Украинская археология в России и вне ее

Лев Клейн
Лев Клейн

Публикуемые здесь отрывки из моей переписки с украинским археологом Виталием Васильевичем Отрощенко (заведующим отделом в Институте археологии Украинской АН) касаются национального вопроса в освещении истории украинской науки. У нас обнаружились различия подходов, хотя Отрощенко нельзя причислить к крайним националистам, а меня — к сугубым империалистам или ненавистникам «хохлов». Наша взаимная приязнь не страдает от разногласий, и именно поэтому наши споры, возможно, представят интерес и для более широкого круга читателей, чем персональный адресат. В.В. Отрощенко согласился на публикацию. Публикуемые тексты охватывают период с марта 2011 года по настоящее время.

Лев Клейн

В. Отрощенко
Виталий Отрощенко

Дорогой Виталий Васильевич, с удовольствием и благодарностью прочел Ваши остроумные заметки по моей [книге] … Всё еще колеблюсь, как назвать свою историю [науки] — русской (как у Формозова) или российской археологии. С одной стороны, всё это развивалось в основном на русском языке и с нацеленностью на русскую культуру и с преобладанием русского взгляда. С другой — всё-таки освещались и национальные закоулки империи, а в советское время даже имитировалась археология республик. Но при наличии старшего брата.

Тот же Генинг. Ну, какой он украинец и что украинского в его археологии? [Российский немец, он был командирован во второй половине своей жизни с Урала на Украину на «укрепление» украинской археологии.] Ефименко был прислан руководить украинской археологией, но прислан из российского центра. Что в его археологии украинского? Вели ему в какой-то момент Москва переименовать Киевский институт во Французский или Хазарский, переименовал бы не задумываясь. При всей симпатии Волкова (Вовка) к украинскому народу, при национальном подборе учеников — была ли его археология украинской в Петербурге? Украинскими были последний его рывок на юг и смерть в Жлобине.

Дорогой Лев Самойлович! …

Фёдор Кондратьевич Волков
Фёдор Кондратьевич Волков (Известен также под фамилией Вовк, укр. Федiр Вовк, www.history.org.ua)

Мне кажется, что «История российской археологии» — лучший вариант для заголовка Вашей книги. И по-сути более емкий и точный. «Русской» более подходит для великодержавной пропаганды. Нас тут, в Украине, уже задолбали концепцией «Русского мира» в проповедях торговца нелицензионной водкой. Теперь об украинских археологах. Вовк и Ефименко были ими, а Те-реножкин, Бибиков, Генинг воспитали поколения украинских археологов, создали научные школы. И национальные институты, как только сотрудников перестали сажать и расстреливать, заработали весьма результативно. Тем более, что работали параллельно украинские археологи в изгнании. Издавали монографии, а Пастернак написал «Археолопю Укра’ши» в Торонто. После этого последовала команда писать трехтомную «Археолопю УРСР». Кстати, и Захарука точнее было бы называть канадским украинцем. Родился-то он в том же Торонто. В национальном вопросе не всё так просто.

Дорогой Виталий Васильевич, спасибо за Ваши замечания. Все их учту…. Некоторое возражение вызывают у меня национальные определения. Вовк и Ефименко, как и Руденко, — украинцы по национальности, но археологи-то они были русские. Действовали в системе русской археологии, в Петербурге — Петрограде — Ленинграде. Как Бадер и Генинг — немцы по национальности, но археологи русские. Национальные институты имели двойственное определение. Это были имперские институты в системе русской империи, с некоторой местно-национальной окраской. Суть их была одинаковой — что на Украине, что в Казахстане, что в Армении. Поэтому сотрудники так легко перемещались из одного края страны в другой. Менять нужно было только язык (и то не очень), а всю систему взглядов, методов, установок — нет. Украинская археология появляется сейчас. А корни ее — да, корни можно прослеживать… в русской имперской археологии. То есть в российской. Тут ничего не попишешь.

Петр Петрович Ефименко
Петр Петрович Ефименко — ученик Вовка, патриарх советского изучения палеолита

… А вот с тем, что украинская археология формируется только сейчас, я ником образом не согласен. Наша государственность, с перерывами и различными модификациями тянется со времен Аскольда и Дира, и за 1100 с лишним лет сложилось четкое национальное самосознание. Ни полякам, ни московитам удавить его не удалось, хотя все они очень усердно старались. Потому и ведем отсчет украинской археологии со второй половины XIX века, когда была сформулирована концепция истории Украины-Руси с археологической ее составляющей. Колониальное прошлое оставило свое клеймо и на нашей археологии, усугубленное системным геноцидом. Но выжили и начинать с чистого листа не будем и вспомним всех, кто работал на археологию Украины, осознанно или подсознательно. Тем более, что мы копали на своей земле и лучше нас никто наше прошлое не знает. У российских коллег на сей счет свое мнение. Ваше право. .

Теперь о Вашей личной заинтересованности в сопряжении истории украинской археологии с историей украинской государственности. Я прекрасно понимаю ее эмоциональные мотивы. Но мне бы хотелось больше здравого смысла. Что касается самой украинской государственности, то я думаю, что, возможно, в Киевской Руси было действительно больше того, что потом стало считаться украинским, чем того, что стало русским. Но само название (что Мало-россия, что У-краи-на) мыслится как часть названия России. Сплошной линии государственности нет, разрывы слишком велики. В отдельных головах и на бумаге сохранялась не государственность, а только ее идея. Пунктиром. Можно ли сейчас говорить о наличии государственности Шотландии или даже басков — несмотря на всю борьбу? Идея есть, не больше.

Еще того меньше — в археологии. Вовк и Ефименко могли думать о чем угодно, но делали они русскую археологию. Кстати Волков об археологии украинской явно и не думал во Франции и приехав из Франции — всё было нацелено на Петербург, на археологию Российской империи. Вводил он русскую терминологию палеолита. Мезинь он копал из Петербурга и увозил материалы в Петербург. Не говоря уж о Ефименко. Я его знал до его отъезда в Киев. Ну, никаких отличий от Окладникова или Замятнина не было. Не было и отличия украинцев Волкова и Ефименко от немцев Бадера и Генинга или евреев Борисковского и Славина. Вот когда студент Братченко приехал — да, у него зацикленность на всём украинском была. А Ефименко был вполне питерской (ленинградской) фигурой. Такие были обстоятельства.

Сергей Иванович Руденко
Сергей Иванович Руденко, ученик Вовка, открыватель скифских курганов на Алтае с оледеневшими погребениями (Пазырык)

Так что до революции можно улавливать только некоторые идеи украинской археологии у очень немногих лиц. После революции появились проблески формального выделения украинской археологии за счет того, что советской власти нужна была имитация украинской государственности. Но содержание оставалось прежним, и лишь некоторые украинские археологи умудрялись, используя эти формальные наработки, протаскивать в них национальное содержание. А более ясные ростки самостоятельного украинского мышления об украинских древностях были за рубежом, в Канаде, неизбежно кустарные. И только после получения самостоятельности появилась (и то не сразу) украинская археология как особая наука. Так мне видится картина, если глядеть на нее трезвыми глазами. Кстати, ничего унизительного для Украины в этой картине я не вижу. Все «союзные республики» в этом плане были одинаковы.

Задним числом можно, конечно, зачислять в украинскую археологию «всех, кто работал на археологию Украины, осознанно или подсознательно». Но тогда нужно зачислить в украинскую археологию и всех русских археологов, работавших на Украине и даже не работавших — они тоже принесли пользу познанию этих древностей. И я туда попаду: я занимался катакомбной культурой и трипольской культурой, копал на Украине, печатался в украинских изданиях. И Миннз, изучавший скифов.

На мой взгляд, нужно различать

а) украинскую археологию как совокупность памятников Украины и

б) украинскую археологию как науку — как совокупность ученых и их работ, выделенную в особую систему, с особой, национальной нацеленностью. Первая — от начала начал. Вторая — после становления самостоятельной государственности. В промежутке — идеи и ростки.

