Талеб и его «экоцид»

Кто-то против ГМО

Среди множества аргументов против генной модификации меня особенно раздражают три, обычно употребляемые одновременно: Во-первых, авторы таких публикаций или выступлений упоминают к месту и не к месту талидомидовую трагедию в качестве репрезентативного примера беспомощности науки перед желанием бизнеса заработать деньги, невзирая на судьбы следующих поколений. Во-вторых, отсылают к относительно небольшой в глобальных масштабах (344-е место в списке Forbes), но инновационной компании «Монсанто» (34-е место в списке инновационных компаний Forbes) как к примеру алчности, способной уничтожить планету. И, в-третьих, сравнивают любые исследования, выводы которых им не нравятся, с теми, которые за деньги табачных компаний доказывали безопасность и даже пользу табака.

Американский экономист ливанского происхождения Нассим Талеб (Nassim Nicholas Taleb), автор заинтересовавшей меня публикации [1], смог избежать последнего аргумента. Однако не смог обойти стороной талидомид и «Монсанто». К рационализации потенциального вреда генной модификации Нассим Талеб с соавторами подходит с непривычной для обывателей стороны. Рак, аллергия, экономическая или политическая зависимость, цены на еду и количество голодающих в мире его не очень интересуют. Ставки намного выше. Гибель всего на свете. С неминуемостью кирпича, падающего на землю, она однажды придет. И очень вероятно, что именно ГМО станут той последней каплей, которая обрушит плотину. Причина конца — вовсе не биология, а теория вероятностей. Ее, в отличие от биологии, еще никому не удавалось обмануть. По крайней мере, в науке. Избирательные комиссии не в счет.

Обычно я стараюсь проходить мимо таких инсинуаций, ибо они не несут ничего нового. Но не в этот раз. Талеба, в отличие от других противников ГМО, прославившихся на почве бытового раздувания страхов, не назовешь паникером или конспирологом. Наоборот, он слывет авторитетом, автором популярных книг (кстати, весьма рекомендую к прочтению), одним из наиболее рациональных и расчетливых людей современности, реально способных повлиять на расстановку сил «за» и «против» в мировом масштабе. Повлиять негативно, потому что во внешне безупречном логическом построении он упускает одну маленькую, но важную фактическую деталь.

Но давайте по порядку.

Об управлении рисками и принципе предосторожности

Основная суть «принципа предосторожности», используемого сегодня при оценке многих рисков, заключается в том, что ни одна технология не может быть использована до тех пор, пока не доказана ее безопасность. Неопределенность в рисках, недостаточная изученность и любые сомнения могут стать основой для неодобрения или даже тотального запрета технологии.

Любые неопределенности трактуются как потенциальные риски. Отсюда все эти «недостаточно изучены», «нужно повременить», посмотреть, подумать и т.д. Всё то, чем любят щеголять в телевизоре умные эксперты. Разумеется, старые, известные технологии, даже опасные, при этом никто на предмет соответствия этому принципу не проверяет. Просто потому что они старые, а принцип не применяют ретроспективно.

Логика железная, удобная и действительно защищающая от новых рисков. Но есть одна большая проблема. «Недостаточно изучено» можно с чистой совестью сказать о чем угодно — о зубной щетке, о галстуке, о регулируемом пешеходном переходе. То, что у нас есть сегодня, не всегда самое лучшее и самое безопасное. Рассуждая только о «новых» рисках, мы теряем направление движения и движемся, пусть и прямо, но далеко не туда, куда нам надо.

Представьте картину. Вы подъезжаете к перекрестку. Пункт вашего назначения определяется указателем, вам — направо. Но движение направо напрямую связано с рисками: дорога эта для вас незнакомая, неопределенная. Недостаточно изученная. Есть вероятность, что впереди будет упавшее дерево или дикие медведи. А возможно, это кто-то из «Монсанто» просто подменил указатели, решив вас завезти в чащу и встроить вам ген устойчивости к гербицидам. Подумав немного, вы решаете остаться на старой дороге. Потому что она знакомая. Потому что вы, воспользовавшись принципом предосторожности, минимизировали свои риски. Избежали опасного поворота. Вы молодец, и активисты молодежных и псевдоэкологических движений хлопают вам в ладоши.

Так и с любой технологией, и любым решением вообще. Принцип предосторожности, особенно в применяемой сегодня трактовке — абсолютная и потенциально летальная глупость. Он вообще не учитывает необходимость выбора, запрещает любой выбор. Ведь появление любой новой технологии — это новый перекресток и необходимость принятия решения.

А решение «не сворачивать» — это не избегание рисков. Это решение «проехать прямо» и оно тоже может быть опасно. Намного опаснее. В лучшем случае можно приехать не туда или заехать в тупик, потеряв время. В худшем — под бурные аплодисменты активистов свалиться в пропасть со сломанного моста, потому что пропущенный рискованный поворот направо был попросту объездом аварийного участка. Но мы же не можем вот так просто взять и свернуть? Вдруг там «Монсанто» или талидомид?

Так, оценивая риски, связанные с атомной энергетикой, мы не можем закрыть глаза на риски, связанные с производством энергии другими способами. Это глупо — рассуждать об отходах с атомной электростанции, не учитывая отходы сжигания энергетически равноценного количества угля. Также и с ГМО. Мы не можем себе позволить акцентировать внимание на рисках использования в отрыве от рисков существующих методов выведения живых организмов и современного сельского хозяйства. Риски есть у любой технологии, у любой вещи.

Впрочем, не только это делает принцип предосторожности вредным. Концентрация на рисках не позволяет нам увидеть преимущества, она вынуждает нас трястись по прямой грунтовой дороге с ямами при наличии в трех метрах современной трассы. Управление рисками, в отличие от принципа предосторожности, позволило бы это всё учесть и дать нам возможность действительно обдуманного выбора. Но оно не работает. Управлять намного сложнее, чем запрещать. Управление рисками — слишком сложная задача для современных депутатов, зеленых, защитников прав потребителей и прочих ревнителей «традиционных ценностей».

Талеб с соавторами знают это. Но, тем не менее, утверждают, что генная инженерия — это та, возможно единственная, сфера, где должен работать только принцип предосторожности. Обосновывают они свои соображения вполне логично.

Экоциду быть

Талеб использует понятие «экоцид». Это такое доведение планеты до состояния, при котором «всё». Не просто глобальное потепление, не борщевик в средней полосе и не кролики с тростниковой жабой в Австралии. Не гибель пчел, не исчезновение тасманийского волка и странствующего голубя. Даже не падение метеорита 65 млн лет назад. (Мы перечислили явления, к которым управление рисками применимо и обосновано.) Экоцид — это от слова «совсем всё». Экоцид, теоретически, может наступить от любого нашего действия или природных обстоятельств. Вероятность его наступления мала, но она есть. Вопрос применимости управления рисками или принципа предосторожности — это и есть оценка этой вероятности.

В целом, вероятность экоцида от одной отдельно взятой генной модификации, от одного ГМО, минимальна. Одного можно не опасаться. Риск несет технология в целом, потому что большие числа способны превратить маловероятное в неизбежное. Два организма вызовут экоцид более вероятно, чем один. Сто — еще вероятнее. Чем дальше, тем хуже, вероятность экоцида асимптотически стремится к единице.

Это явление Талеб представляет графически.

Всё верно с точки зрения вероятностей. Вопрос лишь в том, насколько велико должно быть количество генных модификаций, прежде чем мы должны остановиться. Ответ: мы не знаем и даже не можем оценить. Чем не повод остановиться уже сейчас, прекратить жестокие и опасные игры, пока не наступило «совсем всё»?

Есть ли вероятность того, что экоцид наступит и без человеческого вмешательства, просто в результате природных «естественных» процессов? Да. Но он очень мал. Ни разу за миллиарды лет и триллионы изменений ДНК живых организмов экоцид так и не наступил, «иначе нас бы тут не было».

Почему? По мнению Талеба, разгадка лежит в особенном уникальном свойстве природных систем. В их нелинейности, способности противостоять внутренним и внешним изменениям. Именно то, что изменения генов происходили триллионы раз в течение миллиардов лет, доказывает, что эти естественные процессы безопасны в глобальном масштабе.

Каждое наше новое дополнение в этот процесс, любой новый выведенный вид или завезенный на новую территорию патоген способен лишь вызвать локальное кратковременное возмущение, но не глобальный экоцид. Поэтому то, что получено с использованием «естественных», природных технологий, не может как-то заметно изменить свойства системы и приблизить «совсем всё». Соответственно, не нуждаются в какой-то дополнительной проверке новые сорта растений или породы животных, если они выведены в рамках «естественной» селекции, пусть и с использованием мутагенов. Они — типичная почва для управления рисками.

А вот ГМО — другое дело. ГМО — системно и статистически отличны от не-ГМО. Потому что лежащие в основе генной модификации процессы, как пишет Нассим Талеб с соавторами, «неестественны». Это вовсе не постепенное изменение генов и существ, это изменение «сверху вниз». Оно принципиально отличается от существующего в природе. Пусть риски таких изменений малы, но они принципиально другие. Они не определены. Мы о них ничего не знаем. У нас нет никакой серьезной статистики, чтобы оценить последствия генной инженерии. Мы понятия не имеем, насколько каждая новая генная модификация приближает экоцид. Цена ошибки слишком высока. Управление рисками неприемлемо.

Единственный разумный подход — принцип предосторожности.

Неестественность естества

Всё логично. С точки зрения вероятностей логично и здравому смыслу не противоречит. Плохо лишь то, что статистический подход и вероятности оторвались от реальных фактов биологического мира. И дело вовсе в недооцененной или переоцененной стабильности биологических систем. Которые, впрочем, действительно оказываются способными пережить и потепления, и похолодания, и падения метеоритов. Дело в определении «неестественности», на котором зиждется потенциальная неустойчивость систем с ГМО.

Талеб признает, что он не биолог. Но говорит, что это неважно, поскольку размышления его касаются лишь вероятностей, а не биологии. И здесь он очень сильно заблуждается. И пусть его биологическое образование не имеет значения в этом споре. Но ключевой момент его аргументации — имеет. Нельзя, к сожалению, рассуждать о «естественности», не учитывая факты.

Генная модификация путем так называемой «неестественной» пересадки генов встречается в природе. Очень часто встречается в природе. В этом легко убедиться, просто задав поиск в любой научной библиотеке на фразу «horizontal gene transfer».

Натуральные трансгенные организмы повсюду. Это не только каждый человек, являющийся отчасти потомком вирусов. Это не только бактерии в ЖКТ, встраивающие свои гены в ДНК ваших клеток в ежедневном режиме. Это не только плазмиды агробактерий в растительных клетках. Это не только удивительный цветок-паразит раффлезия, своровавший у своих хозяев значительную часть генома. Это не только странный моллюск Elysia chlorotica, укравший у водорослей не только хлоропласты, но и часть недостающего генома для фотосинтеза.

Чем больше данных получают ученые о последовательностях ДНК живых организмов, тем крепче их уверенность в том, что нет ничего «неестественного» в переносе генов от одного существа к другому, даже если эти существа не имеют родственных отношений. Триллионы раз в течение миллиардов лет происходили такие метаморфозы.

Большинство организмов нашей планеты (если не все) оказывается в буквальном смысле трансгенными. Они никогда не появились бы без трансгенов. Не в отрыве, но совместно с классическими процессами «вертикальной» генной модификации трансгены определяли многообразие, облик и «устойчивость» биосферы на этой планете. Эволюционное древо вовсе не такое уж и древо. В значительной части это эволюционная сеть [2]. Многие ее веточки соединены перекладинами, и о перекладинах этих мы с каждым днем узнаем всё больше и больше.

Лучше перебдеть?

Если кто-то решит, что я считаю генную модификацию безопасной лишь потому, что она встречается в природе, он ошибется. Я считаю эту технологию безопасной потому, что огромным количеством исследований этот факт достоверно установлен. Натуральность или искусственность не могут выступать критериями безопасности или вреда. Талеб не совершает логическую ошибку, свойственную многим противниками ГМО. Его ошибка не в логике, а в фактах. Не в размышлениях, а в предпосылках. Его ошибка — от незнания.

Вот что такое традиционная селекция? Это управляемая ускоренная эволюция. Внесение изменений в гены, передача этих изменений по вертикальной линии потомству, и так по циклу согласно воле селекционера. По Нассиму Талебу, будучи «естественным» процессом, селекция не может привести к экоциду и не требует параноидальной оценки рисков.

Что такое генная модификация? Это такая же управляемая ускоренная эволюция. Внесение изменений в гены путем «горизонтального переноса» и передача этих изменений потомству, но по воле генного инженера. Природный, естественный процесс, происходящий в природе, пусть и не так часто, как случаются обычные мутации. Но достаточно часто, чтобы к нему можно было бы применить логику «естественности». Добавка одного, двух, тысячи или даже миллиона новых ГМ-организмов вряд изменит баланс сил и приблизит наступление экоцида. Оба

метода — селекция и биотехнология — основаны на естественных процессах, наблюдавшихся в природе триллионы раз в течение миллиардов лет. Согласно самому Талебу, принцип предосторожности не может быть применим к ГМО.

Не существует ни одной теоретической или практической причины для выделения ГМО и продуктов, полученных с их применением, в отдельную категорию. Весь этот разговор «за» или «против» не имеет научного смысла. А все споры, надо или не надо, и кому надо — просто от глупости, незнания или недобросовестной конкуренции.

1. Yaneer Bar-Yam, Rupert Read, Nassim Nicholas Taleb. The Precautionary Principle.
   www.fooledbyrandomness.com/pp2.pdf
2. W. Ford Doolittle, Eric Bapteste. Pattern pluralism and the Tree of Life hypothesis.
   www.pnas.org/content/104/7/2043.full