Говорят молодые ученые

Одна из основных задач ТрВ-Наука — представить мнения активных ученых по актуальным проблемам. В этот раз мы задали четыре вопроса высокоцитируемым (по данным «Корпуса экспертов») молодым ученым, не входящим в крупные коллаборации. Отвечают Михаил Глазов из ФТИ им. Иоффе и Дмитрий Чудаков из ИБХ РАН. Вопросы задавал Сергей Попов.

1. Насколько адекватно, на ваш взгляд, библиометрические данные (цитирование, индекс Хирша и т.п.) отражают вклад ученого в вашей области и вообще в науке?
2. Какая модель организации науки, по вашему мнению, наиболее эффективна, и какая более подходит нашей стране?
3. Что в наибольшей степени мешает вашей работе?
4. Если бы вы могли предложить законодателям, руководству страны и т.п. один закон или поправку, то что бы это было?

Михаил Глазов, канд. физ.-мат. наук, старший научный сотрудник Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе:

1. На мой взгляд, высокое цити­рование работ определяется двумя факторами: во-первых, уровнем на­учных достижений, а во-вторых, попу­лярностью тематики. В определенной мере мне повезло — наши исследования в областях «спинтроники» и физики графена попали, как говорится, в струю, эти тематики привлекают большой интерес, что добавляет количество ссылок. В этой связи будет интересно проследить, как меняется дина­мика цитирования той или иной работы со временем — будут ли результаты востребованы другими исследователями, когда начальный ажиотаж в данной области несколько уменьшится.

2. По моему мнению, нашей стране подошла бы любая «циви­лизованная» модель развития и организации науки. В первую очередь, под понятием «цивилизованный» я имею в виду то, что
принципы финансирования исследований и поддержки ученых должны быть четко сформулированы и прозрачны. Мне кажет­ся разумным, если будет выполнено несколько внятных усло­вий из мировой практики, в частности, уровень зарплат, пропи­санных в трудовых соглашениях для научных работников, пре­подавателей вузов, а также аспирантов должен соответствовать мировому. Я хотел бы подчеркнуть: речь идет именно о той зар­плате, которую ученый получает без учета грантов, надбавок за ПРНД и т.п. От нас ведь ожидают результатов мирового уров­ня, поэтому, на мой взгляд, базовое финанси­рование должно этому соответствовать. Тогда гранты позволяет в большей степени поддер­жать участие исследователей в конференциях, обеспечить материалами для исследований, а надбавки по грантам будут необходимым по­ощрением за хорошо выполняемую работу.

Кроме этого, требуется прозрачная процеду­ра — вероятно, на конкурсной (грантовой) осно­ве – для покупки дорогостоящего эксперимен­тального оборудования, позволяющего выпол­нять эксперименты на переднем крае науки.

Если же говорить о более общих вопросах, например, о роли Академии наук и соотноше­нии между университетской (вузовской) наукой и академиче­ской, то мне представляется полезным наличие Академии. При­веду два аргумента: во-первых, университетская и академическая науки успешно сосуществовали в советские годы и (естественно, вследствие существенной государственной поддержки науки в целом) обеспечивали большие достижения. Во-вторых, и во мно­гих европейских странах, и в США есть лаборатории и институты, не связанные напрямую с университетами. К примеру, лабора­тории CNRS (национального центра научных исследований) во Франции, институты общества Макса Планка и подобные в Гер­мании, национальные исследовательские лаборатории в США.

Еще один немаловажный момент связан с «постоянными» позициями в научных учреждениях. Как известно, в западных странах большинство таких позиций распределяется на кон­курсной основе, а молодой ученый, защитив диссертацию, обыч­но работает несколько лет в разных университетах и лабора­ториях «постдоком» (зачастую, и это бывает желательно, даже в другой стране) прежде, чем искать постоянное место. Мне та­кая практика кажется разумной, но, вероятно, она (быть может, временно) не вполне адекватна нашим реалиям.

3. У меня много времени и сил отнимают разные бюрократи­ческие занятия, иногда и по полдня приходится «бегать с бу­мажками» (финансовыми, для оформления командировок, от­четными и т.п.). Замечу в скобках, что жаловаться мне грех – я прекрасно понимаю, что во многих других учреждениях бюро­кратия развита значительно сильнее.

