В нашей нынешней жизни принципы постмодерна — размывание границ науки и доведение демократичности и политкорректности до абсурда — проявляются то и дело.
В одном из предыдущих номеров газеты я писал о полученном в порядке циркулярной рассылки «прелестном» письме «Руснауки» с Украины, обращенном ко всем желающим, предлагающем оперативно (за несколько недель!) напечатать за плату статью практически любого качества по любой отрасли науки в специально созданных для этого «международных» (на самом деле, постсоветских) журналах, выходящих 36 раз в год. Не прошло и месяца, как я получил совсем из другого источника изложенное по-английски персональное приглашение вступить в гораздо более солидное международное издательское предприятие (центр — в Англии). На сей раз мне предлагается стать не автором, а членом редакционного совета, в котором уже состоят некоторые уважаемые мною ученые. Но у меня зародилось смутное ощущение, что, несмотря на серьезно обставленное дело, какая-то аналогия с «Руснаукой» кроется за вежливыми английскими фразами.
Речь идет о созданном в 2000 году в Англии инновационном издательстве, поставившем своей целью стимулирование научных публикаций Открытого Доступа (Open Access): чтобы научная продукция на бумаге и в Интернете становилась сразу же по выходе доступна всем — бесплатно и без запрета копирования. Чтобы ее могли читать и использовать все: ученые, студенты, любители. Какой рывок в скорости распространения открытий! Не надо будет копить деньги на покупку дорогостоящей книги или мечтать о подписке на важный журнал. Не надо терзаться, выбирая книги для себя: что покупать, что нет. Не надо добывать доступ в специальные библиотеки и электронные архивы. Какой доступ в науку для широких народных масс!
Книги и журналы предполагается издавать только на английском языке, а издательство ориентировано на авторов из Центральной и Восточной Европы. Издательство объявило о своей кооперации с известнейшими издательствами мира — «Шпрингер» и «Де Груйтер».
Неприятное чувство зародилось при чтении запланированной для меня роли: ни редактирование, ни рецензирование книг и статей не входят в обязанности члена редакционного совета, от меня ждут только рекламирования деятельности издательства и иногда — рекомендаций. То есть требуется только мое имя. Ну, роль свадебного генерала мне не подходит.
Далее, я обратил внимание на детализацию издательских планов. Часть продукции издательство собирается выпускать по известной модели: книги и журналы распространяются по подписке, работу над книгой оплачивает издательство, никакого Открытого Доступа нет — всё как везде (и только в этой части есть какие-то договоренности с крупными фирмами «Шпрингер» и «Де Груйтер»). Будет ли гонорар автору — не указано. То есть «Шпрингер» и «Де Груйтер» выпускать книги Открытого Доступа не желают.
Другую часть продукции запланировано выпускать по другой модели: всё на деньги издательства, но без «Шпрингера» и «Де Груйтера». Вот эта модель — для Открытого Доступа. И, наконец, по третьей модели — всё на деньги автора. Это тоже с Открытым Доступом. За исключением Открытого Доступа, эта третья модель тоже известна, хотя используется обычно реже: в Питере её предлагает желающим издательство «Нестор-История» (хотя я печатался у него по обычной модели, и она для него основная).
Стоит ли бранить «Шпрингер» и «Де Груйтер» за нежелание способствовать прогрессу в лице Открытого Доступа? Стоит ли ругать новое издательство за то, что лишь часть своей продукции (и неизвестно, сколь большую) оно решилось отдать на Открытый Доступ? Но ведь это вариант общей дискуссии о копирайте: каковы время и границы авторского права, какие доходы оно гарантирует автору и его наследникам, в какой мере научная продукция подлежит охране авторских прав.
Мы еще нескоро окажемся в стране, «где цветут цитроны» и где человек получает по потребностям, а работает — по способностям (а практически — по желанию). Более того, скорее всего, как бы это ни было огорчительно для коммунистов, социалистов и других социальных утопистов, никогда в ней не будем жить. Если взять за принцип Открытый Доступ к научным публикациям сразу же по выходе публикации, то это означает, что за свою продукцию ученые не будут получать ничего. Или общество должно обеспечить им другой источник дохода при отсутствии с их стороны другого труда (наука сейчас требует полной отдачи).
