Всерьез о судьбах марксизма

 

В Молдавии есть Высшая антропологическая школа — очень современный вуз с преподаванием на русском языке, в нем кафедра антропологии и социальных технологий, которой заведует Леонид Авраамович Мосионжник, романтик и человек энциклопедически образованный. В 2011 году из-под его пера вышел объемистый труд «Классический и современный марксизм». На обложке — Маркс за компьютером.

Это детальный анализ марксизма как системы научных взглядов, с характеристикой выдающихся деятелей марксизма, написанное с позиций его почитателя. В то же время Мосионжник по своей природе демократ и человек либеральных взглядов. Он сугубо критически относится к сталинизму и не закрывает глаза на огрехи марксизма, хотя и считает его потенциал далеко не исчерпанным.

 

Хотя марксизм в целом относится больше к теории социологии, сегодня можно наблюдать всплеск интереса к «практическому» применению некоторых его постулатов.

Книга Мосионжника написана чрезвычайно образованным и знающим человеком, поэтому ее интересно читать и с автором интересно спорить. На мой взгляд, именно такая книга хорошо демонстрирует главные «слабости» марксизма, которые делают это учение утопическим, а его реальные «приложения» — столь кровавыми.

В частности, возьмем вопрос частной собственности. Ее отмена кажется Мосионжнику необходимой и неизбежной (даже на своем труде он поставил не значок копирайт, а противоположный — свободы пользования). Необходимость и неизбежность мотивируются марксистской философской истиной: коренное противоречие между общественным характером труда и частным характером присвоения. Ладно, уничтожим частную собственность (это уже бывало), исчезнет частный характер присвоения, но частный характер потребления же останется! Значит, останется коренное противоречие! С ним-то что делать? Потреблять коллективно? Это, кстати, понимает и сам Мосионжник. В главе «Научный коммунизм» он рассматривает общество будущего как коммунистическое — без частной собственности. Он понимает, что при современном человеке оно существовать не сможет. И Маркс это понимал, потому планировал это общество не для себя. Маркс ставил задачу воспитания нового типа человека. Эту задачу рассматривает и Мосионжник, говоря о построении новой морали, новой этики, о сходстве марксизма с религией. Уж куда ближе: священное писание, жития святых, ереси, инквизиция, списки запретных книг, требования покаяний, казни несогласных, обращение неверных…

Но Мосионжник совершенно упустил один из основных пороков теоретического марксизма: Маркс сводил человека к узлу социоэконо-мических связей, полностью игнорируя его биологическую природу. У человека есть наследуемые биологические качества, неотъемлемые и не поддающиеся переделке: исключительная любовь к своим детям, любовь и забота о своих родителях и братьях-сестрах — куда большая, чем об остальных людях, чувство солидарности с узкой общиной, ряд инстинктов. Отменив частную собственность на средства производства, мы убираем важнейший стимул к труду — адекватной замены ему нет, это показала вся советская практика. Чтобы создать равенство, нужно отменить право наследования. Это еще более дезорганизует труд.

 

Если позволить успешным работникам потреблять больше и лучше других, создавать лучшие возможности для их детей (не обязательно с теми же задатками), мы вынуждены нарушать идеальные нормы, необходимые для коммунизма. Нарушение этих норм убивает коммунизм в зародыше, но это дань, которую мы платим капиталистам и другой элите за прогресс всего общества.

В одной из глав автор разбирает по косточкам «российские варианты марксизма: большевизм и сталинизм». Он старается вывести все беды сталинизма из локальных особенностей России — из влияния православия, незрелости рабочего класса и т.д. Но ведь везде, где коммунисты приходили к власти, было то же самое. В России — ЧК, ГУЛАГ и массовые расстрелы, в Камбодже тяпками отрубали головы значительной части населения, в Китае — хунвейбины, в ГДР — всевластие штази и самострелы на Берлинской стене. И везде потрясающие контрасты между убогим и нищим населением и роскошью верхушки с сакральным культом властителей — от Кремля до Чаушеску, от династии Кимов в Корее до золотостатуйного Туркмен-баши. Почему везде одно и то же? Если «виноват не Маркс, а неправильное употребление его идей» (с. 76), то почему за полтораста лет где бы ни применялись его идеи, они всегда применялись неправильно? Может, виноваты всё-таки сами идеи? Если эксперимент не удался раз — виноват эксперимент, если два раза — экспериментатор, если три — теория. Марксистский эксперимент над человечеством провалился десятки раз.