Насчет того, что «никто наше прошлое лучше нас не знает», — тезис сомнительный. Знает лучше тот, кто знает больше и владеет лучшей методикой, а это далеко не всегда тот, кто живет в этой стране. Археологию Крита лучше всех знал англичанин Пендлбери.

Я понимаю, что постоянные потуги пощипанного русского имперского орла вернуть былую власть, корону «Великия и Малыя и Белыя», вызывает вокруг России острое желание утвердить полную противоположность и объявить, что «вас тут не стояло», но не стоит поддаваться горячности. Что было, то было. Вообще роль исторического права в определении современной ситуации гораздо меньше, чем ее склонны рисовать археологи. 

Еще несколько слов об украинской археологии. Ваши соображения я принимаю к сведению, но руководствоваться ими вряд ли смогу. Наука наша рождалась в контексте украинского возрождения середины — второй половины XIX века в пределах двух империй (Российской и Австро-Венгерской). Уже поэтому претензии самодержавия и его историков на приватизацию всей украинской науки не очень состоятельны. Те, кого особенно прессовали, уезжали из Киева во Львов (Грушевский), где в системе НТШ продолжали концептуальное оформление национальной науки по главным направлениям. Тем же занимались в Москве (Петлюра) и Петербурге (Вовк) и многие другие. Воссоздание Украинской державы гетманом Скоропадским логично завершилось организацией УАН во главе с В. Вернадским. Потом была УНР, большевистская оккупация. И большевикам уже пришлось что-то делать с нашей государственностью, народом и наукой. Они ничего не имитировали, а пытались как-то ее вписать в свою адскую систему. Потом с начала 30-х большевики пришли к практике системного геноцида (голодом, террором, организованной ими же мировой войной). Военная эмиграция 40-х насытила кадрами очаги украинской археологии на Западе и вынудила сов-власть восстановить археологические структуры в Киеве и Львове. В.П. Петров успел поработать и в Мюнхене, и в Москве, и в Киеве. А Ефименко открыл дорогу в большую науку повоенному поколению украинских археологов и организовал для них первые украиноязычные серийные издания. И уж его-то никак из нашей науки не вычеркнуть, как и его маму, написавшую первую «Историю украинского народа». Вы думаете, что сын эту книгу игнорировал принципиально? Ну, а теперь про Анголу. В 1999 году наши болельщики-фанаты поехали болеть за сборную Украины в решающем матче отбора с Россией. И привезли с собой плакат: «Ангола не Англия, Россия не Русь!» Бдительная московская милиция, нутром почуяв недоброе, плакат конфисковала. Зато цензура пропустила аршинный заголовок в газете: «Бей, Хохлов, спасай Россию!» И Хохлов не помог. Шевченко фантастическим ударом поставил на колени Филимонова (секс-символ РФ), и Украина прошла дальше. Это я к тому, что этноним «Украина» никакого отношения к России не имеет. К Руси — имеет. У нас своя история, и с этой историей придется свыкаться. Прочел интересные тезисы А.С. Смирнова об Одесском АС (Археологический съезд). 1884 года, ознаменовавшемся «нехорошим поведением хохломанов» (Багалея, Яворницкого и мн. др.). После этих эксцессов проведение АС в Украине (в тогдашней терминологии «на юге России») не практиковалось 15 лет. В 1911 году запрет был возобновлен «ввиду бойкота со стороны украйнофилов». Беспокойный такой народец завелся в империи и портил каноническое единомыслие и благолепие. И поныне портит.

Как Вы понимаете, я не питаю симпатий ни к Российской империи, ни к советскому монстру. Саму Россию я люблю (это моя родина, хоть родился я в Белоруссии, но когда она была частью России). А симпатии мои — конечно, с Белоруссией, с Польшей и с другими европейскими странами и народами. Это постоянно и прочно. К государствам же (этим и другим) отношение изменчивое.

Украину я знаю меньше. Для меня это прежде всего территория моих профессиональных интересов. Майдану сочувствовал, но и Донецку и Крыму тоже — если люди хотят говорить по-русски, пусть говорят. Национальная идентичность для меня вообще не является высшей ценностью. Никакая. Высшая ценность — это возможность жить мирно, обеспеченно и свободно. Поэтому я могу судить о событиях на Украине независимо и, полагаю, объективно.

