Научный журналист — это что-то вроде морской свинки. Вроде он и не ученый — в лаборатории не сидит, новых законов природы не открывает. Но и журналистом его толком не назовешь, всё-таки специфика работы уж больно отличается: ни тебе репортажей из горячих точек, ни разгромных интервью с разными скользкими типами и прочими героями дня. То есть случается, конечно, у научных журналистов и такое, но редко. И тем не менее, эти граждане вовсе не считают себя неудачниками, оказавшимися на обочине столбовой репортерской дороги. Напротив, научные журналисты обычно весьма довольны жизнью и даже, бывает, чувствуют себя абсолютно счастливыми. И у них на то есть веские причины.
Жизнь обычного работника СМИ — это постоянная попытка успеть на поезд, который должен вот-вот отойти от платформы. Причем, просыпаясь утром, журналист не знает, куда едет сегодняшний поезд, достанется ему билет в СВ или сидячий вагон, какими окажутся попутчики, да и вообще хочется ли ему туда ехать. Но ехать надо, поезда отправляются ежедневно, и хотя они каждый раз разные, через несколько лет всё сливается в один бесконечный состав, который едет, едет, но так никогда и не добирается до конечной станции.
Существование научного журналиста похоже на гастрономический тур, в котором количество блюд ограничено только аппетитом дегустатора. В каждой заметке, даже если ее предмет обсосан вдоль и поперек, всегда есть нечто такое, о чем автор раньше не знал, чего еще не пробовал.
Работая над статьями, научный журналист, в отличие от коллег, встречается не со случайными свидетелями произошедшего, чиновными головами или отчаявшимися людьми, с которыми случилось несчастье. Собеседники репортера, пишущего о науке, всегда хотя бы чуть-чуть расширяют его представления о мире и заставляют говорить «Вау!» с разным числом восклицательных знаков. Одного этого достаточно, чтобы с радостью ходить на работу, но у сотрудников научных отделов есть еще один секрет, благодаря которому они довольны, даже если ночь напролет пишут заметку.
Рассказывая читателям, зрителям и слушателям о последних открытиях или объясняя сложные теории и физические модели, научные журналисты удовлетворяют страсть, которая глубоко сидит в них и требует выхода. Можно назвать ее стремлением к просвещению, но куда точнее эту страсть описывает слово «мессианство». Научный журналист не просто отрабатывает зарплату, излагая простыми словами то, что он узнал из разговоров с исследователями, учебников и Википедии. Он несет людям свет знаний, пусть и неяркий, но отблеск истины, имя которой Наука.
Вряд ли кто-то из научных журналистов, садясь за очередную заметку, вешает над столом такой пафосный лозунг. Но именно зудящая потребность пробить стену невежества, которая с устрашающей скоростью растет вокруг, навязчивое желание объяснить людям, как оно на самом деле, заставляет в сотый раз писать, что ГМО не кусаются, и доказывать, что вечных двигателей не существует, даже несмотря на то, что аппарат для тестирования одного из них прямо сейчас проносится по орбите.
Хотя очень может быть, я зря клевещу на коллег, и никакой мании просвещения за ними не водится. Но почему-то мне хочется верить, что я не ошибаюсь.