Александр Гумбольдт отправился в свои впечатляющие путешествия, получив огромное наследство от матери. Результаты этих путешествий заняли 23 тома. Один из основателей социологии Герберт Спенсер смог заняться по-настоящему научными исследованиями и публиковать их с 1853 года, получив наследство от дяди. Да, он проявил огромную трудоспособность, но где были бы все его многочисленные тома, если бы не это наследство? Основатель культурной антропологии Эдвард Тайлор женился на состоятельной женщине Анне Фокс и в результате смог целиком отдаться науке и путешествиям по музеям за свой счет. Карл Маркс жил на деньги своего друга — капиталиста Энгельса. Его (Маркса) антипод Макс Вебер смог целиком предаться исследованиям, только когда получил наследство от матери. У Джеймса Фрэзера жена стала, по сути, бесплатным помощником. Англизированный финн Вестермарк и сам имел деньги на экспедиции и свои штудии: он происходил из состоятельной семьи. Археолог генерал Фокс стал основателем археологической методики, получив в наследство огромное имение от дяди и став Питтом Риверсом — в этом имении он и стал раскапывать курганы на свои деньги. Он инспектировал раскопки, разъезжая на коляске, а за ним ехали на велосипедах его молодые секретари. Он же основал музей в Оксфорде, существующий и сейчас, — это музей Оксфордского университета.
Кто же будет кормить, поить, одевать, содержать современных ученых, щедро раздающих свою интеллектуальную собственность при отсутствии всякой другой? У современных ученых, да еще в нашей стране, нет ни имения, ни наследства. Можно, конечно, положиться на зарплату за должность, но эта зарплата у ученых, некогда составлявшая несколько зарплат квалифицированного рабочего (как ныне в ведущих странах), сегодня намного меньше такой зарплаты. Между тем, настоящий ученый — это человек редких способностей, исключительной концентрации (отсюда известная рассеянность ученых) и необыкновенного усердия. И ему нужно содержать семью, которую он хотел бы обеспечить и после своей смерти. Гонорары за научные труды крайне невелики, прямо скажем — мизерны, да и далеко не за все труды причитаются. Но это хоть какая-то добавка к убогой зарплате.
А ведь в цену книги и копирайта входит не только гонорар автора, но и зарплата издателям, типографам и цена бумаги. Бесплатных изданий не бывает. Если они объявлены бесплатными, то это просто значит, что за них уплачено иначе — прямо из бюджета или спонсорами. Тот, кто ратует за Открытый Доступ к научным публикациям, должен понимать, что он всё равно уплатит за них, только другими путями: повышением налогов, повышением цен на другие товары, ухудшением качества научной продукции. Несомненно, лишение ученых дополнительного материального стимула неизбежно приведет к сокращению числа ученых и сужению притока качественных кадров в науку.
С другой стороны, Открытый Доступ к научной продукции при всей демократичности и сам по себе не во всем благодетелен. Он ведь не ограничивается расшатыванием копирайта. Со многими сторонами Открытого Доступа мы познакомились уже на примере Интернета. К науке ринулись толпы дилетантов и графоманов, возникли бесчисленные и бесцеремонные «форумы» и «порталы», где сонмы невежд щеголяют крадеными мыслями и нахально выдвигают глупейшие догадки, осыпая ученых бранью, если те им не потрафили. Общий уровень научного дискурса резко снизился, размылись границы между наукой и игрой. Постмодерн!
На мой взгляд, неправильно обсуждать меры по установлению Открытого Доступа к научной продукции, не обсуждая параллельно компенсацию ученым их труда по созданию интеллектуальной собственности, которой их эти меры так или иначе лишают. Открытый доступ важен и для самих ученых: как авторов, заинтересованных в широком признании их открытий, так и исследователей, жаждущих поскорее познакомится с открытиями других. Но ученым не улыбается перспектива остаться без средств к существованию.
Иное дело — что есть смысл обсуждать рациональные границы копирайта, содержательные (что им покрывать) и во времени (100 лет, 70 лет или, может быть, 30 по смерти или только по выходе работы), думать о мерах по уменьшению дороговизны научных книг и журналов, о переводе их в электронную форму, об увеличении оплаты ученых- это ведь тоже способ сделать научную продукцию более доступной ученым и студентам. А делать ее доступной всем — незачем. Наука — дело избранных. Так же, как искусство. Потреблять результаты науки и предметы искусства — вот что для всех. Вот что должно быть в Открытом Доступе всеобщим. А дверь в науку должна быть открыта не всем, а только тем, у кого это — призвание. Ученая степень — это не только диплом мастера. Это еще и сан.
Лев Клейн
* * *
Статья Льва Клейна интересна тем, что обозначает несколько проблем, связанных с пониманием «открытого доступа» и прав автора на статью. Ситуация становится сложнее еще и потому, что в разных дисциплинах — гуманитарных и естественнонаучных — задачи научной периодики и способ взаимодействия с авторами могут различаться. Публикуемый комментарий Михаила Гельфанда, позволяет обозначить некоторые ключевые понятия, важные для дальнейшей дискуссии на эту тему.