Вы пишете о геноциде. Голодомор был, геноцида украинцев  не было. Депортации чеченцев, ингушей, калмыков и прочих были равносильны геноциду — у этих есть основания говорить о геноциде. Условно можно говорить о геноциде классовом. А об этническом применительно к украинцам — нет оснований. Голодом морили Поволжье не меньше. Вы говорите о «беспокойном народце» в империи. Да Россия вообще не замечала такого народа. Она знала только особую разновидность русских — «малороссов». И вообще больше выделяли не русских, а православных. Да, окраины (украины) подавляли — для начала Тверь, Новгород и Псков.

Становление особой украинской науки, конечно, имело корни и ростки в Российской и Австрийской империях, а также в советской и польской науках. Но это были именно корни и ростки. Власти обеих империй старались не дать им слишком буйно расти, но независимо от властей ученое сообщество питало эти корни и ростки — по объективной природе науки. Я не так детально знаю украинскую историю и другие науки, как Вы, но в археологии я сведущ. Ни у Хвойки, ни у Вовка, ни у Ефименки в ученой деятельности ничего специфически украинского не замечаю. До прибытия Ефименки на Украину явно ничего подобного не было, а когда прибыл, действовал так же, как если бы он прибыл в Белоруссию или Казахстан. Вовк и Ефименко могли считать себя украинцами, собирать вокруг себя земляков (Вовк), помнить о вкладе предков (ПП) — не более того. В их науке это не сказывалось. Только с натяжками можно смонтировать нечто вроде украинской археологии до провозглашения самостийности, но зачем?

Точно так, как не было марксистской археологии до 1917 года, хотя марксисты были и в России и вне ее. Да и после 17-го она возникла не сразу. С украинской археологией дело обстоит несколько иначе: ее имитация существовала в рамках советской державности. Именно имитация. (Ваши пожелания представить дело так, что, мол, возникала самостийная украинская археология и советским властям что-то надо было с ней делать, чтобы ее направить по советскому руслу, это, простите, чепуха. Что делать в таких случаях, советские власти знали очень хорошо: при малейшем подозрении — расстрелять.) Но чтобы констатировать самостийную науку, надо показать, чем она принципиально отличается от советской украинской археологии — такой же, как казахстанская, татарская, грузинская, армянская и прочие. Археология Украины — одно дело, а украинская — совсем иное.

Ангола — не Англия, но ангольская археология — ответвление английской колониальной археологии.
До Руси далеко, но Украинская археология организационно есть порождение российской и австрийской имперских археологий. А по содержанию любая локальная археология растет на международной базе данных и международном арсенале методов и идей.

Я понимаю, что этот трезвый и скептический взгляд немил Вашему сердцу. Вам приятнее жить в атмосфере иллюзий. В опьянении самостийностью. Ничего, это пройдет. Полагаю, что уже проходит. Окажется, что украинская реальность всё меньше отличается от советской. Не так?

Относительно нашей с Вами дискуссии на исторические темы отмечу, что у колонизатора и обитателя колонии всегда будут неидентичные взгляды на события истории. В частности, отношение к геноциду украинцев Империей Зла. Для Вас это не факт, а вот Рафаэль Лемкин говорит о системном геноциде украинцев. Не только голодомор, но и Великий террор, геноцид Второй мировой войной и языковый геноцид брежневского времени. Система, однако. Как там в России идут приготовления к 1150-летию державности?

Как в России идут приготовления к -летию державности, понятия не имею. Мы здесь не этим заняты. Обсуждаем изумительное ныряние премьера за амфорами 6 века н. э. («до» он в волнении от открытия пропустил), вся страна обсуждает, все СМИ. Обсуждает с юмором, какого давно не было.

