Продолжая знакомить наших читателей с российскими научно-популярными изданиями, мы попросили ответить на ряд вопросов главного редактора журнала «Экология и жизнь» Александра Самсонова. Вопросы задавал Сергей Попов.
— Журнал «Экология и жизнь» возник в 1996 году. Почему именно тогда? Ведь данное время редко связывают с чем-то созидательным.
Для экологии это, наоборот, было временем, когда об имеющихся проблемах уже не только можно было говорить открыто – для этого хватило и перестройки, но понадобилось говорить достаточно содержательно и ответственно, отделять зерна от плевел — появилась тенденция искаженного или заведомо неверного использования информации имеющей отношение к экологии. «Ультра-экологи» предлагали полностью «законсервировать» Россию и не вести никакой деятельности – мол, природа сама знает, как восстановиться. В тоже время сторонники Гринпис всему населению России предлагали спасать серых китов и пугали глобальным потеплением, однако не могли толком разъяснить, что это такое …
В общем, это все очень напоминало массовое оболванивание – и в этом мое мнение совпало с мнением академика Никиты Николаевича Моисеева, который к тому времени читал лекции в Политехническом, вел там семинары и, что называется, давно «созрел» для серьезного поляризационного проекта. На вопрос «видит ли он необходимость в создании научно-популярного журнала по экологии» ответил : «Пишите концепцию!». И она в общих чертах родилась уже на следующий день. Поэтому наше общение по поводу одного из книгоиздательских проектов переросло в нечто гораздо большее – в сотрудничество по изданию журнала, где могли бы общаться и высказываться специалисты самых разных областей знаний. Надо сказать, что для науки это были тяжелые времена – в то время российская школа моделирования климатических процессов в биосфере, созданная Моисеевым, переживала эпоху полураспада, после его отставки в конце 80-х. Самого Никиту Николаевича в это время больше интересовали концепции, находящиеся на стыке естественных и гуманитарных реалий – он был инициатором направления, которое назвал коэволюцией природы и общества. Это направление гораздо шире и объемнее, чем идея устойчивого развития. После многих лет усилий вложить содержательный смысл в понятие устойчивого развития, Саммит Земли РИО+20 не смог продвинуться в этом направлении дальше идеи «Зеленого роста», которая сама по себе неплоха, но не содержит понимания того, куда трансформируется общество, тогда как марксизм напротив – воспрял из пепла именно потому, что содержит определенную картину глобальной трансформации. Однако на самом деле необходимо нечто иное, иной подход к проблеме – и на мой взгляд концепция коэволюции – это вполне адекватная альтернатива устойчивому развитию сегодня. Надо сказать, что эти идеи в общем-то ровесники – Моисеев впервые написал об этом в 1982 году – сразу и статью и книгу (ссылки: Коэволюция Человека и биосферы в век компьютеров.//Вестник АН СССР. — 1982. — № 3. – С. 90-97. ; «Человек; Среда; Общество: Проблемы формализованного описания. — М.: Наука, 1982. — 240 с.»). Практически в том же году, после первой отставки с поста премьер-министра Норвегии, обратилась госпожа Гру Харлем Брундтланд. Благодаря ее бурной энергии и энтузиазму родилась уже в 1983 году была создана Всемирная комиссия по окружающей среде и развитию (WCED), получившая впоследствии название комиссии Брундтланд.
Официальная Россия, в заявлении министра иностранных дел Лаврова, сделанном в апреле 2011 года, признала несостоятельность концепции устойчивого развития – как несовместимой с ценностями либерального капитализма, или иначе говоря, с обществом потребления, требующим непрерывного экономического роста. Перед лицом экономического кризиса министр отрекся от идеи устойчивости как от утопии. В тоже время мне кажется еще более утопичным не думать о взаимодействии общества с природой именно в такой сырьевой державе как Россия, и не искать путей коэволюции природы и общества, вместо того чтобы называть защитников Химкинского леса «оппозицией». Эта оппозиция — лишь закономерный результат неразумной лесной, водной и другой природоохранной политики. Не они не виноваты в глубоком непонимании власти того факта, что без природосообразной политики невозможно эффективно управлять сырьевой экономикой – это означает рубить сук на котором сидишь.