На просторах Интернета гуляют два персонажа: Капитан Очевидность и Тысячефунтовая Горилла. Я попробую сыграть сразу обоих. Первого — потому что напишу банальности. Вторую — потому что напишу их с точки зрения члена редколлегий нескольких достаточно сильных журналов, среди которых есть и использующие традиционный способ подписки, и доступные бесплатно, но берущие плату за публикацию с авторов статей; и еще как организатор (не автор же?) Корчевателя.
Итак. Сама по себе система публикаций открытого доступа (open access) — когда статья распространяется свободно, а автор платит за ее публикацию — не хороша и не плоха. Это лишь две разных экономических модели, каждая из которых имеет свои достоинства и недостатки. Так, сторонники open access указывают, что эта система облегчает доступ к научной информации для ученых из развивающихся стран, для ученых из небольших научных организаций и университетов, которые не могут позволить себе обширную подписку, просто для интересующихся — видимо, есть и такие. Противники. Не так-то у них много доводов (кроме чисто экономических, что выходит за пределы моей компетентности); пожалуй, единственный, который я счел бы заслуживающим внимания, — это то, что издание журналов и сбор платы за подписки часто является важной статьей дохода научных обществ, за счет которой финансируется их разумная деятельность в других областях. Замечу, что не только новые журналы работают по этой схеме, но и многие традиционные перешли на нее в последние годы. Тем не менее, большинство международных и российских естественнонаучных журналов работают по традиционной схеме.
Многие зарубежные грантовые агентства требуют, чтобы статья, в которой это агентство упоминается как профинансировавшее исследование, была доступна либо немедленно после публикации, либо через какой-то фиксированный, не слишком большой (полгода-год) промежуток времени. С другой стороны, очень многие журналы дают существенные скидки авторам, которые не могут оплатить публикацию полностью, а иногда совсем освобождают их от оплаты. При этом, разумеется, возможны разные коллизии: скажем, как автор из России я во многих случаях мог бы просить подобных скидок, но считаю неуместным делать это, когда в разделе Acknowledgements перечислены сразу несколько грантов (кому и как объяснишь, что даже суммарно они весят куда меньше, чем рядовой грант, скажем, NIH).
Более того, система «автор платит» вовсе не ограничена электронными публикациями: вечно живой «Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов», а с ним и еще многие подобные издания, вполне себе имеют бумажную версию; некоторые — только бумажную. Однако чисто электронный способ издания, при котором расходы недобросовестного издателя равны примерно нулю, делает околонаучный паразитизм в этой сфере чрезвычайно выгодным и малорискованным, а поскольку такие издатели активно спамят всех сколько-нибудь активно публикующихся ученых, извлекая их электронные адреса из нормальных статей, они более на виду.
Журналы бывают хорошие и плохие, и это не зависит от того, как именно они издаются, — это зависит от того, насколько жесткие в этих журналах рецензирование и адекватная редакционная политика. Не берусь судить про общественные и гуманитарные науки, но в биологии все прекрасно знают, какой журнал чего стоит (удивительным образом, это довольно хорошо, хотя и не стопроцентно, коррелирует со столь демонизируемым импакт-фактором). Поэтому пассажи Льва Клейна про снижение уровня научного дискурса в связи с системой открытого доступа тут бьют строго мимо цели. Кстати, про повышение нагрузки на налогоплательщика тоже бабушка надвое сказала: при традиционной системе эта нагрузка выражается в виде платы за подписки, которая сильно выросла в последние годы и которую несут университетские библиотеки и те же грантодержатели. Из-за несоразмерности этой платы целый ряд математиков бойкотирует журналы крупнейшего издательства Elsevier. Столь же неточны и высказывания про копирайт — как раз в журналах открытого доступа он остается за автором, в отличие от большинства журналов, выпускаемых большими издательствами.
Михаил Гельфанд
* * *
Мы также попросили коллег прокомментировать проблему «открытого доступа». Публикуем поступившие отклики.
Игорь Чередников, ОИЯИ Дубна / Университет Антверпена:
Научный журнал — это прежде всего средство коммуникации членов научного сообщества, один из рабочих инструментов, остальные его функции вторичны и несущественны. С этой точки зрения нужно смотреть и на различные варианты изданий с «открытым доступом». Если какие-либо воплощения этой идеи будут приняты сообществом как одно из средств коммуникации — значит, идея, в той или иной форме, работает.
