Вуз в топ-100 с нуля: реальность или фантастика?

Идея Михаила Ходорковского о создании университета мирового уровня в Киеве прозвучала 24 апреля 2014 года на открытии конгресса «Украина — Россия: диалог». Затем он развил ее на заседании секции «Общество / Наука / Образование», которую вели российский журналист Сергей Пархоменко и украинский философ Константин Сигов.

В чем же заключается его идея? Приведу короткое выступление МБХ на этой секции, впрочем, с видеозаписью может ознакомиться любой желающий [1]:

«Я не специалист в области образования, но в свое время, еще до 2003 года, мы в России занимались проблемой качества высшего образования. До первой сотни вузы у нас доходят с большим трудом. Тем не менее, тогда это было еще возможно. Сейчас в России укрепляется авторитарный режим. Как вы сами понимаете, свободная наука по многим направлениям зажимается. Люди уезжают — просто потому, что им неохота существовать в таких условиях. Отчисляют студентов, которые проявляют себя более-менее активно в общественной жизни, не во всем согласны с властью. В общем, в России институты как потенциальные центры знаний ослабили свою перспективу.

В то же время если Украина будет развиваться (нам бы всем этого хотелось) как демократическая страна, то для киевских высших учебных заведений это открывает очень интересную перспективу. И с точки зрения преподавательских кадров, которые можно звать и из России, и из западных стран, и с точки зрения студенческой базы, качественных абитуриентов, которые поедут, я вас уверяю, в Украину, в том числе и из России, если им будет предложен тот уровень образования, который может их сделать конкурентоспособными на трудовом рынке.

И мне кажется, что довести одно из киевских высших учебных заведений до первой сотни в рейтинге — вполне решаемая задача. Она не простая, но вполне реальная. Это на 50% вопрос даже не оборудования, а кадрового, профессорско-преподавательского состава. Это задача, которую можно было бы решить. И она могла бы оказаться привлекательной для огромного количества российских граждан. Для России это было бы тоже очень важно. Я извиняюсь, что постоянно перевожу разговор на Россию, как вшивый на баню. Ведь люди, которые получали бы образование в рамках демократической традиции, потом могли бы сделать многое в России».

Лучшее решение — научный фонд

Я обратилась к нескольким участникам Конгресса — ведущим российским и украинским ученым — с просьбой прокомментировать эту идею Михаила Ходорковского.

Историк Аскольд Иванчик: Я довольно скептически отношусь к идее создать университет мирового уровня с нуля. Даже неограниченное число денег проблему не решает. Помогает, но не решает. Если бы базой для этого университета был бы выбран какой-то существующий украинский университет, та же Киево-Могилянская академия, то это -другое дело.

— А если бы Вам предложили работу в таком университете?

— У меня уже есть два места работы: одно во Франции, другое — в России. И в России даже два места работы. И добавлять третье или четвертое я бы, наверное, не стал. Но, конечно, у других людей могут быть другие ситуации. Тот, кого увольняют из Москвы, увольняют с работы в других местах, наверное, мог бы сюда приехать. Но повторяю, крупные университеты и крупные научные центры создаются годами. Нужны если не столетия, то десятки лет.

Так, есть Принстонский институт высших исследований (Institute for Advanced Study), который не является учебным заведением. Он был создан довольно быстро в 1930-м, исследователям были предложены очень хорошие материальные условия и инфраструктура [2]. Но все равно Принстонский институт стал тем, чем он стал, лет за 20-30. Конечно, в 1930-м там уже был Альберт Эйнштейн и другие ученые того же уровня, у основателей университета была возможность их пригласить. Там помимо школы физики и математики мирового уровня возникла и прекрасная историческая научная школа. Туда сразу были приглашены лучшие исследователи. Но все равно, даже при таком стартовом уровне гениальных  ученых, Принстон развился не сразу. А я сильно сомневаюсь, что сейчас даже на очень высокую зарплату в Киев приедет человек уровня Эйнштейна.

Физик Андрей Ростовцев: Эта идея Ходорковского кажется мне абсолютно нереальной. Потому что университет предполагает опору на научные и педагогические традиции, на научные школы. Если разговор идет именно об университете как об институте с универсальным познанием, то для этого нужны гигантские капиталовложения, ведь типичный бюджет университета, который входит в топ-100, — миллиард долларов. Получается, что бюджет университета мечты соизмерим с сегодняшним бюджетом Украины с чуть больше 1 млрд долларов, и это просто нереально.

— Допустим, что деньги найдутся, тогда удастся ли решить поставленную задачу?

А.Р.: Нет, конечно. Нужны и традиции. Даже если основываться на существующем вузе, то это будет очень трудно и потребует десятилетий. А вот создать маленький институт типа Кавли — это реально. Система институтов Кавли — это система маленьких компактных институтов, где работают 3-5 профессоров с десятком постдоков — и всё. И такие центры есть уже буквально везде, кроме России. Они плодятся как грибы. В том числе и в таких странах, как Бразилия. Это эффективный способ наращивания научного потенциала в отличие от образования университета, который является способом хорошим, но медленным.

— Что нужно, чтобы создать факультет физики мирового уровня?

А.Р.: Нужна академическая атмосфера и научная школа, которая формируется десятилетиями. Даже если мы создадим идеальные условия для топ-физиков, и они сюда приедут, то только лет через 50 здесь будет школа мирового уровня и хороший университет.

Аскольд Иванчик: Опыт показывает, что система функционирует стабильно и хорошо, когда создают эндаумент, а не дают деньги один раз. Принстонский институт именно на этой основе и существует. Есть какой-то капитал, который был пожертвован, потом с годами к нему добавлялся капитал других жертвователей. Дальше капитал инвестируется уже независимо от жертвователей, а на нужды института используется только то, что заработано в виде процентов от капитала. Это обеспечивает независимость и стабильность института.

— То есть Ходорковскому лучше вложить деньги сразу в эндаумент?

А.И.: Да. Нужно вложить в этот эндаумент такую сумму денег, которая бы при консервативном, а не рисковом использовании давала бы достаточно денег на развитие университета. Но мне кажется, что в существующих условиях это нереально.

— А что сейчас нужно, чтобы появился факультет по гуманитарным наукам мирового уровня?

А.И.: То же, что и для физики — традиция и научная школа. Во многих престижных университетах США очень много европейских профессоров, которых они не выращивают, а покупают уже готовыми. Но когда человек получает предложение работать в Гарварде или Бостоне, уже имея профессуру в Гейдельберге или другом хорошем европейском университете, то он знает, что он едет на гораздо лучшие условия и зарплату и в уже существующую систему с хорошими студентами и инфраструктурой. Конечно, можно купить готовых профессоров, но они должны учить хороших студентов. Не уверен, что можно сразу и профессоров купить, и найти хороших студентов.

— Борис, а Вы что думаете об идее Ходорковского?

Физик Борис Штерн: Хорошая идея, но где он возьмет столько ученых мирового уровня? Обычные преподаватели, которых здесь можно нанять, такого университета не создадут. Даже если им много платить. Это должен быть, прежде всего, научный центр с ведущими учеными. И в этом-то и проблема — где Ходорковский их возьмет?

— А здесь в Киеве нет такого сосредоточения ученых?

Б.Ш.: Такой популяции ученых сильного уровня здесь сейчас нет. Есть много украинцев в США и в Европе. Но как их зазвать обратно? Та же самая проблема стоит и в России.

Аскольд Иванчик: Мне кажется, что гораздо больше пользы принесло бы создание научного фонда, который бы финансировал образовательные и научные программы на территории Украины с участием как украинских, так и российских ученых и коллабораций с участием украинцев, россиян, немцев, американцев и всех остальных.

— Какого размера должны быть гранты, если говорить более предметно?

А.И.: Должна быть широкая линейка грантов на разные цели и с разными суммами. Я скорее сторонник грантов на небольшие научные группы. Есть случаи, когда дают грант на 10 лет на создание небольшого института с возможностью его продления.

— Подведем итоги. Вы считаете, что Ходорковскому в идеале надо создать научный фонд, в течение 10 лет варить научный бульон, параллельно создать несколько институтов типа Кавли по разным наукам и потом уже на этой основе создавать университет? Кроме того, ему нужно создать эндаумент университета, процентов от капитала которого хватало бы на его работу.

Андрей Ростовцев: Кроме того, нужна еще благоприятная социальная среда. У нас, например, в России такой среды нет. Мы даже за любые деньги не пригласим ученых топ-уровня. Социальная и научная среда идут рука об руку и должны развиваться вместе.

— то есть Ходорковскому на Украине еще надо и мир восстановить?

Все вздыхают.

А.Р.: Единственное, что сейчас можно сделать, на мой взгляд, — поддерживать ученых, которые работают на Украине или с Украиной. Поддерживать национальную науку, даже если большую часть времени этот украинец проводит в Германии. Нужно поддерживать научную диаспору.

Аскольд Иванчик: Похожий проект был в Саудовской Аравии и ОАЭ. Там решили: а давайте сделаем университет мирового уровня, назначим профессорам высочайшие зарплаты, пусть приезжают. И действительно, туда приезжают ученые, живут там несколько лет, предписанных по контракту. Живут за стеной, в резервации, с собственной инфраструктурой, детсадами и школами, бассейнами и фонтанами. Но это резервация — и что? Эти университеты- предмет гордости соответствующих монархий, но самим странам они приносят очень мало и с их обществом контакта практически не имеют.

Андрей Ростовцев: Какие-то саудовские университеты уже есть в рейтинге.

А.И.: К сожалению, у Ходорковского подход к созданию университетов получился путинский. Показатель успеха вуза он определяет по тому, вошел ли он в мировой рейтинг и какой процент наших публикаций в Web of Science.

— А как надо оценивать университет?

А.И.: На мой взгляд, оценивать вузы численными показателями — дело довольно безнадежное. Настоящие оценки делаются не чиновниками, а коллегами.

Андрей Ростовцев: Необходим репутационный институт оценки. Плюс к нему еще и численный. Но эти числа нужно использовать с умом.

А.И.: Как будешь считать, так и получится. Вот проблема.

А.Р.: У нас чиновники поверили, что могут использовать численные показатели и проверить этим эффективность.

А.И.: Иначе они не могут.

А.Р.: У нас в науке перевернутая пирамида, самый нижний уровень -уровень лабораторий и научных групп. Им дается минимальное количество полномочий, а на каждом следующем уровне число полномочий растет. На самом деле эту пирамиду надо перевернуть, роль чиновников у нас слишком преувеличена, и это, собственно говоря, все и губит. Наукометрия у нас искаженная, структура науки поставлена с ног на голову.

Ставка на Могилянку

Затем своими мыслями об идее МБХ поделились два украинских социолога.

Социолог Евгений Головаха (Институт социологии НАН Украины): Если брать какой-то вуз за основу такого университета, то реально что-то может вырасти только из Могилянской академии, потому что у нее нет жутких традиций советского университета. А это очень важно, ведь советский университет перемелет любые средства, и ничего толком из него не выйдет. А у Киево-Могилянской академии таких традиций нет, потому что она создавалась на переломе двух систем.

Социолог Владимир Паниотто (Киевский международный институт социологии): Я думаю, что создать топ-университет мирового уровня сложно, но осуществимо. У нас есть несколько университетов хорошего уровня. Мы занимались рейтингами и поняли, что многие украинские университеты в них не участвуют, так как не понимают, по каким параметрам идет оценка. Если бы они в принципе этим занимались, то та же Киево-Могилянская академия могла бы занять неплохое место, она больше других интегрирована в мировую науку.

Конечно, этот университет получился не совсем таким, как он был задуман. Когда в 1992 году создавали Могилянку, произошло следующее. На нее диаспора выделила деньги, и все было очень хорошо. В первый год люди были подобраны методом снежного кома из лучших ученых страны. Но в последующие годы денег нужно было все больше, а кривая энтузиазма диаспоры шла вниз.

В итоге сейчас Киево-Могилянская академия на 95% финансируется государством со всеми его идиотскими требованиями, с нищетой, поэтому она стала чем-то средним между обычным вузом и тем Гарвардом на Востоке, который планировалось создать. И то она в рейтингах Украины занимает 2-3 место, а если бы была большой, то заняла бы первое.

В академии с самого начала английский язык был сделан вторым рабочим языком. Поэтому часть лекций читается на английском, был жесткий экзамен по английскому. Кроме того, студентов интенсивно учат языку первые два года, и они знают английский существенно лучше, чем, например, я. Академия долго боролась, но сейчас нас заставили принимать экзамен по существующим госстандартам, раньше студентов отбирали более жестко.

— Вы там преподаете?

— Да. Мы создали там кафедру социологии на факультете социальных наук и технологии. Благодаря знанию английского студенты участвуют во всех конкурсах, подают заявки на все гранты и так далее. Они по полгода где-то ездят, часть из них остается за рубежом, студенты включены в международную научную коммуникацию.

Я как-то выступал в Нью-Йорке и случайно встретил 2 из 12 человек, обучающихся на нашей кафедре. Еще один был в США, но не Нью-Йорке. То есть четверть кафедры находилась в США. Я думаю, что Могилянка могла бы стать хорошей стартовой площадкой для идеи Ходорковского.

Завершающим аккордом довольно пессимистичного обсуждения стал комментарий историка. Я пересказала, как разгромили идею МБХ, и он нашел, что возразить.

Никита Соколов: Поскольку мысль и наука живут там, где свобода, то совершенно не исключена возможность, что если Украина освободится и станет частью Европы, а в России и дальше будут закручивать гайки, и она станет несвободной Азиопой, то мозги будут перетекать из Москвы в Киев. И тогда у этой фантастической, на первый взгляд, идеи Ходорковского появляются хорошие шансы.

Понятно, что естественнонаучного центра быстро не сделать, для этого нужны другие деньги, нужны умы и лаборатории. А вот гуманитарный общеславянский центр очень можно было бы сделать, тем более что тем самым мы возвращаемся к нашим историческим истокам. В XVII веке передовая мысль приходила в Россию ровно через эти иезуитские коллегии и Могилянскую академию. Так что честный историк мог бы сказать: ничего невозможного в этой идее нет! Должны прийти люди, которые готовы это сделать, которым есть, что сказать, и которые готовы в это вложиться. Под это найдутся и деньги, и здания.

Постскриптум

В последний день нашего пребывания в Киеве мы с Борисом Штерном побывали на Майдане, зашли и в Украинский дом (бывший музей Ленина), где в самые горячие дни можно было отдохнуть и поесть; там даже создали Библиотеку Майдана. Нас с трудом туда пустили, в библиотеке никого не было, сотрудники еще не пришли, и там только спал охранник. И мы оставили свежие номера ТрВ-Наука с фотографией Я.Б. Зельдовича на столе. Часть тут же взяли себе те, кто нас сопровождал. Они очень боялись, чтобы мы не зашли в расположение ополченцев, и вообще держались настороже.

Затем на ступеньках возле Украинского дома нас с Борисом окружило несколько человек. Один парень был в белом халате (он много говорил о православии и патриархе Кирилле). Они стали нам говорить: «Как могла Россия так себя повести? Как россиянам не стыдно вести войну с братским народом. Мы же славяне. Почему вы не бунтуете? Вы боитесь?» Мы с Борей говорили как есть: что нам стыдно, что в Москве и Питере были марши мира и демонстрации, но народа на них выходит, увы, не так много и поэтому риск репрессий велик, что зомбоящик работает очень эффективно.

Один парень слушал, слушал и сказал: «Если вы пойдете на нас войной, то я буду в россиян стрелять, и ни один мускул на лице не дрогнет». И нам с Борей не показалось, что он врет. Этот парень сказал, что раньше уважал Россию, а теперь нет.

А потом таксист, который вез меня в аэропорт и много говорил о том, что Россия ведет себя неправильно, сказал: «Я не буду жертвовать собой, если начнется война. Что мне дала вильна Украина за эти 20 лет с ее бездарными президентами?» (Только к Кравчуку он относится нормально.) Я переспросила таксиста, что он будет делать, если, допустим, Россия введет свои войска. Он сказал, что сам рисковать своей жизнью не собирается, но тут же предупредил, что найдутся те, кто будет сражаться насмерть. Вообще бегающие желваки-мол, только суньтесь! — я видела не в одном разговоре с украинцами. Патетический, но, увы, очень серьезный вывод таков: «Нельзя допустить войну!» Давайте лучше создавать университеты.

Фото Н. Деминой

1. http://youtu.be/r4f9z_aRgtA
2. www.ias.edu/about/mission-and-history