«Потому что ЯБ был Зельдовичем»

Александр Полнарев
Александр Полнарев

Восьмого марта 2014 года исполнилось 100 лет со дня рождения Якова Борисовича Зельдовича. «Троицкий вариант — Наука» уже посвятил ему номер (от 22 апреля), но тема далеко не исчерпана. На днях в Институте космических исследований состоялась конференция «Зельдович-100», на которую приехали его ученики, уже давно живущие на Западе. Воспользовавшись случаем, Борис Штерн взял интервью у одного из них, Александра Полнарева, сотрудника Лондонского университета королевы Марии. Александр — один  из тех, чьи давние пионерские работы по поляризации реликтового излучения стали востребованными в последние годы. Речь идет ни много ни мало о диагностике реликтовых гравитационных волн по карте поляризации. Знаменитая В-мода — это именно то, что предсказал Александр более 30 лет назад, хотя и называл это явление по-другому. Сейчас он продолжает заниматься этой задачей, в том числе в контакте с командой эксперимента BICEP2, заявившей об открытии В-моды.

— С каких пор ты стал учеником Зельдовича?

— С 1968 года формально, а по-настоящему с 1970 — я писал диплом под его руководством.

— И каковы твои студенческие впечатления о нем как о руководителе?

— Он относился к студентам по-отечески — воспитывал, поддерживал и был готов в любой момент прийти на помощь. Например, когда я защищал диплом в ФИАНе — там была кафедра Физтеха, которой руководил Гинзбург, — он нашел время и специально приехал на мою защиту. Тогда меня не надо было спасать — статья по диплому уже была принята к печати в ЖЭТФ, было ясно, что защита и так пройдет гладко. Однако ЯБ (именно так его звали меж собой все, кто с ним работал) выступил с подробным отзывом, Гинзбург задавал ему вопрос за вопросом, ЯБ отвечал, а я был на седьмом небе и чувствовал себя как у Христа за пазухой. А вот совершенно другой пример, когда меня действительно надо было спасать, и ЯБ спас меня. Я пытался поступить в аспирантуру Физтеха, но меня не допустили до экзаменов. Я тогда был человеком, который страдал пятым пунктом. (Пятый пункт кадровой анкеты — национальность. — Б.Ш.).

Я.Б. Зельдович с А.Д. Сахаровым и Д.А. Франк-Каменецким
Я.Б. Зельдович с А.Д. Сахаровым и Д.А. Франк-Каменецким

— Как это «тогда», а сейчас ты другой человек, что ли?

— Я кем был, тем и остался. Пятый пункт исчез. Кстати, когда мы поступали в 1966 году, никто на него не обращал внимания. Началось всё где-то в 1972 году: у евреев начались проблемы при поступлении в аспирантуру и на работу. Забегая вперед, скажу, что оказался одним из трех евреев из целого выпуска (примерно 600 человек на 130 аспирантских мест), кого чудом взяли в физтеховскую аспирантуру. В моем случае природа чуда, как рассказал ЯБ через много лет, заключалась в том, что он пообещал ректору Физтеха, что проголосует за него на выборах в члены-корреспонденты АН СССР. Вот так!

— Он возился с учениками?

— Не то чтобы возился, скорее взаимодействовал, фонтанируя идеями так, что это нас зажигало. Он считал, что главная задача учителя — создать атмосферу, в которой ученик научится сам. По моему впечатлению, у него был своеобразный фильтр при отборе студентов в ученики. Он давал какую-нибудь задачу, например, вычислить такую-то компоненту тензора Римана в метрике Керра. Если студент, получив такое зубодробительное задание, не исчезал и приходил снова, пусть даже не доведя вычисления до конца, ЯБ продолжал с таким студентом работать. А если исчезал, то на нет и суда нет. Надо добавить, что он очень интересно тренировал собственных детей: рисовал кривую и предлагал написать формулу, которая ее описывает. И наоборот, писал формулу и говорил «махай», т.е. рисуй соответствующий график. Такие упражнения, соответственно, получили название «махайчики».

А.Б. Мигдал, Я.Б. Зельдович и В.Л. Гинзбург
А.Б. Мигдал, Я.Б. Зельдович и В.Л. Гинзбург

— Насколько я слышал, он очень хорошо всё объяснял, что, в частности, выразилось в прекрасном учебнике «Высшая математика для начинающих».

— Да. Кстати, с этим учебником произошла интереснейшая история. Он написал его по просьбе коллег, чтобы не только его дети, но и вся любознательная молодежь могла насладиться его педагогическими приемами типа «махайчиков». Прошли годы, книга постепенно исчезла с прилавков, вскоре встал вопрос о переиздании. Сам Зельдович относился к переизданию без особых эмоций. Но против переиздания восстали математики-академики: Понтрягин, Седов и другие классики. В Институте Стеклова должно было состояться собрание, чтобы вынести вердикт по поводу переиздания книги. Он счел выше своего достоинства пойти на это разбирательство и послал меня наблюдателем. Сначала попросил записать дискуссию на диктофон, потом решил, что это неэтично, и попросил просто пересказать.

