«Дело Зелениной»

Всё идет к тому, что «Дело Зелениной» грозит стать таким же знаковым термином, как «Дело Дрейфуса» или «Дело Бейлиса», разве что исто­рическим масштабом поменьше. Мало кому надо объяснять, кто такая Зеленина и что с ней произо­шло. И речь уже даже не о самой Ольге Николаевне, кандидате сельскохозяйственных наук из пензен­ского института — в конце концов, и капитан француз­ского генштаба, и приказчик киевского кирпичного завода оказались в вихре событий по исторической случайности, и главное их свершение было в том, что они не сда­лись. Не сдалась и Зеленина, отказавшаяся пойти на сделку со следствием и дезавуировать подготовленное ею письмо.

Адвокату Зелениной — Наталье Андреевой и линг­висту — Ирине Левонтиной удалось сделать почти невозможное — взбудоражить общественное мнение, вывести дело на страницы газет (после публикации в Nature — не только российских) и на экраны телеви­зоров, найти других неравнодушных людей и в конце концов доказать организаторам дела, что издержки от его продолжения перевесят возможную выгоду. В результате Зеленина была выпущена из тюрь­мы под подписку о невыезде. На обоих заседани­ях- кассационном в Московском городском суде и повторном в Зюзинском районном — прокуро­ры откровенно «сливали» процесс,даже не пытаясь ответить адвокату и сколько-нибудь содержатель­но аргументировать необходимость содержа­ния под стражей. Более активно они вели себя на аналогичном заседании относительно меры пре­сечения другому фигуранту по делу, коммерсанту Сергею Шилову, ввезшему в Россию злополучные 42 тонны кулинарного мака, но и тот решением суда был выпущен из-под ареста —  через два дня после Зелениной.

Никто не знает, что именно сыграло главную роль — шум в прессе,личные поручительства полудюжины докторов наук или уполномоченного по правам человека в РФ, письмо из Обществен­ной палаты, письмо, подписанное четырьмя сот­нями научных работников, в том числе нескольки­ми академиками, а возможно, всё в совокупности. Никто не может предсказать, чем в результате за­кончится дело. Сразу после освобождения Зеле­ниной предъявили очередное обвинение в зло­употреблении должностными полномочиями, не менее смехотворное, чем первое,- впрочем, это может служить признаком того, что «Дело Зелениной» хотят отцепить от основного «Дела» бака­лейщиков и спустить на тормозах: видимо, ФСКН сейчас вовсе ни к чему публичные скандалы. Но уже можно начинать осмысливать происходящее. Этот случай имеет профессиональное значение: это — образцовый пример преследования ученого за профильную научную деятельность. Все мы пи­шем рецензии и даем экспертные заключения.Уче­ный не должен бояться уголовного преследования

за высказывание собственного мнения, коль ско­ро оно является профессиональным и добросовестным. Граждан­ского преследования, кстати, тоже — вспомним ка­зус Ольги Кажевой, которая подала в суд на коллег, имевших неосторожность указать на обширные не-закавыченные заимствования в ее докторской дис­сертации и тем сорвавших ее защиту. В отличие от «Дел» «ученых-шпионов», где детали неизвестны и желающие всегда могут найти почву для сомнений, «Дело Зелениной» лежит на ладони: единственная улика, составленное ею письмо, опубликовано, и любой желающий может с ним ознакомиться. Кста­ти,тут следует поправить Ольгу Николаевну, сказав­шую в ряде интервью, что «более 400 ученых, кор­респондентов и академиков сказали, что всё, что там написано, научно оправдано»: приобщенное к делу письмо ученых, сбор подписей под которым шел на сайте Общества научных работников, ничего не го­ворило о научной состоятельности письма пензен­ского НИИ (странно было бы ожидать этого от спе­циалистов в самых разных областях- от астрономии до филологии)- говорилось лишь о принципиаль­ной неправильности преследования за высказывание научного мнения.

Этот случай имеет общественное значение. Не­зависимая экспертиза — это часто единственный шанс несправедливо обвиненного человека оспо­рить ведомственные экспертные заключения. Соглас­но закону об адвокатуре, адвокат может запраши­вать мнение специалиста и потом ходатайствовать о приобщении этого мнения к материалам дела и учете его при принятии решения. Если же каждый независимый специалист будет понимать, что его заключение, если оно идет вразрез с точкой зрения следствия, может послужить основанием для при­влечения его к тому же делу как сообщника, этот шанс станет еще более призрачным.

Наконец, этот случай имеет личное, экзистенциаль­ное значение. Все мы живем у края пропасти, которая называется «российская правоохранительная система». И полезно время от времени глядеть этой пропасти в глаза — просто, чтобы понимать, где и как мы живем.

Михаил Гельфанд

Информация для СМИ
Скан письма предоставлен ИА «PenzaNews» (http://penzanews.ru)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: