Нельзя превращать ученых в тайное общество или обитателей башен слоновой кости, а пространство выбора остального населения сужать до «слушайте, что вам говорят!». Однажды так уже было – когда великие открытия совершались в тиши Александрийской библиотеки под ласковым высочайшим покровительством. Александрийский охлос понятия не имел, что это за люди и чем они там занимаются.
Вы помните, Лев Самуилович, чем закончилась история Александрийской библиотеки?
1. Шелов, Д. Б. «Северное Причерноморье 2000 лет назад». М.: «Наука», 1975.
2. Клейн, Л. С. «А Троя была не там». // «Троицкий вариант», № 79, 24. 05. 2011.
3. Toffler, A. «The third wave». N. Y., 1980.
4. Переслегин, С. «Бег с барьерами, или Через постиндустриальный кризис». // «Опасная бритва Оккама». М.: «Астрель», 2010.
5. Еськов, К. Ю. «Удивительная палеонтология». М.: «ЭНАС», 2010.
6. http://lurkmore.to/%D0%A4%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE
Очепятка: разумеется, «неприятные стороны», а не «истории».
«А между тем именно привычка сомневаться не дает человеку превратиться в дрессированное животное, для которого истина – то, что сказал хозяин», — а вот я считаю, что миром должны править учёные. А быдло должно смиренно им внимать. Сказали, что Вселенная произошла в результате БВ — значит так оно и есть. Сказали, что человек произошёл от бибизяны — значит так оно и есть. Сказали, что жрать коровье дерьмо полезно для здоровья — дружно уткнулись рожами в свежую лепёшку и жрём!
Если быдло захочет стать небыдлом, если оно захочет проверить то, что ему говорят, — флаг ему в руки. Но нужно помнить, что всё проверить лично невозможно.
Задрали уже обыватели, призывающие думать самостоятельно, сиречь: насрать на преемственность знания и изобретать велосипед.
Проблема в том, что в обществе, привыкшем смиренно внимать вещающим, в роли вещающих очень быстро оказываются не ученые, а всяческие проходимцы. Будет вам и мичуринская биология, и арийская раса, и научный атеизм.
Проверить все самостоятельно невозможно. Это действительно проблема. Но хотя бы общий ход мысли понимать важно. Важно психологически. Чтобы убедиться, что ты имеешь дело с обоснованным (математически, логически, экспериментально) знанием, а не с голословными утверждениями.
Думать самостоятельно еще не означает игнорировать добытое знание. Не подменяйте, пожалуйста, понятий. Здравый ход рассуждений должен быть таким: «Если ученые считают, что Большой Взрыв был, вероятно, у них есть на это основания. Но я хочу знать, что это за основания.»
«Проблема в том, что в обществе, привыкшем смиренно внимать вещающим, в роли вещающих очень быстро оказываются не ученые, а всяческие проходимцы», — так если править будут учёные, откуда появятся всякие проходимцы?
«Здравый ход рассуждений должен быть таким: «Если ученые считают, что Большой Взрыв был, вероятно, у них есть на это основания. Но я хочу знать, что это за основания.»», — так дашь основания, а в ответ: «А откуда вы знаете, что это так? Вы это лично проверяли? Нет, вы пове-е-ерили в то, что вам вещает официяльная наука».
А потом орут, что у нас, видите ли, нет своего мнения. Задолбали уже со своим мнением. Хотя и до абсурда можно довести: дать такому говорящему в челюсть, а потом сказать, что у меня было МНЕНИЕ, что его зубы в очень плохом состоянии и их нужно удалить. А что? Это моё мнение и я прошу его уважать.
Если уж на то пошло, своё личное мнение можно иметь по двум типам вопросов:
1) В которых разбираешься.
2) В которых объективного мнения нет и быть не может — в вопросах вкуса.
Жизнеспособной социальной модели, в которой правят ученые, я себе не представляю. Мне это, простите, представляется чем-то из разряда социальных утопий. Модель, в которой власть считает себя учеными – представляю очень хорошо. У нас уже были корифеи всех наук с их выдающимися трудами по языкознанию. А вот как обеспечить, чтобы власть имели добросовестные ученые-исследователи и такая ситуация сохранялась сколько-нибудь долгое время – не представляю в принципе. Если Вы такую модель разработали, опубликуйте эту работу в рецензируемом журнале. Мне будет очень интересно ознакомиться с нею и с комментариями специалистов. Потому что я, как и Вы, полагаюсь именно на мнение специалистов, и мне жаль, если Вы этого не поняли. Я лишь хочу знать, как в общих чертах они делают свои выводы.
Однажды я задался вопросом, почему ученые считают, что Большой взрыв имел место быть. Я нашел следующие ответы:
1. Сжатие или расширение Вселенной следует из уравнений ОТО (решения Фридмана). Открытое Хабблом красное смещение является экспериментальным свидетельством расширения Вселенной, полученным ПОСЛЕ предсказания Фридмана. А это проверяемое предсказание по Карлу Попперу.
2. Исходя из модели расширяющийся горячей Вселенной, Гамов предсказал реликтовое излучение. Оно было открыто Пензиасом и Вилсоном ПОСЛЕ предсказания Гамова и обладало именно предсказанными характеристиками (тепловое, с предсказанной температурой в рамках погрешности расчета). Это второе проверяемое предсказание по Карлу Попперу.
3. Космологические модели предсказывают, что квантовые флуктуации в ранней Вселенной должны породить неоднородности в реликтовом излучении. Эти неоднородности были открыты ПОСЛЕ их предсказания. Это третье проверяемое предсказание по Карлу Попперу.
4. Наконец, и оптические, и радиоастрономические наблюдения показывают, что Вселенная меняется со временем. На это указывает хотя бы тот факт, что все наблюдаемые квазары находятся на огромных расстояниях – значит, мы видим их «молодыми». Среди близких объектов, которые мы видим относительно «современными», квазаров нет. Это не есть прямое подтверждение теории Большого взрыва, но, по крайней мере, опровержение гипотезы стационарной Вселенной.
Мне вполне хватило. Я не склонен предполагать, что Гамов был агентом масонской ложи, Хаббл руководствовался «планом Даллеса», а Пензиас с Вилсоном действовали в рамках Протоколов Радиоастрономических Мудрецов. Я не параноик. И я не говорю о параноиках – ими должны заниматься психиатры. Я лишь хочу знать, как ученые сделали свои выводы. Это, в конце концов, элементарное любопытство, на которое я имею право. И полагаю, что не только я.
И я ничего не говорил о «своем мнении» по научным вопросам. Да, вполне с Вами согласен – свое мнение можно иметь либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто. Я говорю не о собственном мнении, а о желании узнать, как ученые пришли к своему.
Игорь, Вы меня определенно с кем-то путаете. Приписываете мне чьи-то высказывания, которых я никогда не делал. Или же подменяете понятия. Вдобавок, простите, очень некультурно себя ведете.
А теперь, извините, я хотел бы услышать мнение Льва Самуиловича, а не Ваше.
«Вы меня определенно с кем-то путаете. Приписываете мне чьи-то высказывания, которых я никогда не делал», — да нет, это я не про вас, а про обывателей вообще. К сожалению, таких сейчас очень много.