Правила и их исполнение

Многое в нашей жизни регламентируется писаными правилами. Взаимодействие РАН и ее институтов — не исключение. Многие правила тщательно сформулированы и кажутся вполне разумными. Но иногда столкнешься с их реализацией на практике — и задумаешься.

Вот, например, некоторое время назад институтам РАН выделяли дополнительные ставки научных сотрудников. Причем только для молодых. Очень хорошо! Обычно в штат институтов стоят небольшие очереди из свежезащищенных кандидатов. Но изредка приходят люди и постарше. Допустим, институт хочет зачислить в штат сотрудника пенсионного возраста. А тут как раз ПРАН выделил дополнительную ставку. Но — для молодого. Задача решается просто: 1) берем молодого ученого из штата и увольняем, затем 2) на его место зачисляем «пенсионера», а 3) уволенного молодого зачисляем на новую ставку.

Можно еще сильнее ужесточить формулировки и выделять новые ставки под конкретных молодых ученых. Кстати, ПРАН так тоже делает. И это тоже, на первый взгляд, правильно. Но если молодое дарование решило променять зарплату РАН на значительно большую в коммерческой компании? В этом случае мне видится два возможных варианта действий институтской администрации: 1) грустно вздохнуть и отказаться от ставки или 2) уговорить уходящего молодого сотрудника оставить в институте свою трудовую книжку и просто числиться на ставке. В последнем случае можно договориться о разделе денег между институтом/лабораторией и ушедшим молодым сотрудником. А если этот сотрудник с большим уважением и теплотой относится к «вырастившему» его коллективу, то он может сократить свою долю до минимума. Какой из описанных вариантов читатель сочтет более фантастичным?

Теперь от гипотетических примеров — к реальному. В этом году ПРАН выделил нашему институту 6 жилищных сертификатов (каждый почти на 3 млн руб.). И получатели тоже должны были соответствовать жестким требованиям: быть моложе 35 лет, работать в институте не менее 5 лет и т.д. Здорово! После успешной раздачи сертификатов в кулуары просочилась информация о сетованиях директора: «Как бы теперь заставить работать тех, кто получил сертификат». Я знаю многих получивших сертификаты как людей работящих и толковых. Полагаю, что сетования эти адресованы меньшинству, может быть, даже одному из шести. Но приз-то был очень велик, и неизвестно, дадут ли его еще раз. А в институте есть другие хорошие исследователи, не имеющие своего жилья в Москве. Кто-то еще не проработал 5 лет, один руководитель группы, доктор наук, значительно старше 35 лет.

Или вот: в процессе реформы РАН (2006-2008) было принято решение проводить раз в 5 лет проверки деятельности каждого института. Разумно. Прошло 5 лет, и в феврале 2012 года в ИФР снова пришла комиссия, состоящая из сотрудников других организаций РАН. Планировалось, что как и в первый раз комиссия сначала будет два дня слушать отчеты руководителей групп, потом два дня свободно ходить по институту и на пятый день расскажет общему собранию, что они о нас думают. В понедельник внезапно случилось какое-то мероприятие в ПРАН, и комиссия до ИФРа не дошла. Все руководители подразделений (около 20) отчитались за вторник. В четверг все сотрудники интересовались друг у друга: «А к вам они вчера заходили?» И положительных ответов я не услышал. В четверг же состоялось общее собрание, на котором все выступавшие члены комиссии нас только хвалили. Сначала было приятно. Спустя несколько дней пришла другая мысль: чтобы говорить о слабостях и недостатках, надо было тщательно вникать в ситуацию. Лить елей можно, и не вдаваясь в подробности. И какой смысл в такой «проверке» научной деятельности института?

Будем надеяться, что один случай — не показатель. Но полугодом позже мой завлаб ездил проверять другой институт РАН. Вернувшись, он рассказал, что многое там хорошо, но кое-что не понравилось, что обошел несколько лабораторий, поговорил с людьми, что тоже в конце выступал перед общим собранием института. Я спросил: «Вы их критиковали или только хвалили?»

— А какое я имел право их критиковать?!

— А если Вы не имели права их критиковать, то зачем участвовали в этой комиссии?

Конечно, dura lex sed lex. Но порой возникает вопрос: а зачем? Может не количество ставок увеличивать, а размеры окладов? И научные проверки проводить не по расписанию, а тогда, когда это действительно нужно. Но уж тогда — серьезно. Вот жилищные сертификаты, пожалуй, стоит давать. Но тут должна быть какая-то предсказуемость. Наш институт просил эти сертификаты долго и безуспешно. К лету 2012 года институт подошел со списком из двух человек. Оба кандидата были бесспорны. И вдруг летом оказывается, что дают 6 сертификатов. И ученый совет-то не соберешь…

Евгений Лысенко,
Институт физиологии растений РАН