Наш журнал принес с собой это понимание из середины 90-х в начало второго десятилетия 21 века – однако надо сказать, что сейчас стало намного сложнее поддерживать выпуск журнала с помощью подписки – возможно потому, что люди устали читать о проблемах – надо наконец начинать их решать. И если серьезно говорить сейчас на эту тему, то надо говорить об устойчивом управлении — управлении 2,0 как я его называю. Я, вкладывая в этот термин несколько идей – и идею коэволюции и принцип кормчего, о котором также не раз писал Моисеев – как принцип управления в бурном море, когда нельзя преодолеть обстоятельства и идти против стихии, но даже слабого воздействия хватает чтобы не ставить корабль «бортом к волне». Устойчивое управление, которое не пропадает, не разрушается в моменты неизбежных критических событий – это гораздо более сильный принцип, чем идея зеленого роста, и хотелось бы, конечно чтобы Россия сказала бы свое слово в этих вопроса – и ведь есть что сказать! Поэтому я уверен, что сегодня наш журнал созрел для обращения к международной аудитории, но нужны какие-то дополнительные толчки – и финансовые и политические, что бы это «яблоко» упало.
— Можно ли охарактеризовать журнал и его стиль одним словом: научно-популярный, публицистический, просветительский и т.п.?
На обложке написано научно-популярный и образовательный, но нам не чужда и публицистика, а раздел «Управление» постоянно перерастает отведенные ему рамки. Впрочем, материалов много во всех разделах, урезать и сокращать приходится почти все без исключения. Что касается просветительства – это одна из основных функций журнала подобного направления. Ведь дело не в той или иной детали знания, важно зажечь людей самим процессом их получения – и тогда этот процесс будет самоподдерживаться и развиваться, а не затухать в обществе – а ведь именно так и было в середине 90-х — порой казалось, что светильник разума гаснет, впрочем и наше время продолжает вызывать подобные опасения – особенно в свете школьной реформы, сводящей образование к 3-м обязательным предметам.
— Как вы обычно выстраиваете баланс тем? Что для вас важнее: чтобы ваш постоянный читатель прочел журнал от корки до корки, или чтобы более широкий круг людей находил бы в каждом номере по паре интересных для себя материалов?
Это баланс, который находится в каждом случае – в зависимости от событий и информационных поводов. Однако образовательный баланс мы всегда стараемся соблюсти – образовательный раздел есть каждом номере, но по сути стати , выполняющие образовательные функции есть практически во всех разделах , но вне образовательного раздела они очень часто полемичны, показывают широкую палитру мнений.
— Многие номера вашего журнала открываются статьями философов. Не сказал бы, что это сейчас типично. Вы думаете, современным философам есть что сказать широкой публике, а она, в свою очередь, готова их выслушать и услышать?
Тут неточность – практически все номера именно так и открываются – это было заложено изначально в концепции журнала. И философам всегда есть что сказать обществу – они осмысливают его жизнь, и тенденции развития, они пытаются заглянуть в будущее человеческих отношений, увидеть лицо завтрашнего дня — само общество занимается чем угодно, но никогда не знает – чем именно… Мой любимый философ – Мераб Мамардашвили утверждает, что общество всегда занято поисками истины и ее воспроизводством. Вот только истину каждый понимает по своему. Наука хороша тем, что в ней есть четкие критерии того, что есть истина, а что – гипотеза. Гуманитарные науки стремятся познать прежде всего истину о человеке, тогда как естественные – о природе, этим и определена пропасть между ними. В тоже время соотношение науки и культуры далеко не тривиально – культура создает науку, а наука модифицирует культуру.
Я думаю, что именно для философов сейчас как никогда актуальны те проблемы трансформации общества, которые связаны с его устойчивостью. Кризисный характер развития поднимает сегодня «наверх» идеи Маркса, и оказывается, что мы никак не осмыслили возможность общественных кризисов – и потому сильны только в подсчете убытков и проигрышей. Однако, как и число жертв в войнах, знание величины убытков от кризисов не приближает нас к проблемам наиболее выигрышных стратегий обороны и наступления. Их надо не только моделировать, но и искать модератора – главную причинную канву, определяющую развитие процесса, так же как и лимитирующие стадии, задающие его прерывание. И этот анализ – неизбежно качественный, изначально гуманитарный и прежде всего – философский, а уж затем он проверяется с цифрами в руках – методами естественных наук.
