Великий почин

Недавно Санкт-Петербургский университет объявил, что будет присуждать собственные научные степени. С одним из первых PhD СПбГУ, Мариной Варфоломеевой, беседовал Михаил Гельфанд.

— Вы биолог?

— Да, зоолог беспозвоночных. Скорее, даже морской эколог.

— Вы защищали не стандартную ВАКовскую кандидатскую, а диссертацию доктора философии Санкт-Петербургского университета, и получили соответствующий диплом.

— Формально еще нет — должно пройти два месяца для возможных апелляций.

— Почему Бы решили пойти таким путем?

— Видимо, я попалась под руку — оказалась ближайшим человеком, который подходит по параметрам.

— Каким параметрам?

— Минимум три публикации в журнале с импакт-фактором не ниже единицы, и хотя бы одна — первым автором.

— Для зоологического журнала импакт-фактор больше единицы — это ничего себе.

— Да, это нормально. На самом деле, это совсем не сложно. У меня лично были и другие мотивы.

Первый вопрос, почему я не защитилась раньше, как все…

— Вижу, почему (в интервью активно принимают участие двое детей примерно пяти и двух лет. — М.Г).

— Примерно так, да. Второе, традиционная диссертация — это большой текст, который нужно или переписывать из статей, или, наоборот, потом оформлять в статьи, если ты хочешь получить моральное удовлетворение от того, что его кто-то прочитает. На все одновременно времени не хватает, и тратить его на переписывание мне бы не хотелось.

— Судя по импакт-факторам, статьи были опубликованы по-английски.

— Да. Основная причина, по которой мне нравится такой способ, в том, что наука не может работать без коммуникаций. Если исследование никто не прочитал, то считайте, что оно не сделано. Поэтому надо писать статьи, инвестировать в это свое время. Если его не очень много, приходится выбирать — статьи или толстая диссертация.

— Из чего состояла Ваша диссертация? Она существует как физический объект?

— Да, она издана университетским издательством и существует в электронном виде на сайте. Это репринты шести статей плюс специально написанные резюме, введение, обсуждение результатов и заключение — всего примерно тридцать страниц. Это то, что должно связать эти статьи в одну историю.

— Статьи без перевода?

— Да, просто перепечатки. Вопросы авторских прав согласованы с издательствами. На воспроизведение в малом тираже они легко дают согласие.

— По структуре это похоже на нидерландские диссертации.

— В Европе много где так устроено — я видела такие же немецкие и норвежские диссертации. А.И. Горлинский (проректор по учебной и научной работе СПбГУ. — ТрВ-Наука) говорил, что они пытались выбрать наиболее жесткие из возможных критериев для диссертаций, состоящих из набора публикаций.

— Тут есть некоторый социально-административный риск. Диплом ВАК — это все понимают. А диплом университета — это новая сущность…

— …за которую придется бороться. Университет собирается бороться своей собственной репутацией. За традиционную диссертацию отвечает государство, и это не очень хорошо: государство — такая большая общность, оно отвечает сразу за все, а значит, ни за что, точнее, за все, но одинаково плохо. А тут общность, которая отвечает за качество диссертации, гораздо меньше: это я, поскольку я ее написала, и университет. А университет — общность гораздо меньшего масштаба, поэтому его репутации проще повредить, у него рисков больше. Если у университетского диплома будет плохая репутация, никто не пойдет такую диссертацию защищать. И исследованиям, которые публикуются с аффилиацией этого университета, никто не будет доверять.

— Такая система предусмотрена для всех специальностей или только для естественных?

— Весной обсуждался список из четырех специальностей. Математики были первыми, но это не совсем чистый вариант, потому что они были кандидатами и защищали уже защищенные до этого обычным способом работы. Следующими были две биофаковские защиты, моя и Антона Нижникова с кафедры генетики, для нас это первая степень. Кроме математики и биологии должны быть еще международные отношения и геология.

— К ВАКовским корочкам имеется бонус в виде доплаты за степень. Бы автоматически этого лишаетесь. Скажем, если Бы пойдете работать в академический институт…

— …то мне придется выяснять у института, как он относится к степени PhD Санкт-Петербургского университета.

— Выяснять Вы это будете не у института, а у его главного бухгалтера. А у того есть финансовая дисциплина, где никакие исключительные случаи не предусмотрены.

— Сейчас я связана с университетом, поэтому пока мои риски минимальны.

— Университет доплачивает что-нибудь за степень?

— Собирается. За обычную степень сейчас доплачивают порядка трех тысяч, не знаю точной суммы, а за PhD собираются доплачивать порядка десяти. Университет, по-видимому, хочет стимулировать своих сотрудников защищать такие степени. Правда, есть пока неподтвержденные слухи, что со временем стать PhD можно будет только закончив собственную университетскую программу PhD.

— Как устроена процедура защиты? Скажем, диссертационный совет — он тот же самый?

— Нет. Здесь комиссия из семи человек, созданная специально для одной защиты, все они — специалисты ровно в области диссертации.