«Колонизатор» я никакой, поскольку имперскому сознанию россиян предпочитаю противостоять как вредному пережитку. Империей Зла Россия, конечно, была, но нельзя отрицать и культурное воздействие на колонии, осуществляемое, правда, помимо государства. За исключением 20-х — 30-х украинцы принадлежали к народам-фаворитам (из которых номенклатура набиралась). Статус «жертв геноцида» я не отрицаю за рядом народов Империи (чеченцев, ингушей, калмыков и др.), но украинцы к ним не принадлежат. Утеснение народа как целого было, а целенаправленного этнического геноцида не было. Никто из вузов или городов не изгонялся и не ссылался только за то, что украинец. За политическую борьбу — преследовались, как и все (в том числе и русские). За социальный статус (кулаки) тоже. Но это другое. Да и зачем Вам этот сомнительный статус, когда есть достаточно других, несомненных инвектив Империи.

А языковой геноцид — это всё-таки фигуральное выражение.

Что до Ивановой, то для меня и Вы весьма причастны к российской археологии. Государственные образования и научная литература — разные вещи и имеют разные границы. Государственных границ между собой и Вами я не чувствую. Это не имперский синдром, это синдром культурный. Имперские границы могут перекраиваться часто, культурные — очень стабильны. Мы принадлежим к одной научной культуре.

Заседание в Ленинграде, второй справа — П. П. Ефименко
Заседание в Ленинграде, второй справа — П. П. Ефименко

Дорогой Лев Самойлович! Позвольте мне возвратиться к вопросу о синдроме. Вы причастны к украинской археологии, но если я назову Вас украинским археологом, то, наверное, Вы будете возражать. Наш Президент назвал А. Чехова «украинским поэтом», но это плоды незаконченного начального образования и неоднократного пребывания в перевернутом мире. А мы хотим быть сами собой и сами же разберемся, кто мы есть, без подсказок со стороны. Подлость же имперского синдрома как раз и заключается в том, что он всегда прикрывается фиговым листком московской культуры. Я же настолько устал от культурной агрессии восточного соседа, что упомянутая культура видится мне, и не только мне, продажной девкой московского империализма. Извините, если что не так.

Все мы причастны к соседним культурам. Русская культура немыслима без Гоголя, украинских песен, родственников на Украине, не говоря уж о приключениях в Крыму. Но так исторически сложилось, что имперская русская культура вошла в плоть и кровь всех подвластных народов гораздо больше, чем те в нее. Это просто исторический факт, и ничего с этим не поделаешь. Как английская культура в Индии и даже гораздо больше (ибо действовали еще и непосредственное соседство и близкое родство). Естественно по обретении самостоятельности бороться против политических пережитков имперского владычества, но совершенно незачем переносить это зло на культурные отношения. Что касается покушения использовать культуру как продажную девку, то это имеет место с обеих сторон. Согласитесь, что фантазии украинских ультра-националистов бывают похлеще российских, но, что особенно худо, смешнее. Тут уж дело деятелей культуры не дать этим покушениям любого рода реализоваться. Политика изоляции и «изживания всего чужого» никого и никогда к добру не приводила. В украинском случае она, на мой взгляд, заведомо обречена на провал. Для ее успеха Киеву нужно было бы избавиться от Восточной Украины, Крыма, Одессы, сжечь все русские книги и закрыть интернет.

Да и Вам лично нужно было бы провести лоботомию, чтобы забыть русский язык, которым Вы великолепно владеете. Русская культура — не где-то в Московии. Она сидит в Вас так же, как во мне. Только я признаю этот факт, а Вы нет. Но от этого он не перестает быть фактом.

К сожалению, в русском народе есть органические недостатки, о которых писал Нестеренко в своем послании «Исход» и которые неизбежно отражены в русской культуре. Эти недостатки Нестеренко считает неустранимыми и ведущими народ к исторической гибели. Главный из них — рабская психология. Беда, однако, в том, что, по-видимому, эти же недостатки присущи и украинскому народу в той же степени. Как и у нас, народ способен лишь на кратковременный бунт. Майдан окончился.

Противостоять этой судьбе лучше не порознь, а вместе. 

74 комментария

  1. Дорогой Лев Самойлович!

    Как правило, я внимательно изучаю Ваши статьи и порой перечитываю их по несколькy раз. Но эту публикацию осилить не смог. Как только мне попались на глаза сказочные сюжеты об «украинской государственности со времён Аскольда и Дира», о восстановлении этой «державы» Скоропадским, о «колониальном наследии» и об «оккупации», читать стало скучно.

    И виноват в этом, полагаю, не Ваш оппонент. У него своё амплуа, своя ниша, свои задачи и свои читатели. Но причём же здесь Вы?

    К сожалению, Вы уже не в первый раз нарушаете неписаный устав цеха. Зализняку не положено вступать в дискуссию с задорновыми, Янину не должно вести диалог с фоменками, а профессиональным военным историкам не полагается спорить с суворовыми. Тако и Вам не следует затевать диспуты с «антинорманистами» или поборниками «украинской государственности, происходящей от Аскольда и Дира».

    Вступая в открытый спор с мифотворцами, Вы даёте им то, что им нужно от вас более всего: легитимность. То, что истина будет на Вашей стороне, не имеет в данном случае никакого значения, ибо это не тот спор, от которого ожидается рождение истины. Им важно, чтобы их сказы прозвучали в научном диалоге и обрели (в глазах их специфической аудитории) статус альтернативной научной точки зрения.

    Вы Учёный мирового класса. Не тратьте, пожалуйста, своё время на суворовых и фоменок.

    С огромным к Вам уважением,

    Михаил

  2. Михаил Эфроимский, не очень понимаю, как можно знать, кто такой Л. С. Клейн, но не знать при этом, кто такой В. В. Отрощенко и называть его «суворовым и фоменко».

    По делу: спор на самом деле ни о чём. Оппоненты говорят о совершенно разных «Украинах» и оба — в своих категориях — правы.

  3. Дорогой Михаил Эфроимский!
    Весьма благодарен Вам за внимание к моим статьям. Ваше страстное обращение адресовано, в сущности, не только мне. Вы говорите о неписанной традиции цеховых ученых. Я, по Вашему мнению, нарушаю эту традицию цеха.

    Прежде всего, не могу согласиться с Вашей оценкой взглядов моего оппонента. Он очень уважаемый археолог (что и отметила редакция газеты, назвав его корифеем), мой давний коллега и товарищ, а его взгляды на самодостаточность украинской национальной традиции очень распространены на Украине и, хотя и содержат, на мой взгляд, преувеличения, с ними нужно считаться и всерьез их оспаривать. Аналогичные взгляды просматриваются в других странах ближнего зарубежья — бывших республиках СССР. И не только в истории археологии. Хотя бы поэтому я не считаю свое выступление (публикацию нашей переписки) бесполезной.

    Не могу согласиться и с общей рекомендацией не размениваться на споры с представителями лженауки, фриками, невеждами и теми, кого считают мелкими фигурами. Во-первых, раз они обратились ко мне, я должен отвечать, уважая личность обратившегося. Во-вторых, отвечая публично, я отвечаю не только каждому из них адресно, но и всем тем, кто придерживается тех же взглядов (на мой взгляд, тех же заблуждений), и мои разъяснения могут помочь многим, даже если я не сумею переубедить своих непосредственных оппонентов. Число моих союзников прирастет, поле науки расширится.

    Легализую ли я тем самым сумасбродные мифы и невежественные высказывания? Мне-то представляется, что я их разоблачаю. И что без этого они, никем не оспариваемые, скорее найдут пути легализации. Вы выдаете афоризм «Зализняку не положено вступать в дискуссию с задорновыми». Но Зализняк опубликовал разоблачение «народной лингвистики» — и, на мой взгляд, правильно поступил. Так же как выдающиеся биологи оспаривали «народную биологию» Лысенко. Тогда на это требовалось мужество. Сейчас — только усердие. Пока.

