Дневник братьев Гонкуров даже на западном отделении филфака МГУ не входил в список «обязательной» литературы, но, конечно, прочитать его мне следовало бы еще тогда. Впрочем, что я могла бы в нем понять без накопленного за целую жизнь «фона»?
Оригинал «Дневника» в Интернете я не нашла, зато в электронной библиотеке Белоусенко есть гослитиздатовский сокращенный перевод [1]. Это примерно 1500 страниц в 2 томах, которые я, как ни странно, читала запоем, время от времени обращаясь к Google за разными сведениями (например, есть сайт www.freres-goncourt.fr).
Французские классики XIX века -Гюго, Стендаль, Бальзак, Флобер, Золя, Мопассан — в СССР много издавались и читались. Старшеклассники в 1930-50-е годы читали «Отца Горио», «93-й год», «Госпожу Бовари» и «Жерминаль»; а рассказ Мопассана «Ожерелье» был еще до войны издан в знаменитой серии «Книга за книгой», предназначавшейся для младших классов. И, конечно, я, как многие тогдашние дети (т.е. родившиеся в начале 1930-х) с восторгом и не раз слушала детские радиопередачи — «Козетта» и «Гаврош» — постановки по «Отверженным» Гюго .
Казалось бы, с учетом сказанного, во французской литературе XIX-го века я должна была чувствовать себя «как дома» — если, разумеется, закрыть глаза на мои весьма приблизительные представления об истории Франции и прежде всего — о ее культурной истории. И все же, пока я не вознамерилась прочитать всего Пруста, пусть даже с экрана, подобная ограниченность познаний мне не очень мешала. Пока…
И вот я попыталась понять, почему разные авторы так часто ссылаются на «Дневник Гонкуров» (Edmond и Jules de Goncourt).
Узнаю, например, что братья Гонкуры были страстными собирателями японского искусства — в дневнике этому посвящено много места. После смерти Жюля для старшего брата, Эд-мона, коллекционирование японского фарфора оставалось одним из редких утешений. Впрочем, тогда «японцами» увлекались (и испытали их влияние) многие — в частности, французские импрессионисты. Не зная эпохи, мы склонны видеть «особенное» в типичных для того или иного времени пристрастиях.
Содержательно «Дневник: Записки о литературной жизни» распадается на две части. Первая из них охватывает период с 1851 до начала 1870 года, когда дневник ведет преимущественно младший из братьев, Жюль. Хотя нередко он пишет «я», герои повествования — это всегда мы.
Примерно с этого времени братья работают вместе — пишут статьи в газеты, эссе, исследования и романы, дружат с известным гравером Гаварни (Paul Gavarni) и учатся технике офорта, путешествуют, присутствуют на премьерах спектаклей по своим романам, посещают салоны, обустраивают свой дом в Отейле.
Дневник Гонкуров — прежде всего, увлекательное чтение. Он открывает нам целый мир, притом в разных ракурсах: мы видим уличную парижскую толпу, репетиции в театре, очередной обед в салоне племянницы Наполеона принцессы Матильды, где Гонкуры бывали много лет; «писательские» обеды «у Маньи », дружеские беседы с Флобером, Сен-Бевом, Тургеневым, Готье…
Судя по Дневнику, оба брата не отличались крепким здоровьем. Однако в конце 1860-х здоровье Жюля резко ухудшилось, и к 1870 году он уже не только не мог писать, но ему стали недоступны простые физические действия. Летом 1870 году он умер мучительной смертью, и в качестве заключения к этой части Дневника Эдмон подробно описал угасание и кончину Жюля.
Многолетняя и, видимо, уникальная духовная и душевная близость братьев побудила Эдмона продолжать Дневник, несмотря на чувство покинутости и неестественности своего существования в мире, где больше нет Жюля.
Надо сказать, что описание «исчезновения» личности Жюля, интеллект и душа которого на глазах у Эдмона «растворяются» в болезни, производят сильное впечатление минимализмом приемов, позволяющих, тем не менее, показать невыносимость утраты не только любимого брата, но истинной части себя самого.
Продолжение Дневника становится для Эдмона одновременно долгом перед ушедшим Жюлем, сохранением какого-то стержня жизни, которую Эдмон еще много лет будет ощущать как существование в отсутствие Жюля.
Сильной стороной Гонкуров как авторов были исторические очерки об искусстве и персонажах XVIII века. Эдмон де Гонкур неоднократно сожалел о том, что опубликованные в этом жанре труды не удавалось издать в сопровождении иллюстраций. Сегодня эти труды Гонкуров мы поместили бы в разряд общедоступных очерков искусства и быта; судя по всему, оба брата были чрезвычайно скрупулезны в работе с источниками и в подборе иллюстративного материала.
При том, что Гонкуры жили на ренту, они работали невероятно много. Такой образ жизни, по-видимому, не был в их время необычным — близкий друг Гонкуров, Флобер, давно уже не испытывавший денежных затруднений, работал не меньше. Дополнительное и постоянное напряжение порождалось частыми столкновениями с цензурой, которая то запрещала статьи Гонкуров, то после особо успешной премьеры спектакля по очередному роману запрещала дальнейшие представления.
Любопытно было узнать, что инсценировки успешных романов были обычным источником пополнения театрального репертуара. И в то же время каждая особо успешная постановка была источником постоянного напряжения для авторов, ожидавших цензурного запрета: достаточно было статей в нескольких влиятельных газетах, чтобы усмотреть в пьесе очередное сотрясение основ.
Эдмон де Гонкур оставил нам подробное описание повседневной жизни в осажденном и голодающем Париже 1870 года. Эта довольно скупая проза побуждает вспомнить офорты Гойи. К счастью, дом Гонкуров, их библиотека и коллекции уцелели.
Постепенно дом в Отейле превращается в постоянное место встреч друзей и коллег Эдмона. В 1880-е годы он перестраивает в нем третий этаж, создавая там небольшой, но исключительно ценный музей и своего рода писательский клуб. Этот третий этаж — «Grenier», т.е. «Чердак», так и остался под этим именем в истории французской литературы.
Большим утешением для Эдмона Гонкура была дружба с семьей Альфонса Доде, который в начале 1870-х был уже известным писателем, автором «Арлезианки» и «Жака». По существу, впервые после смерти брата Эдмон де Гонкур обрел семью. Он и умер в загородном доме Доде, где подолгу гостил в последние годы жизни.
Страсть к жизни и ее красоте не покидала Эдмона и в поздние его годы. Вот что он писал в 1894 году: «.На прошлой неделе я купил шелковые ткани платья, которые носили женщины XVIII века; из них я хочу сделать переплеты книг. И всегда я придумываю что-нибудь такое, что другим не приходит в голову».
«Религиозный обряд у гроба Тургенева заставил сегодня выйти из парижских домов целый мирок: людей богатырского роста, с расплывчатыми чертами лица, бородатых, как бог-отец, — подлинную Россию в миниатюре, о существовании которой в столице и не подозреваешь.»
Спасибо, Ревекка, за статью. Получил удовольствие читая строчки о братьях Гонкур. Восхитительные были люди, очень трудолюбивые и прогрессивные на ниве своего творчества. С.Т.