Блиц-интервью

Владимир Захаров, академик РАН, докт. физ.-мат. наук, зав. лабораторией нелинейных волновых процессов при Новосибирском университете, зав. сектором математической физики ФИАН им. П.Н. Лебедева, именной профессор Правления Университета Аризоны (США), лауреат Государственных премий СССР и РФ

— Какой основной вред от законопроекта?

— Уничтожение самоуправления науки. Передача ее чиновникам, которые поставят так называемых «эффективных менеджеров», — это конец. Да этих самых «эффективных менеджеров» вскоре тухлыми яйцами закидают!

— Если нет, нужно ли добиваться новых более радикальных поправок или нужно добиваться отзыва законопроекта в целом?

— Наша точка зрения на данный момент — добиваться более радикальных поправок. Это реальней.

— Нужно ли прибегать к радикальным мерам, таким, как массовые протесты и забастовки институтов до рассмотрения законопроекта в третьем чтении? Профсоюз призвал к предупредительным забастовкам. Вы это поддерживаете?

— Безусловно поддерживаю. Нужно бастовать!

— Нужно ли научным работникам срочно организовываться для противодействия планам власти? Например, сейчас пытаемся создать горизонтальную сеть координации институтов…

— Безусловно. Нужно создать систему сопротивления. Фактически мы имеем дело с военными действиями против нас. И надо организовываться для сопротивления.

— Нужно ли научной общественности до сентября предложить встречный проект реформы? Вы этим занимаетесь?

— Занимаемся. Мы создали группу из профессиональных юристов. Их имена я не буду называть — это пока секрет.

Валерий Рубаков, академик РАН, докт. физ.-мат. наук, главный научный сотрудник отдела теоретической физики Института ядерных исследований РАН

— Каковы впечатления от расстановки сил — куда склоняется чаша весов?

— Впечатление, что всё очень жестко. Никаких реальных подвижек я не вижу. Сужу, в частности, по заседанию Открытой трибуны в Государственной Думе 10 июля, на котором я был. Говорится много хороших слов про науку и Академию, но чувствуется нацеленность на то, чтобы принять проект в его нынешнем виде.

— У меня впечатление, что точка зрения сторонников законопроекта зависит от интенсивности протестов — на прошлой неделе они отступили, а сейчас протесты улеглись, и те снова переходят в наступление.

— Я не знаю, что действует, но, по-видимому, есть большое желание принять законопроект как есть.

— Что можем сделать мы — научные работники?

— Продолжать протестовать. Но не только. Еще было бы очень полезно, чтобы научные работники выработали повестку дня по реформе внутри Академии наук. В Академии наук далеко не всё хорошо, полезно сформулировать, что надо в ней менять.

— Нужно ли нам бастовать?

— Забастовка — крайняя мера, но если она состоится, я приму в ней участие.

— Есть ли какие-то идеи по поводу встречных предложений по поправкам в законопроект?

— Лучше всего этот закон было бы сейчас вообще не принимать. Но если уж принимать, то менять очень сильно. Президиум РАН будет подавать поправки, я думаю, правильные. Пожалуй, принципиальные поправки должны касаться двух вещей. Во-первых, не должно быть никаких «создания РАН», «РАН, учреждаемой настоящим законом». То есть речь должна идти только о продолжении деятельности существующей Академии. Во-вторых (по порядку, но не по значимости), надо прописать, как будут управляться институты и кем будут назначаться директора. Сейчас в законопроекте по этой части всё очень мутно. В принципе, разделение управления между РАН и правительственным агентством возможно, но руководитель агентства должен назначаться Академией. Что до членкоров — это внутреннее дело Академии. Как это может регулироваться федеральным законом? И, безусловно, региональным отделениям нужны свои юридические лица, иначе их деятельность будет парализована. А в целом акцент законопроекта не на том, как улучшить работу Академии наук, а как обнулить ее.

— Сейчас произошла некая встряска научного цеха. Сейчас вы, сколько вас там есть — 72 «отказника», — обладаете огромным авторитетом в глазах широкой публики, вы действительно очень популярны.

— Ну уж к этому я точно не стремился.

— Мне было ясно с самого начала, что вы будете очень популярны. Я клоню к тому, что встряска и появление новой авторитетной силы может иметь более широкий эффект, чем спасение Академии наук, — это может породить более широкое движение против одичания нации, против подступающего средневековья — движение за просвещенную страну.

— Это было бы хорошо. Наверно, это возможно. Вообще, мне кажется, есть два варианта развития событий: либо мы отстоим Академию, и тогда произойдет позитивное последействие на более широком поле. Либо мы проиграем, и тогда все кончится апатией и массовым уходом из науки, отъездом и т.п.

— Но сопротивление может продолжиться и после проигрыша, может даже стать более жестким.

— Мне трудно в это поверить. Когда нас начнут укрупнять, сливать, переселять и ликвидировать — это будут делать по очереди и «отреформируют» всех поодиночке.

— Ну, значит, нужно взяться за руки. Отдельные «сообщники» уже строят горизонтальную систему координации институтов. Надо действовать.

— Конечно, надо. Не опускать же руки!

Беседовал Борис Штерн