Жидконогая козявочка-букашечка

На работе я занимаюсь тем, что пишу словарные статьи. Собственно, весь наш сектор работает над составлением словарей. Сло­варь — жанр строгий, и все соображения, которые возникают по поводу того или иного слова, туда не впихнешь. Так я вам расскажу.

Недавно мне попалось чудное слово букашка. Бу­кашка — это обычно маленький жучок, ну не обязательно прямо жучок, но кто-то похожий по форме. Божья коровка или светлячок -типичные букашки, а вот уж серьезные жуки типа майского или навозного -уже не букашки. Иногда, впрочем, под букашками подразумевают и других насекомых: Поставьте эту жижу в колбе на подоконник на солнце, и через час в ней появится рой зеленых букашек (М. Шишкин). А часто букашка в рус­ском языке — это не что-то конкретное, а просто самое мелкое живое су­щество: Нет ни одного человека на земле, ни одной букашки, ни одной тва­ри, которая бы любила тебя (М. Милованов); Ведь любое существо, любая букашка потому и живет, что двигается (С. Залыгин). Букашка — при этом -это что-то очень безобидное, не клоп, например, и в следующем примере клещ назван букашкой иронически: Клещ! — милая такая букашка. Способ­на тридцать лет проваляться без воды и пищи в совершенно иссохшем виде. А стоит ее положить на живое, как она и сама немедленно оживает и начи­нает пить кровь (А. Волос).

А то есть еще забавное слово козявка. Тут с биологической точки зре­ния еще менее понятно, кто это. Ну если букашка — это скорее такое кру­гленькое, то козявка — скорее такое зелененькое с ножками. Например, похожее на кузнечика, но маленькое. Ну не обязательно зелененькое, не обязательно как кузнечик, но не округлое. Вот характерный пример: Да, еще перед отъездом он попытался расспросить тетку Люсю про Олегову татуировку: что это за козявки такие? — Не козявки, а иероглифы! —строго поправила она (К. Тахтамышев). Никому ведь не пришло бы в го­лову сравнить иероглифы с букашками. Ну и другое, детское значение слова козявка говорит само за себя. Не будем тут вдаваться в малоаппе­титные подробности.

Здесь хорошо видно, как отличается так называемая наивная, или языко­вая, картина мира от так называемой научной. Бывают такие показательные фрагменты. Например, известная языковая псевдобиологическая классифи­кация плодов. Противопоставления между фруктами и овощами или фрукта­ми и ягодами основаны, в частности, на совсем не биологических признаках. Например, кладут ли это в рот целиком или откусывают, едят с солью или с сахаром, в начале обеда или на десерт. При этом было бы ошибкой думать, что эти признаки всегда обусловлены объективными характеристиками объ­ектов. Это ведь у нас помидор считается овощем, а в Китае помидорчики по­дают на тарелке с фруктами и засахаривают.

Вот так и тут. Забавный такой фрагмент онтологии — класс букашек и класс козявок среди мелких сущностей. Но интересно еще и другое. У этих слов, а также и у других слов, обозначающих насекомых, паукообразных и прочую мелочь, разный ассоциативный потенциал. Ну, пауков отбрасываем сразу, у них яркий и совершенно специфический образ из-за этой их паутины. Оста­вим также и клопов, и комаров с мухами, с ними тоже у человека свои личные отношения. Но вот остальные.

С одной стороны, понятно, все они маленькие, их можно легко смахнуть или раздавить, поэтому ассоциируются с идеей ничтожности и пренебрежи-мости. Но дальше начинаются различия.

Букашка — да, мелкая, да, говорят Он тебя раздавит, как букашку. Но осо­бого презрения она не вызывает, а может даже ассоциироваться с тихой ра­достью жизни. Букашка — своего рода квант живого: Даже когда букашка на земле умирает, меняется что—то на земле, меняется… (М. Анчаров).

Козявка — если посмотреть много примеров из текстов, это хорошо вид­но — чуть более зловредна, чем букашка. В козявке просматривается какая-то неподобающая при таком размере претензия, что ли: Главное — она. Ни­чтожество, козявка, а самомнение — во! Будто весь мир осчастливила, что за Вальку вышла. — Мне она показалась скромной девушкой. — Нахалка, ка­ких мало (И. Грекова); — Ничтожества! Мелкие твари! Козявки! «Я пола­гаю… » Кто вы такие, чтоб полагать! (В. Войнович); Получается так — мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред… (Вен. Ерофеев). А кроме того, у козявки есть другая ассоциация. Говорят Она еще козявка — в смыс­ле «очень юная».

Понятно, что вошь — это уже нечто гораздо более презренное и сугу­бо отвратительное. Вспомним формулировку Раскольникова «эстетиче­ская вошь». Обозвать человека вошью — совсем не то же, что назвать его букашкой.

Когда человека называют насекомым — имеют в виду даже не столько его ничтожность, сколько его злость, примитивность и низкую организацию: Развратнейший и в сладострастии своем часто жестокий, как злое насе­комое, Федор Павлович (Ф. М. Достоевский). И еще оттуда же: Любил раз­врат, любил и срам разврата. Любил жестокость, разве я не клоп, не злое насекомое? Сказано — Карамазов! Или вот другое: Долго молча меня разгля­дывал, потом сказал в высшей степени неприязненно: — Маленькое, глупое, злое насекомое! И вредное притом! Как тебе не стыдно было отца обма­нывать? (Ю. Герман).

Идея ничтожности, пожалуй, в самом чистом виде представлена в сло­вах червь, червяк. Оно и понятно: червь выглядит совсем примитивным и не страшным, хотя и неприятным, у него нет ножек, чтобы убежать, крыльев, что­бы улететь, рта, чтобы укусить, да даже глаз нет, чтобы увидеть. Ну, все помнят, конечно, у Державина: Я телом в прахе истлеваю, / Умом громам повелеваю, / Я царь — я раб — я червь — я бог. Или вот еще пример: Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу — помилую, за­хочу — раздавлю (А. Н. Островский).

И в заключение — еще один пример, который подтверждает, что у разных мелких тварей в языке свои образные возможности: «Русская Прага» нам не открыла своих объятий: там главенствовали Чириков, Немирович-Данченко, Ляцкий и их жены, и для них я была не более букашки, а Ходасевич — неведо­мого и отчасти опасного происхождения червяком (Н. Берберова).