2 декабря 2012 года появилось обращение учителей московских школ к руководству страны с просьбой защитить школы для детей с особыми образовательными потребностями [1]. За пять дней письмо набрало более 5000 подписей, в том числе его подписали более 100 кандидатов наук, около 30 докторов наук, академик и член-корреспондент РАН, академик РАО, много родителей детей-инвалидов. География подписантов — десятки городов от Архангельска до Кавказа, от Калининграда до Петропавловска Камчатского.
Основная мысль письма проста: школы должны быть разными, как и люди. Дети с особенными образовательными потребностями должны иметь гарантии от государства на их бесплатное обеспечение. Причиной появления письма стала новая фаза многолетней реформы образования. В декабре в Госдуме должно состояться второе чтение проекта «Закона об образовании в РФ» (точная дата пока не известна, из повестки дня 11 декабря она была убрана), в котором вообще нет упоминания о гимназиях и лицеях, а поддержка детей с ограниченными возможностями декларируется без какой-либо конкретики. Школы страны перешли на нормативно-подушевое финансирование, при котором все школы получают поровну денег за каждого ребенка. В Москве активно идет процесс слияния школ и детских садов, взят курс на создание безликих «образовательных холдингов» (которые уже прозвали колхозами).
Чиновники в ответ на критику нововведений обычно говорят: «Ничего не изменится, всё будет точно так же и даже лучше». Это не так. При подушевом финансировании за всех детей государство платит одинаково (скажем, за старшеклассников 120 тыс. руб. в год). Это значит, что если в гимназии учеников в группе меньше, то и денег на эту группу приходит меньше. Если в углубленной программе больше часов, то каждый час стоит дешевле. Поэтому без дополнительного финансирования, при сохранении небольших групп и бóльших часов зарплата учителей гимназий будет меньше, чем у учителя из соседней обычной школы: при сравнимом количестве работы (скажем аккуратно, поскольку, с одной стороны, детей и проверок тетрадей у них меньше, с другой — они не просто идут по учебнику, а готовят свои материалы и т.д.). То есть получается, что труд учителей гимназий и лицеев государство при новой системе оценивает дешевле, чем учителей обычных школ.
Говорят, что будут давать дополнительные деньги (госзадание) за углубленные программы, вот и оплата дополнительного труда. Но тогда спецшколы попадают в зависимость от расположения чиновника — дать или не дать дополнительный госзаказ, дать большой заказ или маленький. В таких условиях работа спецшколы становится нестабильной — нельзя то набирать учителей, то увольнять их в зависимости от финансирования. Школам нужны долгосрочная стабильность и разумная отчетность.
Так, Татьяна Мансурова на своем опыте работы в лицее при МГТУ им. Н.Э. Баумана в должности заместителя директора по учебной работе на 3-й ступени (10-11 классы) отмечает: «В последнее время особенно трудно было сохранить специфику обучения и содержание Учебного плана, так как сокращены часы на внеурочную деятельность, лекционные ставки; учителя, весьма квалифицированные специалисты, проигрывают в зарплате учителям общеобразовательных школ, так как ведут занятия в группах, а не в полных классах; платные услуги стали приоритетными для части администрации как дополнительный источник финансирования, вплоть до того, что требовали освободить аудитории, где проводились консультации, для платных курсов».
Письмо уже вызвало дебаты на форумах околопедагогической общественности. Против особых условий для детей с ограниченными возможностями, кажется, не возражают. Спорят о спецшколах, мол, «в спецшколах учатся дети богатых родителей, поступающие за деньги».
Ответ: по замыслу это, конечно, не так. Случаи нарушения являются обычной коррупцией. К сожалению, она присутствует во многих спецшколах (но не во всех!). С коррупцией надо бороться, но ставить из-за нее крест на самой идее — бессмысленно. В спецшколах учится много способных детей небогатых, многодетных и просто бедных родителей. Вводить плату за углубления и спецкурсы значит закрыть для них возможность хорошего образования. Кроме того, в хороших спецшколах учеба — это большой труд, а не сладкая жизнь, и как можно за труд еще брать деньги?
Иван Коровчинский, один из подписавших письмо, пишет в комментарии к нему: «Я сам окончил элитную гимназию. Там учились не «дети богатеньких«, а действительно одаренные и яркие дети, родители которых имели совершенно разный уровень доходов. Это создавало совершенно особую атмосферу — не «снобизма«, не «тусовки золотой молодежи«, а по—настоящему ценного общения сверстников, среди которых все могли что—то дать друг другу. Будет жаль, если это исчезнет».
Еще в дискуссии о лицеях и гимназиях мы не раз слышим тезис: «Создавая особые условия для одаренных, вы отнимаете возможности у нормальных детей». На это я бы сказал следующее. Россия достаточно богатая страна, чтобы все дети могли бесплатно удовлетворять свои различные образовательные потребности. В частности, потребности в дополнительном образовании: музыкальном, спортивном, научном, техническом и т.д. Школы, в которых уже сейчас реализуются программы сверх стандарта, должны быть сохранены и финансово поддержаны. По нашим прикидкам, дополнительные траты на спецшколы составляют единицы процентов от общих трат на школы. Траты на ремонт и госзакупки составляют значительную часть бюджета, а их эффективность всем понятна. Поэтому, даже не увеличивая в целом расходы на образование, можно перераспределить их так, чтобы всем хватало — было бы желание и политическая воля.
Москвичка Екатерина Лупарева, также подписавшая письмо, отмечает: «Равенства в природе не существует. Попытки сделать всех «равными» до сих пор приводили только к диктатуре и следующему за диктатурой развалу. Следует стремиться не к «равенству«, а к развитию разнообразной, специализированной образовательной среды для детей с разными потребностями». В свою очередь Леонид Фишкис пишет о том, что «финансирование всего образования (специализированные школы составляют лишь малую его часть) заметно меньше подтвержденных главой Счетной палаты хищений бюджетных денег. Может, сначала оптимизировать потери бюджета от воровства?».
Нельзя забывать и о государственной роли образования. Проще всего понять мысль о необходимости для страны грамотных научно-технических кадров. Так, Ольга Никишкина, начальник отдела профессионального развития персонала ракетно-космической корпорации «Энергия», подчеркивает, что «на нашем наукоемком предприятии востребованы именно выпускники физматшкол. Падает образование — падают ракеты и спутники».
Более сложная мысль: если снести вершину образовательной пирамиды, то общий уровень образования неизбежно понизится. В этой связи Павел Гусак, подписавший письмо, отмечает, что «для развития эволюционного процесса необходимо создать хотя бы единичные точки роста. В крайнем случае — не мешать их самообразованию».
Судя по всему, есть установка «сверху» принять «Закон об образовании» без существенных поправок. Но наши усилия не безнадежны. Дебаты вокруг закона, письма протеста против заявления министра Дм. Ливанова о преподавателях невысокого уровня, обращение Ученого совета филфака МГУ показывают, что педагогическое сообщество явно просыпается. По сути наше письмо — это попытка напомнить властям о себе: «Мы есть, и мы недовольны работой ваших чиновников». Нам надо сплотиться и вместе отстаивать интересы нашей отрасли, тем более что они совпадают с интересами страны.
Алексей Сгибнев,
кандидат физ.-мат. наук, зам. директора и заведующий
кафедрой математики школы-интерната «Интеллектуал»,
лауреат грантов Москвы в области образования