— Это университетские люди?

— Три человека из университета, включая председателя, два — из внешних организаций и два иностранца.

— То есть у Вашего генетического коллеги была своя комиссия.

— Да.

— Кто ее создает?

— Кандидатуры предлагает сам диссертант вместе с руководителем. А дальше, насколько я понимаю, утверждает декан. Процедуры заранее никакой не было, взяли образцы, но не было известно, сколько времени займет каждый этап. Когда в апреле это началось, главная проблема была — удастся ли найти достаточно весомых зарубежных ученых, чтобы они согласились лично присутствовать на защите. Тем более, что защита летом, а специальность — полевая. С одним из них в результате была видеоконференция. Вообще, это очень хороший вариант, потому что, скажем, в моей области самые сильные специалисты работают в США и в Новой Зеландии — ехать далеко и дорого. При этом университет оплачивает расходы на дорогу и проживание, и еще всем был выплачен бонус. Насколько я понимаю, так и в Европе принято.

— По-разному бывает. Насколько я помню, мне в Нидерландах оплачивали только билеты и гостиницу. Тем самым, доклад был по-английски.

— И доклад, и вся процедура от начала до конца были по-английски.

Каждый член комиссии пишет свой отзыв, там нет жесткого плана, но есть список вопросов, которые нужно рассмотреть. На защите я сначала отвечала на вопросы по докладу, а потом — на оставшиеся вопросы из письменных отзывов.

— Были какие-то технические сложности?

— Все надо делать быстро, поэтому было мало времени, скажем, комиссию пришлось собирать впопыхах, за два с половиной месяца. Видимо, на нашем опыте будут учиться… Во-вторых, не подумали заранее про копирайт. Но, к счастью, многие журналы с импакт-фактором больше единицы издаются большими издательствами, которые давно перешли на электронные системы, и это решается за десять минут. А маленькие издательства легко отвечают по электронной почте. О правах на публикацию в Интернете решили не договариваться, поэтому там выложено все, кроме статей — от них есть только резюме и ссылка. И видеозапись самой защиты.

— Защита долго продолжалась?

— Два часа. Весь процесс защиты транслировался в прямом эфире на сайте Университета. Кроме времени на доклад, никого не ограничивали по времени, вопросов можно было задавать сколько угодно. По качеству вопросов все было похоже на конференцию, вопросы были замечательные, потому что все понимали, о чем речь.

— Человек не из СПбГУ может такую диссертацию защитить?

— Я не знаю, каков регламент сейчас. Но наверное, разумно было бы, чтобы в статьях было указано, что Санкт-Петербургский университет имеет к ним какое-то отношение.

Мне нравится эта система, потому что она уменьшает количество избыточной работы, она стимулирует публиковаться, причем на английском языке, и она приносит больше личного удовлетворения, потому что все быстрее происходит.

— Такая система, особенно если члены комиссии каждый раз назначаются заново с учетом предложений диссертанта, довольно слабо защищена от злоупотреблений. Где у нее встроены механизмы коллективной ответственности за репутацию университета?

— Не любые семь человек могут участвовать, там был порог на индекс Хирша, и из похожих кандидатов выбирали тех, у кого он был больше.

— Какой индекс Хирша считается для зоолога хорошим?

— В моей комиссии самый большой индекс был у профессора Томаса Брея — 32. У остальных участников от 8 до 10. Вижу ваш скептицизм. Свет клином именно на этом индексе не сошелся, можно и другие критерии использовать.

— Тем не менее, сейчас есть библиометрические требования к диссертации и библиометрические требования к членам комиссии.

— Да.

— И, видимо, сам декан присматривает.

— Да, конечно.

— Я предвижу разборки между деканами факультетов, если кто-то начнет снижать уровень.

— Я думаю, у них должна быть разнесенная ответственность.

— То есть репутация будет не всего университета, а у конкретного факультета.

— Дальше все должно самоорганизоваться через репутационные механизмы. На Западе эта система держится на рейтингах университетов и рейтингах PhD внутри специальностей. А дальше все равно на каждого конкретного человека смотрят там, куда он приходит работать, умеет он чго-то или нет.

— Я не спрашиваю про Запад, я пытаюсь нащупать, как это будет работать здесь.

— Пока никто не знает. Видимо, надеются, что со временем станет как на Западе…

— Но репутационные механизмы работают, только когда у общества достаточно квалификации, чтобы эту репутацию оценить.

— Дело не в квалификации, нет, мнение отдельных людей все равно будет зависеть от мнения экспертов. Но нужно, чтобы люди понимали, что у любого поступка есть последствия для них самих. С чего-то нужно начинать. Ответственность за качество научной работы несут конкретные люди, а не абстрактное государство. И этим конкретным людям руку не подадут, если что-то было не так. Репутационные механизмы должны когда-нибудь заработать. Вот кто вчера на улицу выходил? (Интервью состоялось 19 июля. — ТрВ-Наука). Видимо, люди, которым дорога их репутация.