Однако, с моей точки зрения, в естественных науках этот тип изданий не приживется: на данный момент ситуация с публикациями близка к идеальной. Есть arXiv — бесплатный и общедоступный, и есть ряд реферируемых журналов, на которые подписаны — либо в электронной форме, либо в бумажной — все нормальные университеты и исследовательские центры. Ни с какими реальными проблемами с доступом к публикациям я не сталкивался. Если доступ к электронной версии журнала закрыт — наверняка всё есть в библиотеке. В крайнем случае можно написать автору, и он всегда пришлет копию статьи. Честно говоря, я не вижу, что именно (принципиально, а не по мелочам) можно было бы улучшить в этой сфере. Проблема только одна: нужно решать задачи и писать тексты, интересные кому-либо в сообществе, кроме самого автора. Если с этим всё в порядке, то публикация -вопрос чисто технический.
В гуманитарных науках есть своя специфика, с которой я практически не знаком, поэтому не комментирую.
Дмитрий Вибе, Институт астрономии РАН:
На мой взгляд, проблема Open Access отсутствует, хотя нужно иметь в виду, что я делаю этот вывод лишь для одной отрасли науки. Уже сейчас, без каких бы то ни было дополнительных действий по организации Open Access, можно легко получить бесплатный доступ практически к любой астрономической публикации. Многие авторы выкладывают препринты статей в arXiv (где они доступны бесплатно, иногда задолго до «официальной» публикации), и на это закрывают глаза даже в Nature. Многие ключевые астрономические журналы открывают доступ к статьям через один-два года после публикации. Наконец, если статьи нет ни в открытом доступе на сайте журнала, ни в arXiv, напишите автору! Он статью пришлет еще и с благодарностью, что вы обратили внимание на его работу. Рассуждения о копирайте в связи с открытым доступом мне непонятны. Копирайт закреплен наличием текста, в котором описан мой результат и который подписан моим именем. Заплатил читатель за доступ к этому тексту или получил его бесплатно, неважно. От этого не разрывается связь между моим именем и моим результатом. Открытый доступ не подразумевает ведь анонимной публикации текста, который потом будет скопирован и подписан каким-то нехорошим человеком. Непонятна также мысль о том, что открытый доступ лишит ученых материального стимула к написанию статей. Для ученого написание научной статьи — не источник дополнительного дохода, а часть отработки финансирования. Получил денежку на исследования — будь любезен опубликовать результат. Да, некоторые журналы платят авторам небольшие гонорары, но мне жаль ученого, для которого эти гонорары составляют «хоть какую-то добавку к убогой зарплате».
Да, насчёт социальной модели, в которой правят учёные: вчера вечером вспомнил, но уже вырубил комп, лень было снова его врубать.
Мне мой знакомый рассказывал о фантастической трилогии «Универсариум» за авторством Полы Джонс. Там описано наше будущеее, в котором правят учёные, а религии находятся под запретом. Ну и главный герой — этакий Джеймс Бонд, который выискивает подпольные религиозные формирования и их уничтожает. Особенно моему знакомому понравился момент, в которой громадный космический корабль, этакую вундервафлю, под названием «Месть Иеговы» разносит вдребезги маленький кораблик с названием «Эразм Дарвин» :-)
В общем, там кончается всё хорошо, последних религиозных недобитков добили, ГГ женится и мир живёт счастливо. Жаль, что это только утопия…
Отвечаю А. Пеплову, а заодно и Игорю из Керчи.
Дорогой Антон! Вы написали очень хороший, умный запрос. Такие отклики читателей, к сожалению, встречаются редко. Читаешь — сплошное удовольствие. Я согласен с Вашими соображениями за исключением одной малости, но она столь существенна, что придется разбираться.
Ваше недоумение вызвала моя максима, что ученая степень — это не только диплом мастера, но еще и сан. «Сан» у Вас сразу ассоциировался с религией, а религия — со слепой верой, и получилось что я приписываю науке полагание на слепую веру.
«Сан» — вовсе не обязательно религиозное понятие. «Сановник», «сановный» — не священник. Сан влечет за собой привилегии и авторитет, основанный (по идее) на доверии общества. Еще, вероятно, и миссию. Но вовсе не обязательно сакральность и веру.
Однако Вы правы в том, что некий оттенок сравнения с религией присутствует (по крайней мере, не исключается). А что, наука вовсе не сопоставима с религией? У них много общего. Та и другая суть отрасли познания, та и другая занимаются предсказаниями (пророчествами), та и другая устанавливают иерархию знаний и званий и т. д. Докторские мантии напоминают рясы. Сравнение не означает отождествление. У каждой остаются свои формы и основы познания — в этом они противоположны. Всё то, что Вы пишете о коренном непримиримом различии религии и науки, я неоднократно повторял в своих статьях (я ведь безусловный атеист).