    Еще раз спасибо за придание моей публикации дополнительного аспекта, расширяющего ее смысл.
    Л. Клейн

    1. Уважаемый Лев Самуилович!
      Очень интересно знать ваше мнение в такой важной теме, как проблема «древнерусской нарордности». Мне всегда казалось очевидным, что русский, украинский и белорусский народы формировались в позднем средневековье, уже после монгольского нашествия и вхождения части древнерусских земель в состав Литвы и Польши. Однако, как выяснилось, не всё так просто. Некоторые украинские и русские историки (например, Пётр Толочко, Валентин Седов) соглашаются с этой концепцией. А другие (например, Леонид Зализняк), утверждают, что украинский язык формировался в раннем средневековье (V-X вв.), а русский позже. Другой Зализняк, тот, который лингвист, Андрей Анатольевич Зализняк в одной телепередаче тоже, кажется, если я правильно понял, говорил о том, что украинский язык ближе к языку Киевской Руси. Каких взглядов придерживаетесь Вы вопросе о «древнерусской народности» и есть ли у Вас публикации на эту тему?

  4. Надо же, оказывается, большевики организовали мировую войну… Такое утверждение вполне достойно лавров фоменок. Что за историки пошли, что за корифеи такие…

  5. Ну вот, зачем-то делят археологию и никак поделить не могут…
    Во мне 7/8 москальской крови и 1/8 хохлацкой. Прикажете мне разорваться на 8 частей и 7 положить в одну кучку, а 8-ю в сторону? У меня две двоюродные бабки погибли от Голодомора, но меня тошнит, когда украинские политики называют это «геноцидом украинцев». Как же достало всё это выяснение отношений и игры в постоколониализм…
    А археологию можно называть восточнославянской (если западло использовать слово «русский», которым себя называли летописцы КИЕВСКОЙ Руси).

  6. А возможна ли подобная дискуссия о русской и украинской математике? Как не стараюсь, не могу представить себе такого чуда. Так почему возможна дискуссия об археологии? У меня нет ответа. Странный спор, обреченный на переход к темам, к археологии отношения не имеющим. Результат: важное место в переписке заняло обсуждение Голодомора, был упомянут и Майдан. Что дальше? ОУН-УПА, Мазепа, НАТО, Тимошенко, Путин, что угодно, только не археология. Но раз уж началось все с археологии, вставлю свои пять копеек. Русскими или украинскими, равно как и советскими, могут или могли быть насильственно насаживаемые заблуждения, антинаучные теории. Искусственные ограничения на пути развития науки действительно могут носить локальный характер. А вот настоящая наука не может быть ни имперской, ни национальной, ни локальной. Или может становиться таковой в условиях абсолютной изоляции какой-либо научной школы, что в реальности невозможно. Поэтому мне кажется, что археология может быть только археологией, без каких-либо дополнительных определений. Еще один момент: носителем идей является не коллектив археологов, не институт, не отдел, а только исследователь. Есть такой киевский археолог, Д.Ю.Нужный. Однажды он с изумлением слушал скучнейший доклад о различных научных школах в украинской археологии. Когда вспомнили о нем, он с ужасом закричал: «Не нужно меня классифицировать!» Я его понимаю.

  7. Уважаемый Лев Самойлович,
    Слов нет, ваша переписка любопытна.

    Говорят, что молодому Пушкину друзья советовали не писать о любви на «языке холопов и дворни», когда для этого есть французский.

    Думаю, что Вашим оппонентом движет желание быть понятым и оцененым своими соотечественниками. А уже после этого всеми остальными.
    Его задача трудна неимоверно и без Ваших саркастических замечаний.

    Я не знаю, есть ли сегодня на Украине читающая археологическая публика. Скажем, принято думать, что до Пушкина в РИ ее не было.

    В этом смысле Ваш оппонент решает миссионерскую задачу. Ему предстоит научно обосновать

  8. Сущестнование украинской культуры раскопок всегда. Во все времена. Нет сомнения, что раскопки производились всегда. Всегда были кладоискатели и гробокопатели. Их было много по всему миру и во все времена.
    Выделяя свою этноветвь в среде археологов, Отрощенко полагает, что этим он становится ближе к местным власть предержащим. Получает эксклюзивные права на археологические недра страны, в которой проживает. И в которой, по его мнению, жили его предки.
    Понятно, что он не нуждается в этом деле ни в каких советах.

