То, что сейчас называют научно-фантастической литературой,так же отличается от НФ 60-х годов прошлого века, как весельная лодка от катера на подводных крыльях. Тогда были новые идеи, опережавшие науку и технику, сейчас — лишь оболочки идей, названия,антураж.
Научная фантастика развивается не только по законам литературы, но и по законам науковедения, поскольку сам поджанр находится на стыке этих двух направлений человеческой деятельности. Фантастическая наука, как и наука обычная, переживает свои кризисы, застои, взлеты и революции. Одна из таких революций произошла незаметно для читателей (не исключено, что и для авторов) в 70-90-х годах прошлого века, что, в частности, и привело к нынешнему кризису новых научно-фантастических идей.
Революция же заключалась в том, что прогностическая функция жесткой научной фантастики себя на нынешнем уровне исчерпала. В фантастической науке, как и в науке «обычной», не то чтобы возникла (на самом деле она была всегда, только в разное время относились к ней по-разному), но стала развиваться новая парадигма, новое отношение к тому, какова цель (точнее — одна из главных целей) жесткой научной фантастики.
В «реальной» науке дискуссия между сторонниками двух разных определений цели научной теории ведется не первое десятилетие. В науке фантастической эта дискуссия еще даже не возникла — время ее наступает сейчас. В науке «обычной» спор идет между инструменталистами и онтологами. Английский физик Дэвид Дойч описал эту ситуацию в книге «Структура реальности».
«Общая теория относительности, — пишет Дойч, — так важна не потому, что она может чуть более точно предсказать движение планет, чем теория Ньютона, а потому, что она открывает и объясняет такие аспекты действительности, как искривление пространства и времени, о которых ранее не подозревали».
Так и научно-фантастическая идея приобретает в наши дни важность и интерес не в том случае, когда она точно предсказывает техническое достижение ближайшего или относительно отдаленного будущего, а тогда, когда она открывает и объясняет такие аспекты реальности, о которых читатели ранее не подозревали.
Иными словами, если раньше жесткая научная фантастика имела дело в основном с фантастическими изобретениями, то сейчас настало время для фундаментальных фантастических открытий. Однако ни авторы, ни читатели НФ оказались не готовы к такому развитию событий.
Фантасты сделали множество интересных и важных изобретений, но в основе каждого изобретения лежит то или иное достижение науки, то или иное открытие. Много ли открытий, объясняющих структуру физической или социальной реальности, сделали фантасты?
В реальной (и фантастической) науке существует три вида открытий. Первый: открытие, которое можно сделать «на кончике пера». Работа над таким открытием подобна работе детектива при расследовании преступления, именно потому в фантастике такие открытия чаще всего происходят в фантастических детективах. Имеется преступление (в реальности) или явление природы (в науке). Приходит сыщик (в науке — наблюдатель или экспериментатор), который собирает улики (данные наблюдений или экспериментов). Затем следователь эти улики исследует и на их основании строит предположения о том, кто мог быть убийцей, где его искать и как найти. В науке эту роль играет теоретик-интерпретатор: на основании данных наблюдений или экспериментов он строит гипотезы, выдвигает предположения о возможной физической природе явления. В действие вступает эксперт (в детективе), который изучает следственные версии,находит в них противоречия, сравнивает с реальными уликами. В науке в этой роли выступает научное сообщество. В конце концов, изучив все улики и проанализировав все предположения, детектив погружается в глубокую задумчивость — вроде бы ему всё известно, но имя преступника почему-то остается неназванным. И тут его посещает озарение, инсайт: он неожиданно (идея возникает будто сама собой в подсознании) понимает, как нужно сложить улики, чтобы пазл оказался заполненным, и открытие сделано: имя преступника становится известным. В науке процесс происходит аналогично: все результаты наблюдений (экспериментов) обработаны, все гипотезы высказаны и проанализированы, а решения (открытия) всё нет и нет. Ученый (как, например, Пуаро в романах Агаты Кристи) оставляет работу, начинает думать о другом, и тогда из подсознательного приходит идея объяснения. Озарение. Это может произойти во сне, на прогулке, да где и когда угодно. Но всегда неожиданно. В науке описано множество таких случаев, начиная с всем известного — о том, как Д.И. Менделееву приснилась его периодическая система элементов. В детективных произведениях в этот момент сыщик хлопает себя по лбу и восклицает: «Как же я был слеп!»
В фантастическом детективе события обычно развиваются именно таким образом. Существует загадка (не обязательно связанная с преступлением, преступление лишь позволяет сделать сюжет более динамичным), детектив или ученый (часто тот и другой в одном лице) строит предположения, исследует улики и, наконец, предлагает фантастическую идею, ради которой, собственно, и городился весь огород. Результатом фантастического расследования становится фантастическое открытие, объяснение.
В пример приведу роман Станислава Лема «Насморк». Фабула произведения реалистична, хотя формально действие происходит в недалеком будущем. Герой романа, бывший астронавт, расследует серию странных смертей и скрупулезно обнаруживает улики, в результате чего в финале возникает объяснение — вполне научное (всё, что описывает Лем, могло произойти в реальности без всякой фантастики) и в то же время фантастическое. Фантастический детектив вообще является тем поджанром, в котором объяснительная роль фантастики проявляется естественнее всего. В «Насморке» это открытие влияния на организм совокупности безобидных, каждый сам по себе, химических факторов.
