Художница Марианна Верёвкина (1860-1938) широкой публике не слишком известна, хотя в 2010 году к 110-летию со дня ее рождения в Третьяковке была организована юбилейная выставка.
Я долго даже имя Верёвкиной не слышала, да и узнала о ней совсем уж странным образом. Перечитав (уже в Сети) мой любимый роман Вениамина Каверина «Перед зеркалом», я попробовала что-нибудь узнать о возможном прототипе главной героини — русской художницы-эмигрантки.
При первой же попытке я наткнулась на имя Марианны Верёвкиной и одну ее картину — и тут мне сразу стало ясно, что обладательница такого вулканического художественного темперамента ничего общего с героиней Каверина иметь не может. На втором шаге я уже искала не саму Верёвкину, Marianne von Werefkin, а ее работы. От тех поисков запомнилось «Красное дерево»…
Признаюсь: я не люблю экспрессионизм, тем более что (по мне) это вовсе не термин, а неудачный «ярлык на случай». И на следующие полтора десятка лет я забыла о von Werefkin, пока не наткнулась — тоже в Сети — на выдержки из ее книги «Письма неизвестному». Вот один фрагмент:
«В моей жизни нет событий. Она вся в переменах внутри меня самой. Я изобретаю себе поводы и причины. Я нахожу в себе задачи, создаю цели, инсценирую пьесы, в которых я сама и зритель и актер. <…> Я творю с утра до вечера, с вечера до утра. Я творю людей, меня окружающих (курсив мой. — Р.Ф.), я создаю чувства, которые ощущаю или которые внушаю, я создаю ситуации и впечатления. Жизнь так мала для множества вещей, которые я чувствую, поэтому я выдумываю их в себе, вне себя. <…> В сущности, я знаю, что нет чуда, которое вижу. Но оно занимательно волшебно для меня, и я привыкла его видеть. Оно меня забавляет, зачаровывает, и я хочу его видеть вновь и вновь» [1].
Марианна Верёвкина родилась в 1860 году в Туле, где ее дед по линии матери служил губернатором. Бабушка Марианны, Анна Михайловна Дараган (урожденная Балугьянская), — известная детская писательница. Мать, Елизавета Петровна Верёвкина (урожденная Дараган), занималась живописью. Отец, Владимир Николаевич Верёвкин, боевой генерал, был героем Крымской и Русско-турецкой войн.
Генерал Верёвкин служил там, куда его направляли; семья следовала за ним. Способности Марианны к живописи поощрялись; она училась у Иллариона Прянишникова, одного из членов-основателей товарищества Передвижных выставок, много занималась в МУЖВЗ (Московском училище живописи, ваяния и зодчества) у Репина, высоко ее ценившего.
Когда генерала Верёвкина назначили комендантом Петропавловской крепости, в казенной квартире Марианна принимала художников разных поколений-молодых Грабаря и Кардовского; бывал и сам Репин. А также Сомов, Николай Рерих, Малявин, Анна Остроумова. Выписывались лучшие журналы и издания по искусству; устраивались лекции и обсуждения. Грабарь потом вспоминал, что именно здесь он впервые услыхал имена французских импрессионистов и Уистлера.
В мастерской Репина Верёвкина познакомилась с Алексеем Явленским, тогда еще офицером и начинающим художником. Начался роман, сыгравший в дальнейшей жизни Верёвкиной сложную — и, я бы сказала, трагическую роль.
В 1896 году генерал Верёвкин умер,и Марианна с Явленским (Грабарь и Кардовский к ним присоединились) уехали в Мюнхен, бывший тогда несомненным художественным центром Европы. Материально Верёвкина была обеспечена (получала за отца пожизненную пенсию), так что ехала она в сопровождении двух слуг.
Цветаева когда-то писала Тесковой: «Я давала, как берут — штурмом». Она имела в виду, конечно же, вовсе не Сергея Эфрона.
В случае Верёвкиной до поры штурм не требовался: самоотверженность Марианны принималась, притом на достаточно своеобразных основаниях: с 1896 по 1906 год Верёвкина, сознательно отказавшись от собственного творчества (она просто не брала в руки кисть), всю свою энергию направляла на формирование Явленского как художника, пребывая с ним в платонических отношениях.
В цитированном выше дневнике она записала:
«Он благодаря любви ко мне сделался монахом. Он любит во мне свое искусство, он без меня погибнет — и он никогда не обладал мною».
Алексей Явленский был способным художником; на современном художественном рынке его полотна оцениваются выше, чем работы Верёвкиной.А вот кем он не был — так это монахом, так что в 1901 году обнаружилось, что приехавшая вместе с ними из Москвы юная горничная Леля ждет от него ребенка. Это, впрочем, неудивительно; более удивительно, что Верёвки-на и Явленский (с фактической женой и ребенком) не разъехались, а много лет продолжали жить одной семьей. Свою драму Верёвкина описала в дневнике, а эмоционально изжила ее, по-видимому, не ранее 1906 года, вернувшись к работе.
Здесь стоит напомнить, что Марианна Верёвкина к этому времени — отнюдь не женщина «бальзаковского» возраста, ей уже 46; по обычаям эпохи ей скорее приличествовало бы иметь дочь на выданье. К счастью, до начала Первой мировой войны пенсия за отца исправно поступала в Мюнхен, что позволяло Верёвкиной содержать всю семью и самым активным образом участвовать в художественной жизни Европы: путешествовать, принимать у себя лучшие умы того времени, покупать картины коллег. К 1906 году Верёвкина вернулась к живописи, отныне избрав (в основном) технику темперы.
Салон Верёвкиной в Мюнхене описывали многократно. Не будучи формально членом какой-либо художественной группировки, Верёвкина была дружна, как кажется, со всеми, кому было что сказать в литературе и искусстве предвоенной Европы. И все, кто так или иначе вспоминал Верёвкину в последующие тяжелые военные времена, отмечали ее доброжелательность и огромную энергию.
Друзья и коллеги баронессы von Werefkin именно от нее узнавали о новинках литературы и сцены, о японской гравюре, о молодых и пока малоизвестных художниках…
В 1914 году сразу после объявления войны Верёвкиной и Явленскому пришлось, по существу, бежать из Мюнхена — ведь они вдруг оказались во вражеской стране! А библиотека, архив, картины?..
Конец старой Европы, драматически описанный многими современниками художницы (лучше всех, по-моему, Иозефом Ротом в романе «Марш Радецкого», хотя событийно там представлены куда более ранние времена), для Верёвкиной означал, помимо всего, конец материальной независимости: ее пенсия за отца сначала уменьшилась, а после 1917 года ее и вовсе отменили.
Пробыв некоторое время в Цюрихе, Верёвкина с много болевшим Явленским в 1918 году перебрались в Швейцарию, в курортный городок Аскона. Спустя примерно четыре года Явленский со своей семьей оттуда уедет, а Верёвкина проживет в Асконе оставшиеся ей двадцать лет жизни.
Как подлинная аристократка, Верёвкина не боялась никакой работы: например, она писала почтовые открытки и продавала их туристам, а картины свои дарила — и оставалась открыта новым людям. Так вошел в ее жизнь скромный берлинский служащий Эрнест Альфред Айе, прозванный ею Санто.
До конца своих дней Верёвкина дарила то, что было ей более всего дорого, — свои картины: Санто — по завещанию, а еще — музею в Асконе и полюбившим ее супругам Хагман из Цюриха.
Взгляните на эту пылающую живопись.
1. www.livelib.ru/author/324869/quotes
С творчеством художницы можно познакомиться здесь: http://www.pinterest.com/roslynchoate/marianne-von-werefkin/