Сегодня без философского осмысления роли человека в диалоге природы и общества не обойтись, хотя можно сказать что это – задача системная, и всегда будет упираться в тот образ системы, который принят априорно. Например, мы привыкли, что система управляется сверху, из верхнего эшелона – с уровня власти, «из головы». Однако имеют место и системы где царят законы случая, или же законы зазеркалья – не стоит все валить в одну кучу, надо разобраться, классифицировать – и философия в этом здорово помогает. Даже если речь идет о чем-то очень реальном – о лесе или о почве или бактериях, всегда место для философских рассуждений остается – и поэтому наш философский раздел всегда полон.
— Говоря о темах экологии, журнал неизбежно сталкивается с политикой и политиками. Какими основными принципами вы пользуетесь в таких случаях? Насколько общая репутация политика (или движения, партии) важны для вас при контактах?
В общем-то я уже сказал в начале, что политика самым серьёзным образом вмешивается в экологические вопросы, и мы не можем игнорировать этого обстоятельства – поэтому и политический тоже, хотя изначально мы всеми силами стремились сосредоточиться на научной составляющей экологической проблематики. Однако политика – греч. politikē — искусство управления государством, а управление без науки, без современного понимания и современных технологий сегодня – такая же утопия, как алхимия без знания химии. Надо сказать, что мода на теории заговоров в политике сейчас особенно велика – больше, чем например 10 лет назад, и здесь самое время вспомнить про бритву Оккама – очень полезная вещь, знаете ли! И вовсе не для секвенирования бюджета, а для удаления лишних сущностей, которые зависят от субъектов. Но мой прогноз для политики не слишком радует – одна была и будет субъективной до тех пор, пока политики не начнут использовать научный метод ля управления и пока не появятся объективные методы оценки адекватности политического управления в той или иной ситуации. И здесь системный анализ необходим – и о нем много говорят, но модели систем используют разные, поэтому различны и выводы… Надо сказать, что мечта управлять государством оптимально – главная утопия социализма. Проблема именно в том, что не ясно, чем же мы управляем – ведь общество непрерывно творит новые формы систем, и нельзя опираться на догмы или застарелые схемы – надо учиться видеть происходящее. Для этого есть масса методик, социология Грушина и эконометрика, однако, на мой взгляд, и здесь прежде необходим структурный анализ – с каким типом системы мы имеем дело, а уж потом стоит подбирать инструментарий для измерений.
— Некоторые организации экологической направленности известны своим неуемным энтузиазмом. Как провести границу между разумными активистами и теми, кто пытается закрыть биофаки из-за лабораторных опытов, или разоряет посадки генетически-модифицированных растений и разрушает вольеры, чтобы освободить животных (которые, покинув лаборатории, зачастую гибнут)?
Экстремисты в экологии есть, как возникают они в любой другой деятельности – всегда есть возможность употребить плоды Просвещения не на пользу человечеству, а ему во вред. Или наоборот – попытаться облагодетельствовать человечество вопреки его воле, насильно. В этом собственно и заключается крах проекта Просвещения – просвещенный человек стал много могущественнее, но не стал добрее. Мне кажется, что Гарри Потер – книга именно об этом – мы обучаемся, и наше могущество растет, но на какую сторону встанет каждый из нас в извечной битве добра и зла – этому не учат в школе! Нас не учат управлять прежде всего той безграничной власть, которую каждый из нас имеет в собственном внутреннем мире – и он формируется лишь по мере накопления и оценки жизненного опыта. Если про то, как применять физическую силу можно услышать на занятиях в спортивной секции, то о том, как управлять возможностями мозга, как воспитать силу рассудка, вам не расскажет ни один преподаватель. Он многому может научить на собственном примере, или на примере решения хороших задач, но про то, как работает именно ваш, а не какой-то абстрактный мозг не расскажет никто – это предмет практически закрытый для обсуждения. И что может родиться в этом «закрытом» предмете никто не знает – не даром же говориться, что от любви до ненависти один шаг.
