Лето 1539 года: Лютер и Коперник

Говорил ли что-то основатель протестантизма, переводчик Библии на немецкий язык Мартин Лютер (1483-1546) о своем современнике, астрономе, создателе гелиоцентрической системы мира Николае Копернике (1473-1543)? И если да, то что? Этой исторической загадке посвящена статья канд. физ.-мат. наук, членкора Международной академии истории науки, старшего научного сотрудника Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН, зам. главного редактора журнала «Вопросы истории естествознания и техники» Дмитрия Баюка. В этом году исполняется 540 лет со дня рождения и 470 лет со дня смерти Коперника.

Тридцатые годы XVI столетия проходили для Мартина Лютера относительно спокойно. Время религиозных войн было более или менее позади, а болезни еще не очень докучали. Дом в Виттенберге, где он после 1525 года поселился с молодой женой Катариной фон Бора, бывшей монахиней, был открыт для самых разных людей, приходивших к обеду и утолявших не только телесный, но и душевный голод. Мартин Лютер во время еды рассуждал на самые разнообразные темы. Вот перечень лишь некоторых из них, как они даны в современном популярном издании: немного катехизиса, о законе и проповеди, о саксонском курфюрсте, о бесконечной молитве, Карл V в Аугсбурге, искушение дьявола, истинно верующий должен тревожиться…

Многие из приходивших, особенно те, кто бывал здесь регулярно, вели записи — сейчас нам известны 12 учеников, чьи записи этих застольных бесед так или иначе публиковались. Но самые авторитетные и внимательные наблюдатели — это Антон Лаутербах и Иоганн Аурифабер. Они подготовили и впервые издали свои записи в 1566 году, через 20 лет после смерти учителя.

Ранним летом 1539 года во время обеда разговор зашел о гелиоцентрической системе. Лютер высказался довольно раздраженно: «Говорят о каком-то новом астрологе, который доказывает, будто Земля движется, а небо, Солнце и Луна неподвижны; будто здесь происходит то же, что при движении в повозке или на корабле, когда едущему кажется, что он сидит неподвижно, а земля и деревья бегут мимо него. Ну, да теперь ведь всякий, кому хочется прослыть умником, старается выдумать что-нибудь особенное. Вот и этот дурак хочет перевернуть вверх дном всю астрономию. Но, как указывает Священное писание, Иисус Навин велел остановиться Солнцу, а не Земле». В записях Лаутербаха и Аурифабера были некоторые расхождения. Так, у Лаутербаха отсутствовал самый крепкий эпитет из записи Аурифабера — der Narr, «шут», «дурак». Но сути это не меняло: Лютер плохо относился к новой астрономии.

Нередко в этих застольях принимал участие Филипп Меланхтон, гуманист и столь же видный деятель Реформации, что и сам Лютер. Примерно в то же время и у него был случай выразить свое отрицательное отношение к Копернику в частном письме. Это единственные два эпизода, когда видные религиозные мыслители, современные создателю новой системы мира, высказались о ней неодобрительно.

Оба эпизода были подробно исследованы, описаны и процитированы Леопольдом фон Прове, автором так и оставшейся непревзойденной биографии Коперника, первый том которой вышел в 1883-м, а второй — в 1884 году. Оттуда и берут все приведенную выше цитату, которая в нашем случае дана в переводе М.А. Энгельгарта (1861-1915). Цитируя Прове, этот достойный и уважаемый автор делает весьма характерную ошибку, повторенную потом многими: Лютер написал так о Копернике. Нет, нет! Лютер ничего о Копернике не писал, только говорил, причем не называя его по имени, и потом был даже лишен возможности отредактировать свои слова, записанные другими.

Непосредственным поводом для этого резкого высказывания послужил отъезд весной того же 1539 года еще одного виттенбергского профессора, Георга Иоахима Ретика, человека в Виттенберге довольно заметного, многих поражавшего своими энергией и восторженным энтузиазмом. Начать с того, что в качестве фамилии он использовал немецкое название тирольского местечка Реция, откуда был родом. Иногда его называли фамилией матери — де Поррис, которую он как-то еще в годы учебы тоже перевел на немецкий, записавшись фон Лаухеном. Если бы нам пришла в голову фантазия воспользоваться для чего-нибудь ее русским переводом, то мы назвали бы его Лук-Пореем. Причина в том, что отец Ретика был врачом и, как выяснил суд, на протяжении многих лет обкрадывал своих пациентов. В наше время это нормальная практика, но на закате средневековья подобное считалось постыдным, дети не хотели иметь с такими родителями ничего общего.

Ретик был блистательным математиком и пользовался покровительством самого Меланхтона. Его подозревали в гомосексуальных склонностях, и, когда подозрения подтвердились, Ретику пришлось срочно менять университет, несмотря на то, что он к этому времени уже стал деканом своего факультета. Разразившийся скандал не отвратил от него высокого покровителя, и Меланхтон помог Ретику получить место в Лейпциге. Это случилось в 1542 году, в самый разгар работы по изданию книги Коперника, рукопись которой Ретик привез в Виттенберг годом раньше, однако деканские хлопоты не позволили ему добраться с ней до типографии в Нюрнберге раньше весны.

Переезд в Лейпциг вынудил его оставить работу над книгой, передав ее столь же ревностному стороннику новой системы мира, тоже лютеранину, Андреасу Осиандеру. Последний не только довел до конца печать книги, но и снабдил ее необходимым, с его точки зрения, обращением к читателю. Это обращение было не подписано, и многие принимали его за авторское, хотя люди, более искушенные в литературе, сразу отметили очевидное несходство в стилистике предисловия и остальной книги.

Впрочем, таковых было совсем немного. Остроумный и язвительный Артур Кёстлер называл книгу Коперника «ворстселлером всех времен», заменяя бест- (от английского best, «лучший») в слове «бестселлер» на ворст- (от английского worst, «худший»), намекая на ее печальную издательскую судьбу: на протяжении XVI и XVII веков она переиздавалась всего четырежды, и ни один из тиражей не был распродан полностью. И это в то время, как другие книги по астрономии переиздавались десятки раз: например, «Трактат о сфере» Сакробоско выдержал за то же время 59 изданий, а комментарии к нему Кристофа Клавия, впервые вышедшие в свет в 1570-м, — 19 изданий за последующие полстолетия. Такое впечатление, что эту книгу так никто и не прочитал, и даже Галилей, пострадавший за защиту и пропаганду коперниковского учения, знал о ее содержании лишь на основании вторичных источников.

Надо сказать, что сам Коперник очень не хотел делать свою книгу широко доступной. Есть довольно веские, хотя и косвенные основания полагать, что преимуществам гелиоцентрической космологии были посвящены его лекции, прочитанные в Риме, во время юбилейного года 1500-го. Никак не позже 1514-го он написал короткое сочинение «Commentariolus», небольшое количество рукописных копий которого разослал по списку тем, кому, как он считал, можно было доверять. Конечно, до главного труда «О вращении небесных сфер» оставалась еще дистанция огромного размера, но уж тут были сформулированы важнейшие для надвигающейся научной революции аксиомы: Земля не находится в центре Вселенной, движется и служит центром притяжения только для Луны; Солнце находится в центре Вселенной и неподвижно; расстояние от Земли до Солнца несоизмеримо мало в сравнении с расстоянием до сферы неподвижных звезд; движение сферы неподвижных звезд кажущееся, оно возникает из-за суточного вращения Земли.

Когда в точности была преодолена эта дистанция, мы не знаем. Но судя по словам самого Коперника, не одно десятилетие хранил он уже готовую рукопись, не имея никакого намерения публиковать ее, несмотря на то что его прямо побуждали к этому друзья, крупные католические идеологи и даже папы. Посвящение книги Павлу III было бы невозможно без согласия последнего; ведь даже Карл Маркс не смог посвятить свой «Капитал» Чарльзу Дарвину из-за того, что тот отказался давать свое согласие. Желание папы увидеть книгу напечатанной напрямую выражено в письме кардинала Шёнберга, также предваряющем книгу. Но этого для Коперника было недостаточно: от получения им письма Шёнберга до публикации ее прошло 9 лет, за 5 из которых рукопись и на миллиметр не приблизилась к типографии.

В чем причина такого упрямства? Сам Коперник поясняет его в посвящении Павлу III, ссылкой на апокрифическое письмо пифагорейца Лисида Тарентского Гиппарху. Лисид подозревает Гиппарха, что тот хочет раскрыть секреты пифагорейского учения, и указывает на то, что у Пифагора были веские причины для скрытности. Чистая вода разума, попадая в грязный колодец людских суеверий, не способна его очистить, но лишь баламутит грязь. Можно предположить, что как мыслитель, гораздо более глубокий и дальновидный, чем Павел III и кардинал Шёнберг, Коперник понимал: новая космологическая модель обязательно вызовет бурную теологическую дискуссию, последствия которой не ясны.

«Все великие философские системы были космологическими», — писал известный современный теолог Стэнли Яки в предисловии к своей книге «Бог и космологи» (1989), и этот тезис можно развернуть: всякие революции в космологии с неизбежностью приводят к перестройкам философских систем. А великая религия невозможна без великой философии. Коперник понимал, что 400 годами раньше христианство уже пережило мощное потрясение, связанное с поглощением аристотелевской космологии, и не хотел давать повода для нового, связанного с ее отторжением. События следующего века показали, до какой степени он был прав.

Летом 1539 года Ретик покинул Виттенберг. Его единственная и главная цель заключалась в том, чтобы книга Коперника была напечатана. Университет предоставил ему отпуск для поездки во Фрауэнбург (ныне — Фромборк), даже несмотря на то что Лютер относился к затее скептически. Меланхтон разделял точку зрения Лютера, но продолжал поддерживать Ретика. Ретик прибыл во Фрауэнбург как раз в то самое время, когда новый епископ Вармии потребовал выселения всех лютеран в течение месяца. Но это, разумеется, не относилось к посланцам «республики ученых»: Ретик оставался во Фрауэнбурге в общей сложности более двух лет.

Его родной университет молчаливо терпел такое длительное отсутствие будущего декана. Эти два года были наполнены бурной и напряженной деятельностью. Уже к осени он смог достаточно хорошо разобраться в сложном и неудобочитаемом сочинении, чтобы изложить его основные идеи кратко и ясно. В 1540 году вышло в свет его «Первое повествование», в котором, однако имя самого Коперника ни разу не упоминалось — это было его непременное условие. Лишь один раз Ретик сослался на «Николая из Торуни».

Холодное сердце фрауэнбургского каноника было растоплено восторгом и обожанием, которыми его окружил Ретик. Он всеми силами доказывал необходимость публикации книги, хотя, видимо, это давление носило скорее эмоциональный, а не рациональный характер. Добиться успеха Ретику помогло еще и то, что его позицию разделял старый друг Коперника Тидеманн Гизе, ставший к тому времени епископом Кульма. Однако сам Ретик понимал, что вопрос о соответствии новой системы мира и христианской теологии с неизбежностью встанет, и не ошибся: уже в начале XVII века главным адептам «коперниканской ереси», по выражению Кеплера, т.е. самому Кеплеру и Галилею, — пришлось давать свои пояснения по поводу Иисуса Навина, остановившего, как справедливо заметил Лютер, Солнце, а не Землю.

Рукопись теологического сочинения Ретика не была закончена и со временем потерялась; как в ней строилась аргументация, сейчас сказать уже невозможно. Но осталось предисловие Андреаса Осиандера, которому Ретик передал свои заботы о рукописи Коперника, отбыв в Лейпциг. Весьма примечательно, что в русском издании этого сочинения предисловие Осиандера опущено.

В нем читателя призывают простить автору явные несуразности сочинения и не относиться к основной гипотезе слишком серьезно. Никто не станет утверждать, что Солнце и в самом деле неподвижно стоит в центре конечной шарообразной Вселенной, что планеты можно заставить двигаться по круговым орбитам, центры которых также движутся по круговым орбитам, и что движение Земли, если бы оно действительно имело место, так долго оставалось бы незамеченным. Но эти неожиданные допущения, словно чудесный фокус, приводят к поразительным результатам.

Осиандер не был неизвестным человеком для Коперника, и его идея уже обсуждалась ими в переписке. Тогда Коперник ее категорически отверг. Ему была глубоко чужда мысль, что ложные допущения могут привести к истинным выводам. Но тогда речь шла о чистой воде разума; теперь же, когда дело дошло до того, чтобы выливать эту воду в грязный колодец, наведение некоторой дополнительной тени на свои замыслы могло вполне показаться ему уместным.

Он сам, обсуждая план готовящегося издания с Ретиком и Тидеманом Гизе, хотел поначалу ограничиться публикацией результатов расчетов и таблиц и ничего не говорить о ключевой гипотезе. Обычно считается, что предисловие Осиандера — исключительная инициатива последнего, никак не поддержанная автором. Но так думают не все, и мы никогда не узнаем, кто прав.

Под конец жизни Коперник мог усомниться в правильности принятого решения предать гласности свою новую теорию. Косвенно на это указывает то, что нигде в книге не назван главный виновник этого решения — ни в предисловии, ни в посвящении, ни в примечании, нигде. Иногда считают, что такое пренебрежение обидело Ретика, и он, покинув Нюрнберг летом 1542-го, навсегда забыл о системе Коперника и гелиоцентризме. Коперниканская революция, начатая летом 1536-го, на какое-то время осталась без революционеров.