Но и формы обоснования знаний распределены по этим отраслям познания не так абсолютно, как это выглядит при общем взгляде, в принципе. При конкретизации религия часто прибегает к чисто научным формам познания — к разуму, к строгой логике, к опоре на факты и их проверку. Так, клерикальная ученость старательно собирает факты о реальном бытии Христа и всех упомянутых в Библии городов и стран. Даже пытается фактами доказать реалистичность чудес. С другой стороны, наука, используя весь накопленный за века объем знаний, не может всякий раз заново проверять и доказывать каждый опыт, каждую теорему, каждый факт. Она бы погрязла в постоянном повторении пройденного. По неизбежности в науке присутствует компонент доверия. Разумеется, наука предоставляет возможность всегда проверить свои положения, но осуществлять это постоянно никаких сил не хватит.
Более того скажу. Есть ситуации в науке, когда исследуются уникальные факты и повторение (основа опыта) невозможно. Здесь приходится строить всё на доверии к тому, кто этот факт фиксирует. Таких ситуаций много в археологии. Памятник второй раз не раскопать. Конечно, есть способы компенсации этого недостатка, в конечном счете фальсификация будет разоблачена, но этот конечный счет наступит не скоро.
Таким образом, несмотря на некоторую грубость высказываний, Игорь из Керчи по большому счету прав.
Всем этим пользуются многие далекие от науки люди, которые увлекшись какой-нибудь романтической или патриотической или антипатриотической идеей, жаждут получить от ученых наглядные доказательства своей изначально заданной правоты. Тех, кто им не может дать желаемого, они сразу же зачисляют в лжеученые, фальсификаторы, предатели, подкупленные «закулисой», и т. д. Спорить с ними бесполезно. На всякий аргумент они требуют его доказательств, на доказательства — опять же их доказательств, и т. д., и эти цепочки бесконечны. На деле тут просто нужно знать всю систему данной науки, но это очень трудно и для их убеждений неприятно. Отсутствие этих знаний они заменяют апломбом, бесцеремонностью и натиском. Примеры приведены в моей статье «Любители в роли экспертов».
Что касается популяризации знаний, целиком с вами согласен. Конечно, тут надо показывать, как эти знания добыты. Согласен я и в том, что эту отрасль на стыке науки и литературы надо развивать специально. Я даже предлагал создать в НИИ отделы популяризации каждой данной науки (кажется, эта моя статья еще не вышла — не всегда могу точно сказать, что у меня уже опубликовано, что — еще нет).
Спасибо Вам и Игорю из Керчи за интересную дискуссию.
Теперь постараюсь ответить на вопрос А. Пеплова о битве на Чудском озере. Это далеко от моих непосредственных интересов, но кое-что могу поведать (конечно, лучше узнать подробности у специалистов). Я помню, что еще при советской власти (но после войны) была организована грандиозная археологическая подводная экспедиция с участием войск и их металлоискателей для поисков железных доспехов псов-рыцарей, которые массами тонули тут в 1242 году. К великому разочарованию, не нашли ничего. Тут скептики припомнили, что важнейшие рыцари, упомянутые русскими источниками в числе погибших, были в последующие годы названы немецкими хрониками в числе живых и действующих. Почти всё, что мы знаем о Ледовом побоище, основывается на житии Святого Александра Невского, составленном гораздо позже описанных событий, а жития святых — не самый надежный источник. Да и победные реляции тоже нуждаются в проверке — это мы знаем по собственному военному опыту. Поэтому современные историки склоны считать, что никакого грандиозного сражения не было, а была, возможно, небольшая стычка, результаты которой неизвестны. Ледовое побоище — это миф, высшей точкой которого является великолепный кинофильм с Черкасовым.
Спасибо. Прошу прощения за некоторую грубость высказываний, просто уже много времени пытаюсь просвещать мракобесов и пришёл к одному выводу: глупость должна быть наказуема. Уголовно. Просто когда в сотый раз слышишь мантры «Дарвин отказался от своей теории перед смертью. Эволюция всего лишь теория. Переходных форм нет. Глупо верить, что всё произошло от взрыва» и т.п. сил сдерживаться уже не хватает.
Кстати, с БВ вообще забавная история: предложил-то его аббат Леметр — СВЯЩЕННИК. И эту тогда ещё гипотезу долго не хотели принимать, считая её поповщиной в науке. А теперь каждый боговер стремиться над ней поржать. Такая вот ирония. Хотя некоторые говорят, что как раз-таки БВ — это научное понимание Сотворения.
Кстати, помнится, пытался одну по поводу эволюции просветить. Она мне сказала, что нужно «МЫСЛИТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО». Ну и, видимо в качестве самостоятельного мышления, кинула мне видео с небезызвестным Чаплиным, где он высказывается об эволюции. В негативном ключе, разумеется.
А уж чего стоила конференция, о которой, насколько я помню, ваша газета писала. Это та, с православной ботаникой, где некоторые попы орали, что, дескать с какого перепугу мы считаем, что мир можно познать? Ну, с такими разговор должен быть коротким: спросить у них, действительно ли они считают, что мир невозможно познать, и при утвердительном ответе прилюдно раздеть догола. А аргументировать это просто: считаешь, что мир невозможно познать? Тогда будь добр, не лицемерь, и не пользуйся всем тем, что было получено в результате познания мира. Кстати, ещё и голодом уморить можно: еда ведь к нам тоже не с неба спустилась, она появилась в результате познания мира.
Льву Самуиловичу.
Мне кажется, некоторые мои тезисы поняты чересчур прямолинейно, а некоторые другие ускользнули от Вашего внимания. Видимо, я недостаточно четко расставил в своем тексте акценты. Попытаюсь это исправить.
Разумеется, я знаю, что наука содержит в себе определенный – и большой! – элемент доверия. Повторить чужой эксперимент, конечно, можно, но на практике никто этим не занимается. Во-первых – неинтересно. Во-вторых, самые интересные эксперименты проводятся на уникальных установках (ускорители, крупнейшие оптические и радиотелескопы, космические аппараты), которые просто-напросто не имеют аналогов. В-третьих, иногда наука действительно занимается в принципе невоспроизводимыми вещами. Пример с археологией Вы приводили еще в статье «Симулякры» [1], и я отлично его запомнил. Да и в астрономии случаются если не уникальные, то катастрофически редкие события – например, вспышки близких сверхновых. Фиксация уникальных событий – отдельная и большая проблема. Например, если бы приснопамятный эксперимент со «сверхсветовыми» нейтрино можно было провести только один раз – что бы произошло?
Я размышлял, включать ли эти тезисы в основной текст, но потом решил, что он и без них вышел достаточно длинным. Теперь жалею, ибо был заподозрен в том, что не понимаю их. Понимаю.
Наука содержит в себе большой элемент доверия просто потому, что перепроверкой чужих исследований на практике никто не занимается (единственное, что можно достаточно легко перепроверить – математические выкладки). Именно поэтому для настоящего ученого нет ничего дороже репутации: однажды оскандалишься – и, скорее всего, все твои дальнейшие работы будут проигнорированы.
Я, однако, считаю, что доверие утверждению «теория Большого взрыва предсказала реликтовое излучение, и радиотелескоп его действительно зафиксировал» и доверие утверждению «Вселенная произошла в результате Большого взрыва» – это разные виды, или уровни, доверия. Аналогично, доверие утверждению «цивилизация долины Инда была крайне консервативной» и доверие утверждениям «за тысячу лет ни письменность, ни быт долины Инда практически не изменились; все крупные города были построены по единому плану, да и дома отличались друг от друга не планировкой, а только размерами; после каждого из девяти разрушительных наводнений дома восстанавливались строго на тех же местах, где стояли до наводнения» [2] – это разные виды, или уровни, доверия. В одном случае речь о концепциях, обобщениях, в другом – о «непосредственных фактах». Последнее словосочетание закавычено, ибо мне отлично известно, сколь нетривиальна на практике процедура установления «эмпирического факта» даже в физике, не говоря об археологии. Строгое различие между «непосредственным фактом» и «обобщением» провести очень трудно, и если бы я смог это сделать, я бы, наверное, вошел в историю как выдающийся философ науки. Но я не собираюсь заниматься эпистемологией. Интуитивно различие между конкретными фактами из жизни Индской цивилизации и выводом о ее консервативности, или между конкретными подтверждениями теории Большого взрыва и утверждением о ее истинности, вполне понятно – Вы согласны со мной?
Так вот, под обоснованием научной теории для «чайников» я подразумеваю перечисление фактов (или, если хотите, «фактов»), на которых она основана. Вы говорите: «На всякий аргумент они требуют его доказательств, на доказательства — опять же их доказательств, и т. д., и эти цепочки бесконечны». Я понимаю, у Вас перед глазами пример г-на Дикого и прочих диких господ. Этим ничего не докажешь – даже если привести их в раскоп и ткнуть носом в скандинавские артефакты, они будут кричать, что это не раскоп, не скандинавские и не артефакты. Потому что стремятся они не понять, а не согласиться. А если очень хочешь не согласиться, всегда найдется, с чем.
