Якобы Якупов

Значит, история такая. Все, наверно, помнят недавний случай с несчастным профессором Рябовым, который учил себе в ЦМШ детей играть на фортепиано, а потом одна девочка не получила чаемого ее мамой первого места на каком-то конкурсе, а только второе, а потом мама со скандалом забрала дочь от профессора, а потом пришла с цветами обратно, а он цветы не взял и девочку обратно тоже, а потом мама обвинила его в том, что он уже давно к ее дочке приставал. И посадили бы бедолагу, наверно, если бы не шум, поднятый общественностью, не поддержка учеников и не попавшее в Интернет видео, где карьеристка-следовательница сговаривается с хабалкой-мамашей, как бы им половчее профессора упечь. Присяжные оправдали, и он, полуживой, почти выпал из здания суда на руки встречающих.

Но эта история имеет разные ответвления и продолжения. Так, бывший директор ЦМШ, некто Якупов, в свое время, видимо, сыгравший в этой истории некоторую роль, подал иски о защите чести и достоинства к СМИ, потребовав какие-то баснословные деньги в качестве компенсации морального вреда. Поводом послужил такой фрагмент: «Показания же главного свидетеля обвинения — директора, ныне уже бывшего, ЦМШ А. Н. Якупова — изначально состояли из перечисления якобы имевших место эпизодов обращения к нему родительниц. С жалобами на педофильское поведение Рябова на протяжении трех последних лет» (http://grani.ru/blogs/free/entries/190417.html).

Суть претензии в том, что, мол, слово якобы указывает на то, что свидетель сказал в суде неправду, т. е. совершил аморальный и противоправный поступок, а это порочащее сведение. Миллион — в студию.

Это довольно редкий случай, когда в основе судебного дела лежит чисто лингвистический казус. И вот что я имею в виду. При рассмотрении гражданских исков о защите чести и достоинства суды опираются на Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 года № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» (www.rg.ru/2005/03/15/verhovniy-sud-dok.html). Суть его, коротко говоря, в том, что гражданину должен быть возмещен ущерб, нанесенный распространением порочащих сведений о нем, каковыми считаются ложные сведения о совершении им аморальных или противоправных поступков, причем сведения эти должны быть «в форме утверждения». То есть, не мнения, не предположения, а только утверждения. Свобода слова всё ж — мнения, даже ошибочные, пока еще у нас законом не запрещены.

И вот теперь, внимание, вопрос: слово якобы означает ли, что говорящий утверждает, что сказана неправда, или что он так считает/предполагает.

Якобы принадлежит к числу показателей чужой речи — таких, как дескать и мол. Подобные слова показывают, что говорящий в данной части своей речи пересказывает или цитирует другого человека. При этом якобы действительно выражает критическую оценку чужого высказывания или какой-то его части. В словарях это слово толкуется в том смысле, что оно «выражает сомнение в достоверности сообщаемого», «указывает на предположительность высказывания, на сомнение в его достоверности». Иными словами, значение якобы включает не скрытое утверждение о ложности данного высказывания, а только сомнение в его достоверности. То есть, якобы выражает определенное мнение говорящего.

Ну словари, допустим, бывают неточны. Если обратиться к лингвистическим исследованиям, то мы увидим, что и там значение якобы определяется как мнение о ложности чужого высказывания. Чтобы этот тезис не выглядел как «английские ученые доказали», сошлюсь хотя бы на одну работу — статью В. А. Плунгяна «О показателях чужой речи и недостоверности в русском языке: мол, якобы и другие» // B. Wiemer & V. A. Plungjan. (Hrsg.). «Lexikalische Evidenzialitats-Marker in slavischen Sprachen”. (Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 72. Munchen: Sagner, 2008, 285-311).

Но не будем полагаться на авторитеты, рассмотрим несколько примеров, взятых из Национального корпуса русского языка (ruscorpora.ru):

Из Маутхаузена долетали слухи о восстании, в котором погибло много заключенных. Восстание произошло перед приходом американских войск. Подробностей не было, списков погибших не было, но кто-то якобы видел, как был убит Фома при перестрелке. Кто, что — выяснить не удавалось. [Д. Гранин. Зубр (1987)].

Как легко заметить, здесь вовсе не утверждается, что Фома на самом деле не был убит, говорится только, что не удается найти свидетелей, которые могли бы подтвердить факт и обстоятельства его смерти.

Пожалуй, это все-таки повесть, а не человеческий документ. Но вот все мотивировки автора я попытался сохранить — именно так он якобы думал и действовал. Таковы якобы были его побудительные причины. Прошу заметить: «якобы». В какой степени это правильно, я сейчас совершенно не знаю. — Поэтому за что купил, за то и продаю. [Ю. Домбровский. Хранитель древностей / Приложение (1964)].

Здесь автор специально обращает внимание на слово якобы, указывая, что не знает, так ли было дело, но совершенно не утверждая, что было не так.

Имелась и другая версия: якобы жена Павла Ирина влюбилась в Леонида и была готова уйти к нему от мужа. В общем, история темная. [А. Слаповский. Большая Книга Перемен // «Волга», 2010].

Здесь слово якобы связано со словом версия (т. е., предположение о причинах и последовательности каких-либо событий), а кроме того, автор специально поясняет, что история темная — т. е. никак не утверждается, что в действительности дело обстояло не так, а иначе.

Таким образом, и толкования слова якобы в словарях, и его экспликации в лингвистических работах, и исследование примеров показывают, что слово якобы не выражает скрытого утверждения о ложности высказывания, а выражает мнение говорящего, что данное высказывание может быть ложным.

Поэтому и сочетание якобы имевших место эпизодов обращения к нему родительниц следует интерпретировать не как скрытое утверждение о том, что в действительности таких обращений не было, а лишь как субъективное мнение говорящего, состоящее в том, что он не уверен, что такие обращения действительно имели место.

Унесите, пожалуйста, миллион из студии. 

Ирина Левонтина