И рассуждение Достоевского о слезе ребенка – можно ли ее пролить для счастья человечества, продолжает решаться каждым в собственном внутреннем мире самостоятельно. И здесь один лишь шаг до обобщения этих рассуждений на братьев наших меньших. И здесь можно прийти к выводам, которые приведут человека к выбору предложенному в «Аватаре» — либо ты находишься внутри некоторого профессионального человеческого сообщества и разделяешь его ценности и его методы получения истины ( а истина – так или иначе – является целью любого сообщества, даже если измерителем истины выбраны деньги!), либо ты выходишь за его рамки – и тогда конфликт неизбежен… Научить человека способам получения знаний — задача Просвещения, и способы ее решения хорошо отработаны, но вот во что обратит человек свои знания, какую даст им оценку и применение – здесь Просвещение почти бессильно и человек может быть одновременно отличным ученым и полным негодяем – в системе естественно-научных знаний этому сочетанию оценки нет. Даже если он краем уха и слышал про «гений и злодейство» — это может быть лишь пустым звуком для человека, который равнодушен к страданиям других людей и готов поставить превыше всего рациональность (им же самим и обоснованную).
Выход здесь в приобщении человека к культуре, к тем культурным кодам, которые определяют «формат» данного общества. Но может статься и так, что в этом «формате» по каким либо причинам ослабляются библейские запреты – не убий, не воруй и т.д. – ведь общество постоянно меняется, а с ним и его культурный «формат».
В какой точке культурного ландшафта общества находится то или иное число его членов, как близки они к границе и насколько эта граница подлежит деформации под давлением массы людей – важная социологическая задача. Интересно, что в зависимости от близости той или иной молодежной группы к культурной границе определяющей грань «добра и зла», или возможности конкуренции выборов – например, когда тяга к собственному пониманию справедливости подменяет ее понимание в той группе, к которой принадлежит человек – вероятность «туннелирования» через барьеры запретов возрастает. Тем самым учащаются и явления, о которых вы спрашиваете – в группе студентов один вдруг «туннелирует» к пониманию справедливости за пределами человеческой группы вообще – т.е. отказывается от своей культурной принадлежности и начинает действовать вне культурного поля — мы называем это вандализмом.
Вообще формирование культурного поля – задача в том числе и для нас с вами – научных журналистов, и надо сказать что это поле значительно шире, чем поле одного лишь естествознания. На мой взгляд резкое ослабление сдерживающих силовых барьеров в начале 90-х сделало страшное дело – на наших глазах, буквально за пару лет страна «победившего физтеха» , населенная инженерами и научными сотрудниками, превратилась в страну «новых русских», просто бандитов и олигархов. Как это могло быть? Думаю, что среднее смещение в культурном поле в сторону рационального выбора дало слишком много возможностей «туннелирования» за пределы культурного поля вообще – и это так или иначе покалечило психику тех, кому довелось испытать этот переход на себе.
Если говорить об образовании, что надо учить молодого человека на ранних стадиях его жизни находиться в культурном поле и давать способы «навигации» и сигналы выхода за пределы этого поля – с тем, чтобы он учился позиционировать себя в моменты пользования инструментом могущества – мозгом, и научился использовать свои способности в культурном поле, т.е. не разрушая ни самого себя, ни общество.
— Иногда выделяют два возможных пути экологического развития. Первый связан в основном с жесткими ограничениями в потреблении, а второй – с развитием новых технологий, который позволили бы уменьшить нагрузку на природу, не снижая качество жизни людей. На ваш взгляд, какой путь перспективнее? Отражается ли ваш взгляд на страницах журнала?
Путей экологического развития намного больше. Я вообще уверен, что мы – общество в целом, движемся именно по пути экологического развития и поддерживаем устойчивость нашего пути, когда упорно на него возвращаемся. Что касается потребительства – то оно свойственно и живой природе – недаром, когда-то сине-зеленые съели весь углекислый газ на планете, превратив его в кислород и углерод — и не надо делать из этого трагедию, благодаря этому появились мы с вами. Дело не в том, сколько мы потребляем, а в том насколько сбалансированно может при этом измениться потребление экосистем природы.
В общем-то я уже рассказал о проблемах устойчивого развития – вы обозначили второй тенденцией «зеленый рост», который пока остался единственным игроком на этом поле. Возможно это направление будет технологически дополнено профессором Вайцзеккером, который ратует за развитие замкнутых циклов по отдельным химическим элементам. Эта идея близка нанотехнолгиям – ведь и они пришли к нам, чтобы заменить перемещение вещества как такового, перемещением атомов – т.е. процессы становятся намного более селективны. Другие авторы уверены, что надо замыкать циклы по квантам солнечного света – и обосновывают возобновляемую солнечную энергетику. Наши авторы рассказывают обо всех новшествах, часто статьи присылают и члены редколлегии – кстати, недавно в нее дал согласие войти и профессор Вайцзеккер.
— Наверняка, в науках, связанных с экологией, как и во всех других, есть свои фрики – ниспровергатели основ без достаточных на то оснований. Приходится ли вам с ними сталкиваться в работе?
Ниспровергатели основ или фрики – постоянная категория наших читателей, возможно крайне малая, но весьма активная, судя по их письмам в редакцию, где они предлагают свои решения мировых проблем – как правило, рецепт столь же прост, сколь и неэффективен или нереализуем.
В тоже время исходя из равнораспределения всех типов талантов и антиталантов думаю, что наша аудитория включает большую долу думающих людей, многим их которых просто не хватает образования, но есть острое чувство неблагополучия дел во взаимоотношениях человека и природы
— В журнале вы печатаете обзоры книжных новинок. В большинстве это зарубежные издания. Действительно ли эта литература активно востребована вашими читателями?
Это образовательная функция журнала – раскрывать насколько велико разнообразие тем внутри того, что одни называют зеленым движением, а другие – зеленым ростом.
— Кроме журнала вы издаете и книги. Как их тематика переплетается с журнальной?
Как правило книга раскрывает подробно идеологию того или иного направления журнальной деятельности. Например мы выпускали книги и по возобновляемой энергетике и по философии. В этом году мы выпустили две книги научно-популярного жанра – Карла Левитина «Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого», и Андрея Ваганов «Жанр который мы потеряли». Понятно, что обе книги посвящены научно-популярному жанру. К сожалению, выпускать книги стало очень сложно – рынок становится все менее доступным для возможностей нашего распространения, поэтому тиражи падают. Самоокупаемости по книгам нет, а гранты слишком малы, чтобы развить на них издательское дело. Не радует это ситуация ни нас, ни наших читателей.
— Сайт журнала богато наполнен. Причем, насколько я понял, это не только журнальные материалы. Как соотносятся темы и форматы портала с печатной версией?
Сайт живет своей жизнью, намного более «быстрой» чем ежемесячный журнал. Поэтому содержание коррелирует, но несомненно не совпадает. В тоже время проблема рентабельности остро стоит и здесь – похоже что без возможности получить серьезный государственный грант сегодня научно-популярный журнал вряд ли выживет.
Исключения – как правило относятся к римейкам западных изданий («Популярная механика» и др.). Надо заметить, что поддержка отечественных брендов нынче не в моде.
Гипотеза – видимо, попадая в чиновники, человек «туннелирует» за пределы культурного поля и не в состоянии оттуда помочь тем, кто продолжает позиционироваться в этом поле.
Выход вижу отчасти в том, чтобы давать мега-гранты на создание и развитие журналов развивающих традиции отечественного научно-популярного жанра, причем в тех областях науки где наибольший объем знаний накоплен в рамках научных школ и направлений. На мой взгляд — прежде всего по приоритету — это проекты, касающиеся экологии и природных ресурсов, а так же физики и астрономии, математики и лингвистики. Очень важно, чтобы условием выдачи этим мегагрантов был вывод популяризационных проектов на международную арену. В некоторых областях – например в области исследований климатических изменений, и арктических экосистем российской науке такое паблисити сегодня просто необходимо.