Однако я имел в виду вовсе не их. С этими господами разговаривать бесполезно, на них стоит махнуть рукой. Я имел в виду тех, кто искренне пытается понять, на каких фактах основаны выводы и доверяет профессионализму ученых, установивших эти факты. В качестве примера могу, если хотите, привести себя. И я не думаю, что я такой один. Я даже не думаю, что нас меньше, чем «Диких». Подозреваю, что гораздо больше. Просто «Диких» заметнее – пока мы молча ищем информацию, они очень громко кричат.
Касательно соотношения науки и религии целиком с Вами согласен и ничего противоречащего Вашим словам, кажется, не утверждал. Отдельно хочется сказать о доверии. Вы говорите, что «сан» – это, прежде всего, доверие общества. Однако доверие может быть достигнуто разными путями. На мой взгляд, лучший способ достичь доверия – это максимальная открытость. Как массовый, грамотный, организованный «ликбез» по научным результатам и методам, в необходимости которого мы с Вами сошлись во мнениях, так и открытый доступ к научным публикациям. И, скажу больше, к историческим источникам. Разумеется, не к оригиналам, а к оцифрованным изображениям, благо современные технологии, кажется, позволяют это сделать без каких-то фантастических усилий. Тогда позиция ученого сообщества сможет быть охарактеризована фразой «Вы сами сможете во всем убедиться, если как следует потрудитесь». Это очень удобно психологически, и, думается, адекватных людей вполне устроит. О неадекватных и диких, еще раз, мы здесь не говорим. Закрытость же ученого сообщества слишком напоминает позицию «доверяйте нам, ибо мы владеем тайным (читай – сакральным) знанием». И это против воли ученого сообщества будет подталкивать население либо к тотальному неверию, либо к слепой вере, аналогично религиозной.
Спасибо за разъяснения касательно Александра Невского. Видите, я не требую панорамных снимков дна и расписки Господа Бога в том, что снято действительно Чудское озеро:)
P.S. С ужасом обнаружил, что в мой исходный текст вкралась опечатка. Разумеется, следует читать не «I в. до н.э.», а «I в. н. э.» В I в. до н. э. Аспург не правил Боспором и, вероятно, вообще еще не родился, а уж чтобы выбивать на монетах портрет императора Калигулы, нужно было быть отъявленным Нострадамусом. Или Вангой.
1. Клейн, Л.С. «Симулякры» // «Троицкий вариант», №58, 20 07 2010.
2. Тамита-Дельгода, С. «Индия. История страны». М.: «Эксмо», 2007.
Антону Пеплову.
После Ваших дополнительных разъяснений у меня впечатление, что Вы ломитесь в открытую дверь. Открытость науки для всех, кто готов потрудиться, чтобы узнать, — это и я признаю. Необходимость популяризировать открытия, показывая трудные и увлекательные пути их достижения — это то, что и я пропагандирую. Если же остаются какие-то недопонимания насчет «допуска», то прошу учесть: я только не хочу, чтобы ученым приходилось тратить время на разъяснения всего и вся тем, кто не хочет учиться и не хочет трудиться на пути познания. И переубеждать тех, кому заведомо всё известно и кому Ваши доводы до лампочки. Я по-прежнему считаю, что надо бы науку от них поберечь и сделать доступ в нее если не закрытым, то многостепенным. Каждому в зависимости от его подготовленности и способностей есть смысл помогать двигаться до определенного рубежа. В вопросе о более глубоких знаниях придется полагаться на более продвинутых искателей. Это так же, как существуют научно-популярные книжки для разных возрастов.
Беда в том, что с развитием интернета, наводнением информацией и падением уровня образованности населения родилась в массах иллюзия, что научные истины, особенно в гуманитарных науках, просты и всем теперь доступны. А ученые лишь играют роль жрецов, посвященных в таинства, что их надо разоблачить и опустить. Что не боги горшки обжигают. Да, не боги, хотя и тут требуется мастерство. Но боги лепят не только горшки.
Льву Самуиловичу.
Вполне возможно, я пытался ломиться в открытую дверь, восприняв некоторые формулировки Вашей изначальной статьи чересчур радикально. Я недопонял Вас, Вы недопоняли меня, но в конечном счете мы, кажется, объяснились. Мне и в страшном сне не могло присниться обязать ученых объяснять людям невежественным все «с сотворения мира» – именно поэтому я, если помните, предлагал институт штатных популяризаторов, на которых эта задача будет возложена. А тем более – отбиваться от продемонстрировавших свою предвзятость и неадекватность критиканов. Это набившая оскомину в Сети проблема «троллинга», и решаться она должна, видимо, «баном». Мне только кажется, что Вы серьезно преувеличиваете роль открытого доступа к научным статьям в профанации науки.