4. Выше я уже говорил о том, что принципы развития науки должны быть «цивилизованными», однако совершенно неясно, как это можно (и можно ли вообще) зафиксировать законода­тельно. Можно было бы попробовать закрепить в законах — хотя у меня есть сомнения, что это вообще можно хоть как-то форма­лизовать, — чтобы финансирование на науку в России составля­ло, скажем, не менее 2% (лучше 2,5%) от валового внутреннего продукта. Сейчас, согласно «Википедии» [1] у нас на науку (точ­нее, на исследования и разработки) расходуется около 1% ВВП (по разным источникам — от 0,6 до 1,3%), и по этому параметру мы примерно на 30-м месте в мире. Для сравнения, у Израи­ля, который на первом месте по доле ВВП, расходуемой на нау­ку, этот параметр составляет более 4%, у США — 2,7%. Интересно сравнить — доля военных расходов у нас 3,9%, у США — 4,7% [2]. В абсолютных величинах — мы на десятом месте по расходам на науку и на третьем (!) по военным тратам. Конечно, эти данные нельзя воспринимать слишком серьезно, но даже если поверить в то, что нам в России необходимы большие военные расходы, то чьи же научные разработки обеспечат военное преимущество?

В любом случае, поддержка науки в России явно недостаточ­на, и это нужно исправлять.

1. http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_countries_by_research_and_development_spending
2. http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_countries_by_military_expenditures

Дмитрий Чудаков, докт. биол. наук, Институт биоорганической химии им. М. М. Шемякина и Ю. А. Овчинникова РАН:

1. В естественных науках такие па­раметры, как индекс цитирования, импакт-факторы журналов, индекс Хирша, могут быть использованы для ориен­тировочной оценки силы ученого/научной группы относительно других групп, работающих в той же об­ласти, при условии что:

а) Область задана достаточно четко, например (в биологии): молекулярная биология, физиология, микробиология. Сравнение между областями требует хорошо продуманной нормировки.

б) Оценивается адекватная условному конкурсу временная компонента, например, импакт-факторы или индекс цитирования статей, опубликованных за последние 10 лет (а не за всю жизнь).

в)  Минимизирована компонента навязанного участия (услов­но) директора института в публикациях ученого/коллектива. Желательно преимущественно учитывать первые/последние/corresponding соавторства.

Применение таких формальных показателей облегчает за­дачу поиска эффективных ученых и коллективов и на корот­кий исторический период может даже успешно заменить на­учную экспертизу (характерен исключительно положительный пример программы МКБ РАН). Однако стратегически это не от­меняет необходимости последовательного развития эффектив­ных открытых механизмов научной экспертизы.

2. Ну, в меру своих представлений я бы сказал, что для при­ближения к немецкой модели нам следует активно заимство­вать у модели американской, в большей степени построенной
на конкуренции. В первую очередь, необходимо развивать сред­несрочное (3-5-7 лет, с возможностью продления финансиро­вания по факту сильных публикаций) грантовое (широкие тема­тики/прозрачная жесткая научная экспертиза либо индексы ци­тирования/оценивается групп-лидер/нет ограничений по числу заявок от организации/публикуются списки членов экспертной панели/исключаются конфликты интересов и проч.) финанси­рование различных уровней (условно, от 1 до 15 млн руб. в год для проектов под руководством начинающего или продвинуто­го лидера научной группы), позволяющего искать новые точки роста, поддерживать то/того, что/кто уже пророс(ло), не продле­вать финансирование того/кого, что/кто не оправдал(о) надежд.

Плюс развитие системы оверхедов (+50% к сумме гранта по­лучает институт/университет) с целью стимуляции конкуренции за сильные коллективы между организациями, развития здоровой (читай — нужной коллективам) инфраструктуры, здоро­вой структуры отношений ученый-организация. Плюс стиму­ляция сближения НИИ и университетов, заложенная в условия крупных (условно — от 5 млн руб. в год) грантов, — обязатель­ство групп-лидера преподавать.-

3. Первая проблема — отсутствие стабильного разумного фи­нансирования при наличии очевидно сильных публикаций. Мне бы очень хотелось иметь возможность сосредоточиться на ис­следованиях, а не на поиске источников финансирования тако­вых и быть уверенным, что необходимым и достаточным усло­вием для дальнейшего полноценного финансирования работы моей лаборатории является уровень наших публикаций.

В биологии и медицине — острейшая проблема закупок ре­активов и обмена образцами с зарубежными коллегами. Об этом много сказано уже, даже неинтересно продолжать. Ужас­но мешает работать.

Бюрократия, связанная с подачей заявок на финансирова­ние и отчетами (госконтракты), закупками приборов и реакти­вов, непереносом денег на следующий год, в целом — избыточ­ным и при этом неэффективным контролем за тем, как ученый расходует полученные (по конкурсу!) средства, мешает сильно.

Мотивация активных ученых «иная», им неинтересно пилить деньги, им следует создавать условия для работы и поддер­живать по результату, а не пытаться контролировать по фор­ме — это только мешает работать.

4. Требуется комплекс решений, продуманных в обсуждении сактивной частью научного сообщества, и затем реально вопло­щенных. Точнее сказать — постоянно продумываемых и после­довательно воплощаемых. Что-то с виду позитивное происходит — будем надеяться, что поезд поедет. Если именно «одну по­правку» — то в бюджет — вчетверо увеличить финансирование реальных грантовых фондов — на сегодня это РФФИ и РГНФ.