Открытие второго типа в науке происходит не в результате последовательной работы ума (завершаемой обычно актом озарения). Это открытие, которого не ждали. Делают его случайно — чаще всего когда технические возможности (новый ускоритель, новый крупный телескоп, новое биологическое оборудование) позволяют заглянуть в более глубокую (далекую) реальность. В этом случае роль логики и озарения минимальна.
В фантастике тоже существуют открытия второго типа. Разумеется, фантастическое открытие второго типа отличается от аналогичного открытия в науке — ведь фантаст ставит мысленный эксперимент, результатом которого становится обнаружение ранее неизвестного явления, причем
такого, какое никто и предсказать не мог! В 1908 году русский ученый Александр Богданов (Малиновский) опубликовал роман «Красная звезда», где описал «этеронеф»: космический корабль марсиан с атомными двигателями. Еще до того, как Эрнст Резерфорд создал планетарную модель атома!
С использованием атомной энергии в фантастике связано немало удивительных совпадений. Например, Владимир Никольский, опубликовавший в 1926 году повесть «Через тысячу лет», писал о том, что первая атомная бомба будет взорвана в 1945 году1. Герберт Уэллс в романе «Освобожденный мир»(1913 год) писал о том, что первая атомная электростанция вступит в строй в 1953 году.
Открытием второго типа была идея о смертельной опасности взаимодействия микроорганизмов с разных планет. Марсиан в романе Герберта Уэллса «Война миров» (1897) погубила не битва с землянами (которую земляне проиграли), но обычные земные бактерии.
Третий тип открытий: «смешанные» открытия, когда все предпосылки для них уже существуют, но инсайта, озарения (открытия первого рода) так и не произошло, а в это время почти предсказанное явление обнаруживают случайно и независимо (открытие второго рода). Тогда и правильное объяснение находят быстро, ведь «почва» уже подготовлена! Так произошло, к примеру, когда Энтони Хьюиш и Джоселин Белл в 1967 году открыли пульсары — быстро вращающиеся нейтронные звезды с сильным магнитным полем.
Открытий третьего типа немало и в научной фантастике. Пример: открытие давления света на твердые тела. Открыли этот эффект французские писатели Жак Ле Фор и Антуан Графиньи, опубликовав в 1896 году повесть «Вокруг Солнца». Теоретически давление электромагнитного излучения было предсказано Джорджем Максвеллом в 1873 году, но первые реальные успешные опыты Петра Николаевича Лебедева, доказавшего, что такое давление существует, были завершены лишь в 1900 году. Фантасты же не только «совершили» реальное открытие, но и использовали его — луч света толкает космический корабль.
Еще одно открытие третьего типа: гиперпространство, описанное впервые Джоном Кемпбеллом в романе «Ловушка» (1934 год). Пространства с более чем четырьмя измерениями были описаны до Кемпбелла, но то были сугубо математические работы, не имевшие, как казалось, никакого выхода в реальную физику. Кемпбелл открыл высокие пространственные измерения в «реальном фантастическом» мире и использовал их для перемещения со сверхсветовыми скоростями.
В современной квантовой теории струн без многомерных (11 измерений!) пространств обойтись невозможно. Физическое четырехмерное пространство — время является лишь «проекцией», доступной нашим органам чувств и приборам. Вопрос о том, является ли эта многомерность лишь математической абстракцией, пока открыт.
Конечно, открытия, сделанные на страницах научно-фантастических произведений, не ограничиваются перечисленными выше. В патентном фонде фантастических открытий есть и новые типы небесных тел, и новые классы разумных и неразумных существ, и новые законы физики, химии, биологии и даже истории. Фантасты «обнаружили» неизвестные прежде явления природы и многое другое. Будут ли эти открытия повторены учеными, или наука откажется от большинства из них? На этот вопрос ответит лишь время. То самое время, в потоке которого мы движемся в будущее, так и не научившись пока ни изменять скорость движения, ни выбираться на берег…
1 Американский ясновидящий Стивен Кейси прославился тем, что верно предсказал дату окончания Второй мировой войны. Никольский сделал не менее точное предсказание, но Кейси известен всем (несмотря на то, что множество его других предсказаний оказалось ошибочным), а о Никольском помнят только историки научной фантастики…
Хороший обзор! Спасибо
В начале статьи говориться, что НФ стала уже не та (с чем я в целом склонен согласиться), а в конце — что фантасты делают именно то, что рекомендует автор, формулируют новые законы фантастической химии- физики — биологии и даже истории, находят новые типы небесных тел и пр. В чем же тогда причина кризиса жанра?
«Открытием второго типа была идея о смертельной опасности взаимодействия микроорганизмов с разных планет.» — никакое это не открытие. Во-первых, никто не знает точно, чем может обернуться встреча организмов с разных планет, поскольку следы внеземной жизни пока никем не найдены. Во-вторых, Уэллс просто обобщил известную уже в его время закономерность: организмы, длительное время развивавшиеся в условиях изоляции (например, на океанических островах), оказываются уязвимыми перед чужеродными болезнями и хищниками.
Интересная мысль о том, что «научно-фантастическая идея приобретает в наши дни важность и интерес не в том случае, когда она точно предсказывает техническое достижение ближайшего или относительно отдаленного будущего, а тогда, когда она открывает и объясняет такие аспекты реальности, о которых читатели ранее не подозревали», к сожалению, брошена, никаких примеров к ней относящихся не приведено. Все остальные рассуждения и даже примеры можно легко отыскать во многих популярных книжках о «предсказательной силе фантастики».
Абсолютно согласен)