Приведу выдержку из книги [1], изданной в 1966 г., когда об Интернете не писали даже фантасты (Стругацкие, вопреки появившимся в связи с уходом Бориса Натановича – светлая ему память! – сообщениям, отнюдь не «предсказали Интернет», ибо их БВИ был только хранилищем информации, но не площадкой для общения).
«Рукопись объемом в 95 страниц. Аккуратно переплетенная. С красивыми чертежами. За солидностью чувствуется большой труд и усердие занятого человека. Заголовок: «Гипотезы». В частности, о магнетизме. На первых же страницах – лаконичные титры тезисов, не оставляющих камня на камне от здания современной физики. Не поздоровилось ни Ньютону, ни Эйнштейну. Библиография работ, от которых отталкивался автор? Не тратьте труда понапрасну на поиски. Вот выдержка из сопроводительного письма Д. из Алма-Аты, автора рукописи:
«Я ничего не читал о земном магнетизме по двум причинам, а именно:
1) ничего не нашел, кроме брошюры о магнитах;
2) особенно и не стремился читать, дабы не сбиться с курса своих домыслов.»
Таких рукописей изрядную толику перевидали на своем веку сотрудники любого научно-популярного журнала.»
«Альтернативно одаренные» были всегда. И они не нуждаются, в общем, в открытом и каком-либо еще доступе – в крайнем случае им хватит и брошюры о магнитах. Не так важно, воруются ли идеи из недопонятых научных статей или продуцируются самостоятельно – «креативных генераторов» там так и так хватает. Только до появления Сети сии «мыслители» не знали друг о друге. А теперь получили возможность скучковаться. И еще – нападать не на несчастных сотрудников редакций, а напрямую на ученых, благо в Сети они (ученые) присутствуют. Понятно, что связь «альтернативно одаренных» друг с другом делает их сильнее – они друг друга вдохновляют и поддерживают, их идеи плодятся, распространяются и т.п. Но это издержки собственно Интернета – свободы слова, помноженной на бесплатность печати и световые скорости распространения информации (сразу оговорюсь, что я ни в коем случае не предлагаю ограничивать свободу слова; как убедительно демонстрирует история, это лекарство страшнее болезни). В нашей богоспасаемой стране дополнительным фактором мракобесия служит катастрофическое снижение социального статуса ученого – ну не принимают люди всерьез профессоров, которые получают меньше сварщиков. Может быть, какую-то роль играет и открытый доступ, но я поставил бы этот фактор место так на десятое.
А Вы?
1. Бобров, Л. В. «По следам сенсаций». М.: «Молодая гвардия», 1966 – с. 119.
А. Пеплову.
Если вернуться к моей обсуждаемой статье, то ее основной пафос не в закрытии доступа к научным знаниям, а в опасениях, что принцип «открытого» (в смысле: бесплатного) доступа к научным произведениям в нынешней ситуации повредит и так мизерной оплате труда ученых. И только. Возможно, эти опасения излишни или устранимы, а дело именно в мизерной зарплате. Но обменяться мнениями по этому вопросу, мне кажется, было полезно. Что касается путей популяризации научных знаний, то этому посвящены другие мои статьи (некоторые здесь же, в ТрВ), а проблеме обороны от агрессивного невежества «любителей в роли экспертов» — третьи.
Совершенно верно, Лев Самуилович. Основное содержание Вашей статьи действительно состоит в этом. Однако в ней присутствует и абзац о снижении уровня научного дискурса вследствие открытого доступа, и тезис «наука — дело избранных», который, видимо, был мною понят слишком буквально, что и привело к нашей с Вами дискуссии. Но согласитесь, что звучит эта фраза достаточно провокационно.
Разумеется, обменяться мнениями было полезно и по основному вопросу статьи, и по вскользь затронутым в ней проблемам. Обмениваться мнениями вообще полезно.
Спасибо Вам, что тратите свое время на дискуссии с настырными читателями вроде мня:)
Не думаю, что нужна какая-то специальная подготовка или особая квалификация, чтобы понять, в чём там дело с «Ледовым побоищем» и даже составить по этому поводу собственное мнение. Рискну утверждать, что любой текст по истории/археологии понятен любому человеку, умеющему читать, и любой текст по физике/математике непонятен никому, кроме физиков/математиков; как можно обсуждать и то и другое одновременно?
То же самое касается проблемы гонораров. Л.С.Клейн хочет получать гонорары за статьи; физики и математики создали arXiv. Очевидно, что эти подходы к жизни и науке прямо противоположны, какой тогда смысл в том, чтобы искать решение, общее и для математики, и для археологии?