По милу хорош

Недавно в «Фейсбуке» было очень интересное обсуждение. Журна­лист Сергей Пархоменко рассказал о своем знакомом: У него есть устойчивая и очень характерная манера произнесения возвратных глаголов — с заменой «-сь» на «-ся». «У нас получилося…», «это мне нравилося…», «оказалося, что все сложнее…» Причем это не шутка, а совершенно естественная для него манера речи. По­лучается как-то очень трогательно-старомодно и по-домашнему. Но в устах современного человека звучит несколько странно. От­куда это могло взяться у совершенно городского образованного че­ловека? И вот все наперебой бросились отвечать: фи, так толь­ко в деревне говорят — или — да это он небось приехал (дальше люди перечисляют самые разные территории, где им доводилось слышать подобное). Впрочем, в народных сказках (козлятушки, отопритеся), в стихах и песнях (Горе горькое по свету шлялося; а я остаюся с тобою) это совершенно нормально. В стихах Корнея Чуковского вообще сплошь и рядом (испугалася, спасайтеся, воротитеся, засмеялися). Но замечательно, что Чуковский использовал такие формы и в обычной речи (есть записи). А вот Лидия Корнеевна таких форм вроде уже не использовала… Тут все ста­ли вспоминать, что -ся после гласных окончаний произносил и Ю. М. Лотман, и в его устах это звучало совершенно не некультур­но, а органично и очаровательно. Кто-то написал, что так говорил и Сахаров. Очень может быть. В корпусах нашлось много приме­ров из речи интеллигентов старшего поколения, изумительнейших носителей русского языка, которые тоже говорят: началася, оказалися. А вот поди ж ты — услышишь такое в речи относительно мо­лодого человека — и вздрогнешь.

И буквально через день-два после этой интересной дискуссии произошел следующий яркий эпизод — а надо заметить, что с язы­ком всегда так: на ловца и зверь бежит. Так вот, в Твери проходили апелляционные слушания по делу художника и учителя Ильи Фарбера. Заключительное выступление прокурора — довольно моло­дой женщины. А надо заметить, что это обычно самый фрустрирующий момент суда: вот защита выступала, вызывала свидетелей, специалистов, представляла доказательства — а потом выступает прокурор, и кажется, что он на всё это время покурить выходил. Так и на этот раз было. И вот прокурор рассуждает, что, мол, что-то могло быть по-другому, но Как случилось, так и случилося. Жур­налисты в зале тихонько посмеиваются. И вот последнее слово Фарбера. Он весьма живописен в своей неизменной артизанской белой блузе, он негодует, что зачем-то вообще обсуждают срок, когда он же невиновен, невиновен. Или, мол, надо сказать сло­вами прокурора: Как случилось, так и случилося — издевательски подчеркивая злосчастную глагольную форму. Зал смеется. Проку­рор краснеет. Занавес.

Это не такой уж редкий случай, когда явление, постепенно уходящее из языка, гораздо дольше сохраняется в просторечии, а с другой стороны — оно же может какое-то время бережно сбере­гаться в речи образованных людей с интеллигентно-старомодной речью. Вот, к примеру, русская система терминов родства весьма сложна и архаична. Правда, скажем, в родственном сербском она еще более сложна. Там, где у нас слово дядя, в сербском будет и стриц, и тетак, и уjак. Поэтому, чтобы перевести на сербский название пьесы «Дядя Ваня», надо сначала вспомнить, кому он там кем приходится («Ујка Вања»). Ну так вот система терминов родства в современном русском языке упрощается. Уже мало кто свободно оперирует словами деверь, шурин, золовка. Даже тещу и свекровь люди путают (кстати, в английском или там француз­ском они и так не различаются). Что уж говорить о словах едино­кровный и единоутробный! Вместо единокровный брат (по отцу) и единоутробный брат (по матери) сплошь и рядом говорят сводный брат — что, конечно, неправильно (сводные — вообще не кров­ные, а породнились через брак родителей), но бороться с этим безнадежно. Так вот многие уходящие слова гораздо лучше со­храняются у просторечников. Все мы помним: Послушай, Зин, не трогай шурина:/ Какой ни есть, а он родня. По всей видимости, герой так и называет собутыльника: шурин. Иначе он жене Зине сказал бы скорее Не трогай брата. Но с другой стороны, таки­ми реликтовыми словами щеголяют и образованные хранители традиционной русской языковой культуры.

А вот недавно я слушала выступление одного чрезвычайно изысканного и блестящего — без всякой иронии — журналиста (не буду называть его, чтобы не смущать, хотя ничего страшного не сообщу). Так он несколько раз перепутал слова жениться и выйти замуж — причем в обе стороны: она женилась и он вышел замуж. Казалось бы, ошибка, достойная школьника. Но я подумала, что по­нимаю, в чем дело, почему именно тут он ошибается. Этот человек много ездит по разным странам, много говорит на разных языках. А ведь ни английский, ни немецкий, ни многие другие языки этого тоже не различают. Да у русских выражений и внутренняя форма какая-то непрозрачная (жениться — это получить жену? а может, стать женой? Сразу и не сообразишь).

В общем, что я хочу сказать. Как сложен и загадочен челове­ческий язык! Как хитроумен всякий, на этом языке говорящий! И в то же время как любой говорящий слаб и хрупок — в каждой своей ошибке. Какие таинственные стихии владеют говорящим — и ошибающимся. И тут я подхожу к новогоднему пожеланию. Да­вайте будем в новом году друг с другом разговаривать. Не обя­зательно непрерывно говорить друг другу комплименты — можно даже и подтрунивать над тем, что человек деверя с шурином пу­тает. Можно это обсудить за рюмкой чая. Давайте лелеять люби­мых собеседников. Это же счастье — когда есть с кем поговорить. С наступающим всех!