Автор начинает эту главу со споров Ленина с Карлом Каутским, но забывает отметить главное: что в споре с Каутским по основному вопросу — о природе социалистического государства — прав оказался как раз Каутский. Ленин считал (или по крайней мере утверждал), что демократический централизм позволит диктатуре пролетариата служить народу, а Каутский предсказывал, что диктатура пролетариата неизбежно сведется к диктатуре партии над пролетариатом, а та — к диктатуре ЦК над партией, а в конечном счете — к диктатуре одного вождя над всеми, к произволу и бесчинствам. Как и произошло.

Интересно, кстати, что в главе «Марксизм на Западе» автор хочет противопоставить со в етс ко му до гм ати ч е -скому марксизму свободные трактовки на Западе (еврокоммунизм и прочие течения). Это любопытно, но не производит большого впечатления. За исключением левацких авантюр, это идеология социал-демократических партий, боровшихся за улучшение экономического положения трудящихся без покушений на строительство коммунизма.

Пытаясь определить позиции коммунистов в современном постиндустриальном мире, где первенство переходит от индустрии к информации, автор называет главными противниками марксизма «неолибералов», причем почему-то анализ ограничивает делами Пиночета и совершенно умалчивает об экономике Тэтчер и Рейгана. Вообще вопросам экономики в книге уделено мало места, а вопрос о месте государственной регуляции в капиталистической экономике надо бы рассмотреть со всей серьезностью — ведь здесь капиталистический менеджмент как раз вторгается в ту сферу, в которой марксист чувствовал себя единственным знатоком. Возможно ли достичь нужного эффекта без введения жесткой плановости (мы хорошо знаем ее последствия), и способен ли государственный капитализм конкурировать с новыми типами капиталистической экономики — вот в чем сейчас решение судьбы марксистской политэкономии.

Само название завершающей труд десятой главы формулируется вопросом: «Есть ли будущее у марксизма?». На этот вопрос мы оба отвечаем утвердительно. Но Мосионжник — потому, что верит в осуществимость утопии, а я — потому, что не верю ни в трезвость народных масс, ни в скорую ликвидацию неравенства на земле. 

Лев Клейн

51 комментарий

  1. Ох, Кулигин, Кулигин… Эти инстинкты во все века находились охотники утихомиривать, не только коммунизма ради. На этом строятся религии, мораль, право, суд, педагогика всех обществ. Где гарантии, что Ваши попытки будут успешнее других? Утопия всегда находит своих адептов. Но остается утопией.

  2. Я не стану ссылаться на максиму, что пессимист — это хорошо информированный оптимист. Важнее другое: и оптимизм и пессимизм бывают обоснованными или беспочвенными. Вера в утопию — это беспочвенный оптимизм. Я не призываю к пессимизму, «гонящему к упадку» — приводящему к бездействию. Крах утопии не должен быть поводом для отчаяния.
    Я это не для Вас пишу, Кулигин, а для остальных читателей: утописты обычно неисправимы. Так и будут мечтать если не о перевоспитании нас всех, то о формировании «нового человека». Вот достанься им следующее поколение «с пеленок», уж они-то покажут…

  3. О счастье утопистов.
    Ну, это как с религией. Но вся штука в том, что утописты ведь не просто «видят» иллюзию будущего — они борются за ее осуществление. А это связано с бедами для всех людей.

  4. Марксизм держится на нескольких понятиях, одним из которых является понятие «класс». Уберите классификацию по Марксу — и марксизм исчезнет, как тень в полудень.

  5. Да, собственно, и «общественно-экономические формации» тоже надо выкинуть как досужие домыслы, не имеющие отношения к реальности. Ну, и что тогда останется от марксизма? А «учёные» вроде Мосионжика пусть себе потешатся, поразвивают «единственно верное учение» )). Хорошо бежать вверх по эскалатору, ведущему вниз.

  6. ЛСК:
    11.10.2012 в 18:32

    «Утопия — это и есть темное будущее.»

    Не говорите глупости. Утопия это мечта, идеал, без которых жизнь опошляется.
    ================
    Виктор:
    25.01.2013 в 21:36

    «Да, собственно, и «общественно-экономические формации» тоже надо выкинуть как досужие домыслы, не имеющие отношения к реальности. Ну, и что тогда останется от марксизма? А «учёные» вроде Мосионжика пусть себе потешатся, поразвивают «единственно верное учение» )). Хорошо бежать вверх по эскалатору, ведущему вниз.»

    Я тоже считаю классовый подход ошибкой! Класс степени набитости кармана деньгами — абсурд! В этой разношерстной массе есть идеалисты (радеющие за все человечество), есть инфантильный слой, есть те, кто желает использовать плоды революции, чтобы стать «новым капиталистом» (= новым русским) и грабить сограждан.
    Маркс был плохим психологом. Нужно объединять людей не только по общим целевым установкам, но и по общим нравственным ценностям и идеалам.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: