Под раскаленным солнцем вблизи нацеленной в небо ракеты на площади Промышленности ВВЦ под эгидой фонда «Династия» прошел цикл эпатажных, но изобилующих академическими деталями лекций о плотской любви. Особенно ярок был сорвавший покровы с расхожих представлений о Византии Сергей Иванов — доктор исторических наук, профессор РГГУ, СПбГУ и Высшей школы экономики, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН. Публикуем конспект его выступления.
Для Византии прежде всего важна духовная любовь, любовь к Богу. Византийское искусство направлено вверх, горе, оно расстается с античным багажом, культом плоти и земной любви. Одежда византийца скрывала очертания тела, в обществе процветали аскетизм, ригоризм, монашество, суровая мораль. На плотской любви византийское общество старается не концентрироваться.
Земное радикально отвергало не только христианство, но и другие течения мысли, которые конкурировали с христианством за души людей. Скажем, неоплатоники упрекали христиан за тезис о возможности обожествления плоти, для них всё плотское и видимое изначально было злым и преступным. Позыв к аскезе пронизывал позднеантичное общество. Оно воспылало страстью к умерщвлению плоти, презрением к материи. Почему? Ученые спорят, найти причину так же сложно, как поймать солнечного зайчика. Одна из версий состоит в том, что античное полисное мироощущение (сенсуализм, культ тела и плодородия) потерпело крах в условиях огромной безличной империи, где люди перестали воспринимать друг друга по-семейному тепло. Старое язычество оказалось скомпрометировано. О кризисе культа тела можно судить по статуям римских императоров. Вначале их изображают обнаженными. Нам дико себе представить монумент главе государства в голом виде, но император Август придерживался другого взгляда. Однако уже к III веку императоров стали изображать в одежде, парадигма сменилась.
Христианство победило в идейных спорах, поэтому большинство сведений историки черпают из христианских источников. В IV-V веках возникает огромное количество сюжетов с моралью «любовь — преступление, любви не должно быть». Сюжет для примера. Юноша ухаживал за девушкой, которая хотела стать монахиней. Юноша настаивал на своем. «Что тебе нравится во мне больше всего?» — спросила девушка. «Твои прекрасные глаза», — ответил влюбленный. Тогда девушка взяла шило и выколола себе оба глаза. Пораженный юноша вскоре постригся в монахи. Другой распространенный сюжет: перед анахоретом предстает дьявол в образе женщины, монах истязает себя, чтобы отогнать нескромные помыслы: жжет руку свечкой или отрубает топором палец (вспоминается «Отец Сергий» Льва Толстого).
Когда христианство стало официальной религией империи, оно заключило союз с римской государственностью и греческой культурой. Христианство столичное, рафинированное, образованное, приближенное к трону унаследовало от античности любовь к эротической поэзии и изящному сочинительству. В VI веке, когда язычников казнили смертной казнью, придворные поэты императора Юстиниана писали весьма откровенные любовные стихи. Высокий чиновник Павел Силенциарий, автор торжественной оды на вернисаж только что отстроенного храма святой Софии, сочинил еще и огромное количество весьма откровенных эпиграмм, вроде такой:
Груди в руках, уста на устах, серебристую шею
Я обнимаю и свой вовсе я ум потерял.
Пенорожденною всей овладеть я тщетно стараюсь:
Дева не хочет со мной ложе свое разделить.
Делят у ней пополам Афина и Пафия ложе,
А между ними двумя я постоянно томлюсь.
Таким образом, на разных этажах культуры работали разные правила. Однако к VII столетию постепенно происходит слияние светского и религиозного. Церковные установления входят в число государственных предписаний. Каноническое право сливается с уголовным, предосудительное с моральной точки зрения становится уголовно наказуемым. Официальная позиция: самое лучшее — воздержание, любовь должна быть направлена исключительно к Богу. Однако империя не хотела оставаться совсем без подданных и солдат, поэтому супружеская любовь допускалась, но идеалом брака был переход к братско-сестринским отношениям после появления потомства, так называемый «белый брак». Так в житии Феофана Исповедника описаны взаимоотношения его родителей.
Церковное право запрещало браки даже между дальними родственниками, состоящими в шестой или седьмой степени родства, а также между родственниками через крещальную купель (скажем, византиец не мог жениться на сестре крестного сына). Но запреты не могли соблюдаться строго, в противном случае знатные аристократы или жители малолюдных деревень просто не имели шансов найти жену. За адюльтер полагалось отсечение носа, за гомосексуализм — смертная казнь. Но в исторических источниках нет упоминаний о применении подобных законов на практике. Видимо, правосудие в этой области осуществлялось выборочно, однополая любовь или измена были лишь поводом для осуждения неугодных. Особенно строго церковные каноны осуждали самооскопление. Но, как это ни дико для нас, в средневизантийское время младшего сына в семье нередко старались оскопить, так как евнух имел хорошие шансы для карьеры придворного чиновника.
Житие Василия Нового, текст середины X века, подробно рассказывает о мытарствах души. Герою является Феодора, не святая, но весьма праведная женщина, и рассказывает, как попала в Царствие Небесное. По пути она прошла 21 комиссию, или таможенный пост. Византия — бюрократическое государство, и тот свет выстраивает по лекалу бюрократической жизни. В комиссиях заседают бесы, перелистывая огромные файлы, где записаны все прегрешения умерших. Бесы всю жизнь ходят за человеком, записывают его прегрешения в свитки и посылают в диспетчерскую, где их распределяют по виду. Вопросами любви занимаются три комиссии. В юрисдикции 16 — блуд, страстные помыслы, согласия на грех, скверные осязания и страстные прикосновения, 17 — супружеская неверность, 18 — кровосмешение, рукоблудие, уподобление скотам. Бесы весьма удивились, что Феодоре удалось пройти все предыдущие мытарства, и принялись скрупулезно перечислять всех, с кем она согрешила в молодости. «Я ничего не могла ответить, трепеща от страха и стыда», — рассказывает Феодора. Ее адвокаты, святые ангелы, принялись рассказывать, что она давно остепенилась и много лет провела в чистоте и воздержании, однако бесы не отступались: Феодора не открылась духовнику и не внесла епитимью, поэтому грехи не изгладились. Дальше происходит казуистическое состязание за душу праведницы. Блуд в Византии считался преступлением менее страшным, чем адюльтер. Феодора не венчалась и жила с мужем в браке, не освященном Церковью, поэтому ангелам удалось провести все феодорины преступления сексуального характера по разряду блуда и облегчить ее посмертную судьбу.
Любовная лирика исчезла из Византии на 400 лет и возродилась лишь в X веке под пером мистиков, вслед за библейской «Песнью Песней» воспевающих любовь к Богу в невероятно страстных и чувственных эротических образах. Самый знаменитый мистик византийского тысячелетия — Симеон Новый Богослов (949-1022). Он имел трения с официальной Церковью, но поводом служила отнюдь не двусмысленность его религиозно-любовных признаний. Скажем, он описывает Бога как императора, а согрешившего — как повстанца, мятежника. (Деталь злободневная: в Византии того времени было много узурпаций.) Император посылает к смутьяну послов, тот сдается. Что происходит дальше?
«Государь поднял его и много часов целовал его, особенно мокрые от слез глаза. Затем он велел принести царские одеяния и обувь, какие носил сам, и своими руками одел своего бывшего врага. Днем и ночью радовался ему, обнимал его, целовал губами в губы и до такой степени любил его, что не расставался с ним даже и для сна: спал с ним в одной постели, обнимал на ложе и укрывал собственным одеялом, и терся лицом обо все его члены».
Светская культура Византии продолжала существовать по законам, входящим в сложные и противоречивые отношения с церковными. Иногда государство проявляло свою власть, и Церковь смирялась. В византийском богословии существовало понятие икономии — учения о бесконечном снисхождении Бога к людским слабостям. Вспыхивали споры, до каких пределов может простираться это снисхождение. В основном мы знаем о них по интригам, сплетням и скандалам в высшем кругу византийского общества, который находится под софитами внимания историков. Скажем, император Лев VI Мудрый (866-912) был несчастлив в семейной жизни, менял одну жену за другой, но Всевышний никак не посылал ему наследника мужского пола. Даже третий брак был категорически запрещен Церковью, а император решил жениться уже четвертый раз. Тогда произошло неслыханное: глава государства был отлучен от Церкви. Лев не остался в долгу и отправил патриарха в ссылку. Новый патриарх также не одобрил нового брака, но снял отлучение.
Церковные иерархи не были отделены от правящего класса Византии нерушимой стеной, как на Западе — в том числе из-за отсутствия целибата, запрета священникам жениться. Часто аристократы становились епископами, патриархами, митрополитами. В XII веке военачальник и протопроэдр Никифор Василаки создал изящно стилизованное под античность сочинение от имени мифологической героини, влюбившейся в быка и родившей Минотавра. Ее поведение автор отнюдь не воспринимал как преступное скотоложство. Литературная игра выходила за пределы предписаний и запретов Церкви.
Лекция закончилась историей, больше напоминающей сценарий фильма Хичкока, чем средневековую духовную литературу. Жил-был молодой священник. Однажды перед Пасхой охватила его блудная страсть. Но жена отказала ему: «Накануне Пасхи?! Ни за что на свете! И сама не согрешу, и тебе не дам согрешить». Священник с горя смесился со скотиной. На следующий день он служил в храме. Во время причастия небо потемнело: вокруг церкви роилась стая жутких кровососущих птиц. Священник понял, что они прилетели по его душу, пал на колени, исповедал прихожанам свой грех и мужественно вышел наружу.
Все повалили за ним в предвкушении зрелища. Ко всеобщему изумлению, чудовищная стая не тронули ни священника, ни прихожан. Последней выходила жена священника. Кровососущие птицы набросились на нее, разорвали на мелкие кусочки и улетели прочь.
Вот всегда знал, что это были извращенцы.
Вот как всегда — специалист в одной области (Византия) плохо представляет себе смежную (античность). Изображения римских императоров в обнажённом виде никакого отношения к «культу тела» в античности (который вообще выдумка Нового времени) не имеют. Императоры не позировали обнажёнными, изображалось не их реальное тело, а некое условное, идеальное тело бога. Это был своего рода «костюм», обозначающий их божественную природу.