    Им там «лучше знать, как что понимать»…

    Только в Киеве тотально закрыты все до единого русские садики, осталось 7 школ русских из 519. Им лучше знать …

  9. Многоуважаемые коллеги! (обращаюсь я сразу к обоим авторам этого эпистолярного диалога). Мне кажется, что очень часто говоря о «русской археологии» на деле вы ведете речь об «археологии советской», поскольку написание статей, монографий и отчетов на русском языке вовсе не делает науку русской. А это уже совершенно иная, вненациональная категория. Если хотите — то да, имперская, но не русская, не украинская, не белорусская и не какая-то еще. И многое там было важным и полезным, но не меньше было там и концепций заточенных под «единственно верную» идеологию, за что многим (включая и участников диалога) приходилось порой расплачиваться не просто писанием чего-то «в стол», но и своими человеческими судьбами. И эта «советская археология» — она, хотим мы этого или нет, одна на всех. Но стоит ли в ней оставаться? Полагаю, что мой вопрос риторический.
    Чем больше будет научных школ, чем больше мнений — тем больше поводов для дискуссии и шансов успешней добраться до истины. Кстати, замечу, что на мой скромный взгляд, наличие развитых региональных научных школ способно для российской науки сыграть роль спасительного парашюта в случае повторения 1991 года уже в масштабах РФ, а оно, увы, становится все более вероятным, как бы мне ни хотелось обратного.
    Что до национальных наук, если не ошибаюсь, Антон Павлович Чехов, упомянутый уже Вами, как-то сказал, что национальная наука сродни национальной таблице умножения. Этот подход рождает именно то Зад-Орновское, Шиловское или какое-то еще фричество, вызывающее смех и сожаление у разумных людей. Наука по сути своей интернациональна. Но я не призываю загнать всех ученых наших стран снова в одну коммуналку, закрытую от остальных коллег на три замка, не поймите меня превратно. Нет национальной науки, но возможны и нужны национальные (да и региональные) научные школы. Наверное так и следует воспринимать сейчас друг друга. И дискутировать друг с другом, учиться друг у друга, больше читать друг друга, а не пытаться доказать друг другу что мы или все из одной шинели вышли (это было, но обратно никто не вернется) или что мы всегда, якобы, были разными. Бывая в Киеве, в Чернигове, других городах Украины на археологических конференциях, я никогда не уезжаю без чемодана, набитого под завязку новыми изданиями — для себя и для коллег, работающих со мной. И я и они прекрасно понимаем, что без притока свежих идей, новой информации, замкнувшись в отдельной квартирке, мы как ученые быстро сведем себя к нулю. Но упаси нас боже от того, чтобы начать кому-то диктовать снова «единственно верные» подходы. Очень важно осознать — Россия и Украина две равноправные и равноценные державы и паскудное время деления на «младших сестер» и «старших братьев» кануло в Лету навсегда и мечтать о его возвращении — удел безумцев и авантюристов.
    Ну и, наконец, пара слов о прошлом национальных школ. Не могу согласиться с тем, что Украина всегда в советское время имела только муляж таковых. Напомню, что в конце 1920-х — начале 1930-х реальная национальная школа формировалась в украинской археологии (для меня как «каменщика», например, много значит такое имя как М.Я. Рудынский — в том числе и в связи с его опередившими время методиками полевых исследований), но была разгромлена и под корень выкошена имперской политикой Сталина. Выкошена настолько, что потом и пришлось экстренно «укреплять» Киев кадрами, собиравшимися по всей стране, создавая тот самый «муляж национальной науки». Похожая ситуация, кстати, имела место и в Беларуси, мне довелось хорошо изучить ее не только по официальным документам, но и по личному архиву и переписке К.М. Поликарповича. Так что силами ВКП(б) и НКВД естественный ход развития науки был по сути прерван. В итоге получили то, что получили.
    Вот такие длинные и несколько сумбурные мысли родились у меня по прочтении материала. Извините за многословность, и искренне благодарю за внимание.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: