Культура права и культурное развитие

Помнится, Ландау делил все науки на естественные, неестественные и противоестественные. К последним он наверняка относил и юриспруденцию. Тем не менее, эти науки вполне себе существуют, несмотря на то, что и научные журналисты крайне редко пишут о них — даже реже, чем о классических гуманитарных науках. Поэтому, когда в редакцию пришел материал аспиранта РУДН Святослава Горбунова, мы взяли смелость опубликовать его заметку-размышление.

Наивный вопрос об обратной зависимости

Как мало мы знаем о правовой культуре прошлого по сравне­нию с тем, что могли бы о ней знать! И с течением времени, которое неумолимо направлено вперед, всё дальше от нас становятся традиции, которые во многом явились родоначальниками современной правовой системы и современного правового понимания.

В этом контексте особенно ин­тересным представляется обратить свой взор на идею о подробном рассмотрении и анализе право­вых или протоправовых культур, которые мы — европейцы — исто­рически привыкли именовать примитивными. Конечно, в сравнении с развитой современной системой жизни и системой права культура какого-нибудь туземного народа вполне может осознаваться нами как примитивная. Однако сохра­нившиеся свидетельства порой по­вествуют нам совсем об обратном.

В качестве хорошего примера здесь могут выступать свидетельства лю­дей, которым судьбой была уготована жизнь в добром соседстве с такими культурами. В 2013 году исполняет­ся ровно 100 лет с того дня, как из­вестный в будущем врач-гуманист, лауреат нобелевской премии доктор Альберт Швейцер вместе со своей женой Еленой отправились к бере­гам Западной Африки. Там на бере­гах широкой реки Огове в маленьком миссионерском пункте Ламбарене ими была основана больница, которая станет для него домом и делом жизни. Но пока на дворе 1913 год. С 1914 по 1916 год доктор Швейцер пишет дневниковые и отчетные за­писи о своей работе и своей жизни на границе воды и девственного леса. Позднее эти записи станут основой для его первой книги о жизни Лам­барене. С точки зрения правоведа в этих записях не было бы ничего интересного, если бы только доктор не старался как можно более пол­но описать жизнь туземных племен, дополняя их своими рассуждения­ми. Таким образом, в тексте книги сохранились уникальные примеры, повествующие об уровне правово­го сознания и правовой культуры местных жителей. Приведем всего три таких примера.

Пример 1

В первую очередь Швейцер от­мечает чрезвычайно высокий, есте­ственный уровень правового созна­ния местного населения, который связан с его культурными традици­ями и общинным строем. В этой свя­зи он пишет следующее:

«Туземец не в состоянии предста­вить себе, что тот или иной просту­пок может остаться безнаказанным. У него на этот счет поистине гегелианские представления. Юридическая сторона дела для него всегда на пер­вом месте. Поэтому обсуждение пра­вовых притязаний отнимает у него большую часть времени. Самый закоренелый европейский сутяга в этом отношении не более чем невинный младенец в сравнении с ним. Однако последнего побуждает к этому от­нюдь не стремление во что бы то ни стало заводить тяжбы, а несо­крушимое правосознание, которо­го европеец, как правило, уже лишен.

«Папаврой» они называют каждый возникший между ними раздор, кото­рый превращается в тяжбу. Как важные, так и пустяковые вопросы раз­решаются одинаково обстоятельно и серьезно. Деревенские старейшины могут просидеть пол дня, разбирая спор из-за какой-нибудь курицы. Нет такого туземца, который не был бы искушен в вопросах юриспруденции.

Правовая сторона их жизни чрез­вычайно сложна, ибо границы от­ветственности простираются по нашим представлениям необыкно­венно далеко. За проступок несет ответственность вся его семья вплоть до самых отдаленных род­ственников. Если кто-нибудь, поль­зуясь чужим каноэ, задержал его на день, он обязан заплатить штраф, составляющий третью часть его стоимости.

С этим неотъемлемым правосо­знанием связано и представление туземцев о наказании как о чем-то само собой разумеющемся»¹.

Пример 2

Второй пример говорит пример­но о том же. Правда, здесь мы уже можем наблюдать картину право­вого сознания в конкретных лицах.

«Некий туземец был должен дру­гому четыреста франков, но и не по­думал возвращать ему долг, а вместо этого купил себе жену и стал справ­лять свадьбу. И вот, когда все сиде­ли за свадебным пиршеством, явил­ся заимодавец и принялся упрекать его в том, что тот купил себе жену вместо того, чтобы уплатить долг. За­вязалась палавра. Наконец они со­шлись на том, что должник отдаст в жены своему заимодавцу первую дочь, которая у него родится от этого брака, после чего тот остался в чис­ле гостей и пировал вместе с ними. Шестнадцать лет спустя он пришел за обещанной ему женой. Так был уплачен долг»².

Пример 3

Наконец третий пример являет­ся своего рода главной нотой всей приводимой автором композиции. В 1914 году в Европе разразилась мировая война (называемая на за­паде не иначе как «Grate war»), опа­лившая своим огнем и Африканский континент, однако случилось это там несколько позже, чем в «просвещен­ном» мире. Тем не менее, в начале новости о ходе военных действий достигали и столь отдаленных мест. Вот какую заметку оставил автор в 1915 году.

«За последние дни здесь стало из­вестно, что из числа белых, отправив­шихся из района Огове в Европу, чтобы исполнить свой воинский долг, десять человек уже убиты. Это производит сильное впечатление на туземцев.

— На этой войне убили уже десять человек, — сказал мне один старый пангве. — Так почему же эти племе­на не соберутся вместе и не устро­ят палавры? Как же тогда они бу­дут платить за этих убитых? У туземцев существует закон, по ко­торому противник, окажись он побе­дителем или побежденным, платит другой стороне за всех убитых»³.

Здесь мы наблюдаем поразитель­ный факт. Факт, который свидетель­ствует о понимании примитивной культуры западноафриканских ту­земцев о том, что среди нас принято называть дипломатией и междуна­родным правом. В представленной установке видятся зачатки междуна­родного гуманитарного права, при этом парадоксом является то, что выстроенная примитивной культу­рой система может быть даже мно­го человечнее, нежели то, что было создано европейской цивилизаци­ей за последнюю сотню лет.

Таким образом, Швейцер делает парадоксальное предположение о том, что чем примитивнее являет­ся культура, тем большее значение в сознании ее носителей имеют ин­струменты права как универсального регулятора течения жизни, и иллю­стрирует это конкретными примерами.

Обратимся лишь к последнему. Действительно, отчего противнику, будь даже он победителем, не возме­стить пострадавшей стороне ущерб за причиненные страдания, и то же самое не сделать второй стороне? От­чего таковая компенсация в пользу человечности, отвлеченная от мел­ких споров и неурядиц, не вошла в практику просвещенного мира? От­чего она кажется нам нелогичной? Напротив, указанное взаимоотно­шение куда логичнее, от того что человечнее (если, конечно, ставить в приоритет гуманистический под­ход и мировоззрение). И если уж не­возможно предотвратить конфликт, то можно постараться его загладить перед лицом понимания, взывающего к гуманизму. К тому же ведь и одно лишь только осознание подобной ответственности способно остудить пыл нелепой вражды.

Традиции правового обычая, вос­принимаемые нами в качестве наи­более примитивного источника права, запросто подменяют в соответствую­щем культурном окружении то, что с таким трудом выстраивается развитой, многоуровневой системой источни­ков права в цивилизованном мире.

Гипотеза о том, что наиболее низ­кий, но в то же время наиболее фун­даментальный уровень правового обычая имеет в сознании наиболь­шее значение, подтверждается эм­пирическими примерами. Но отчего так происходит? От чего правовая культура примитивных племен столь развита, отчего столь высоким на­блюдалось их правовое сознание? Вероятно, таковая ситуация исхо­дит из того, что право в подобном своем выражении (в виде тради­ции) основано прежде всего на эти­ческих, то есть наиболее фундамен­тальных для понимания основах. В качестве дополнения к этическо­му пониманию присоединяются и религиозные убеждения, которые, как правило, поддерживают их. При этом порой бывает трудно разде­лить два этих основания.

В примитивной культуре инстру­мент права основан, прежде все­го, на понятии справедливости, ко­торое, в свою очередь, опирается на этическое понимание и этиче­скую оценку, тогда как более слож­ные культуры (культуры цивилиза­ции) опираются в своей правовой традиции всё более на понятия ин­тересов тех или иных групп. Такое предположение позволяет сделать даже весьма поверхностное рассу­ждение о возможной обратной за­висимости культуры права и уров­ня культурного развития.

Хотя это суждение трудно назвать новым. Вот, например, что писал еще в начале прошлого века известный русский мыслитель И. Ильин: «В по­нимании права и государства чело­вечеству предстоит пережить еще глубокое обновление. Должен быть окончательно отвергнут гибельный предрассудок о «внешней» природе права и государства; должна быть усмотрена и усвоена их внутренняя душевно-духовная ценность. Право только «проявляется» во внешнем, пространственно-телесном мире; сферою же его настоящей жизни и действия остается человеческая душа, в которой оно выступает с си­лою объективной ценности»⁴.

И даже, несмотря на всю сложность и неоднозначность взглядов знаме­нитого философа на феномен правосознания и его взгляды на идею гуманизма, в этих его строках так же усматривается указание на его первооснову правового сознания и культуры права.

Академик Абдусалам Гусейнов в одной из своих заметок указывает, что «чем более норма ориентирова­на на индивида, тем более она уни­версальна»⁵. Исходя из этого можно предположить, что этика является куда как более универсальным пред­метом чем то, что мы подразумева­ем под правом. Стало быть, этика и есть та основа, на которой стро­ятся последующие инструменты и общественные явления. А если это так, то чем ближе правовое созна­ние находится к сознанию подлин­но этическому, тем более искрен­ним и нерушимым оно является.

Означает ли это, что правовая си­стема примитивной культуры бо­лее человечна? Возможно. Хотя было бы большой ошибкой идеа­лизировать ее и выставлять в каче­стве образца. Все-таки очень много чрезмерного, непонятного и даже жестокого нам встречается в ней. Примеров тому огромное множе­ство⁶. Например сосуществование и робкое противопоставление друг другу принципа талиона и того, что сегодня среди нас принято имено­вать золотым правилом этики. Всё это встречается в достаточном обилии. Однако некоторые черты прими­тивной культуры, а точнее, черты ее основы — моральной и этической основы, — могут быть рассмотрены нами как вполне высокий образец, от которого, к сожалению, порой от­ходит наша, казалось бы, высоко раз­витая культура.

• Гусейнов А. А. Философия — мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интервью. — СПб. : СПбГУП, 2012. — 848 с.
• Ильин А. О воспитании национальной элиты / Сост., вступ. ст. и коммент. Ю. Т. Лисицы — М.: Жизнь и Мысль — 2001 — 512 с.
• История Африки в документах, 1870-2000: в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.1.; Ин-т всеобщ. Истории РАН. — М. : Наука, 2005. — 499 с.
• История Африки в документах, 1870-2000: в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.2.; Ин-т всеобщ. Истории РАН. — М.: Наука, 2005. — 719 с.
• История Африки в документах, 1870-2000 : в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.3. ; Ин-т всеобщ. Истории РАН. — М. : Наука, 2005. — 420 с.
• Швейцер А. Письма из Ламбарене. — Л.: Изд-во «Наука» — 1989 — 471 с.
• Schweitzer A. Afrikanische Geschichten. — Verlag Paul Haupt, Bern und Stuttgart. — 128 .
• Schweitzer A. Briefe aus Lambarene. — Verlag C. H. Beck, Munchen. — 2009 — 192 s.
• Schweitzer A. Zwischen Wasser und Urwald. Munich: Beck — 2008 — 168 g.

1. Швейцер А. Между водой и девственным лесом / Письма из Ламбарене, 1989, стр. 50-51.
2. Там же стр. 82.
3. Там же стр. 94.
4. Ильин И. А. Правосознание и религиозность / О воспитании национальной элиты, 2001, стр. 50.
5. Гусейнов А. А. Философия — мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интер­вью. — СПб.: СПбГУП, 2012. — 848 с., стр. 48. 
6. Многочисленные примеры такого рода обстоятельств и норм мы можем найти, например, в замечательной оте­чественной работе «История Африки в документах», выпущенной в 2005 году в трех томах, а кроме того и в других до­кументальных работах А. Швейцера, как «Африканский дневник» («Afrikanische Geschichten») или «Письма из Ламбаре­не» («Briefe aus Lambarene»).