Это было самое настоящее судилище. Говорилось, что книга вульгарна, что в ней отсутствует математическая строгость, что она развращает учеников и отвращает их от математического стиля мышления. Особенно эффектно выступал слепой Понтрягин. Он простирал руку вперед, как бы осеняя зал, и произносил гневную тираду, клеймя развратителя юных душ. Потом отводил руку назад, и его студент за спиной записывал его изречение на доске. Потом произносил следующую тираду, и всё повторялось по нарастающей.

Я пересказал всё это Зельдовичу. Он отреагировал следующим образом: «Раз так, книга будет переиздана! И непременно в твердом переплете с тиснением!». Так оно и произошло.

— Со стороны он кажется достаточно прагматичным человеком, нацеленным на научный результат. А иначе у него, наверное, и не было бы таких результатов. Может быть, в этом и есть причина его распрей с математиками?

— Не думаю. Скорее всего, действительной причиной был всё тот же пятый пункт. Но хватит о грустном. Чтобы сменить тему, я лучше приведу такой пример.

На семинаре выступает один из учеников ЯБ — рассказывает, как он решал некую астрофизическую задачу, какие там ужасные сложности, как он пытался их преодолеть. Зельдович его оборвал (иногда он бывал довольно резок): «Это вы жене будете рассказывать, как вы свои сложности преодолевали. А нам вы расскажите, как оно там!» (При этом нацеливая указательный палец в небо). Его гораздо больше интересовал мир с его законами, явлениями и объектами, чем «академически интересные», но слабо связанные с наблюдениями задачи. При этом у него была потрясающая интуиция по поводу того, какие задачи превратятся из «академически интересных» в реально интересные. В конце 1970-х мы с Михаилом Баско с подачи ЯБ начали заниматься поляризацией реликтового излучения. Тогда еще даже не была измерена анизотропии реликтового излучения — до ее открытия оставалось больше десятилетия. А измерить поляризацию реликтового излучения на порядок сложнее, чем анизотропию. Над нами смеялись: дескать, вы занимаетесь совершенно бессмысленным делом. А Зельдович сказал: «Спокойно! Где-нибудь в 2000 году поляризация реликтового излучения будет измерена. Я вряд ли доживу, а вы доживете». Поляризация впервые была измерена в 2002 году и за последнюю декаду превратилась в объект научной индустрии. И сейчас из наблюдаемой поляризации (WMAP, BICEP2, PLANCK) пытаются «вытащить» реликтовые гравитационные волны — это одна из ключевых задач современной космологии, поскольку их обнаружение рано или поздно сможет окончательно подтвердить теорию инфляции. При этом вовсю ссылаются на наши статьи 30-летней давности, которые вряд ли были бы написаны, если бы не феноменальная интуиция ЯБ , благодаря которой он предвидел конечный результат на 30 лет вперед.

Я.Б. Зельдович и И.С. Шкловский
Я.Б. Зельдович и И.С. Шкловский

— Как ему удалось столько сделать за жизнь в общем-то средней продолжительности? Ходит легенда, что западные ученые поначалу считали имя «Зельдович» коллективным псевдонимом типа «Бурбаки».

— Это не легенда. Мне посчастливилось присутствовать при первой встрече ЯБ и Хокинга, когда тот признался что до этой встречи искренне считал, что под именем Зельдовича работает целый коллектив советских ученых. Пожалуй, дело в том, что феноменальная интуиция ЯБ, наработанная в занятиях разными областями физики, срабатывала мгновенно. Думаю, что в его работе интуиция значила больше, чем виртуозная математическая техника, так часто применяемая в Общей теории относительности. Он чувствовал результат кожей. Он примерно так и говорил: не стоит начинать вычисления, пока не вырисовывается конечный результат.

— А какие темы, по-твоему, были его любимыми?

— Я не могу себе представить Зельдовича, занимающегося нелюбимым делом. По крайней мере, я не могу назвать какую-то одну тему, которую он выделял бы среди других. Здесь вполне возможна индивидуальная аберрация — он занимался любыми задачами с таким азартом, что каждому соавтору вполне могло казаться, что любимая тема ЯБ именно та, над которой он с ним работал. А сам ЯБ говорил, что для успешных занятий наукой нужно радикально менять тематику каждые пять лет.

Яков Борисович Зельдович. Рис. В. Липунова. 1979 год
Яков Борисович Зельдович. Рис. В. Липунова. 1979 год

— Зельдович почти всю жизнь был невыездным. Наука наднациональна, и успешное занятие наукой, казалось бы, предполагает интенсивное общение с коллегами всего мира. Как ему удавалось, сидя взаперти, быть «впереди планеты всей»? Да еще без Интернета!

— Ответить, пожалуй, не так просто. Для начала — одна история, иллюстрирующая абсурд тех времен. В 1977 году в Протвино прошла школа, куда прилетел весь цвет будущей американской астрофизики. На 1978 год была запланирована ответная школа в Штатах. Они пригласили человек 16 из России. Но оказалось, что среди приглашенных нет ни одного члена КПСС, а большинство приглашенных были невыездными. Такая делегация в то время была обречена. В результате поехало всего 5 человек, из них изначально приглашенных — только 3. Конечно, без Зельдовича — тут не только пятый пункт, тут еще и атомный проект. Причем моя история была здесь самой нелепой. Сначала меня, как и многих других, исключили из состава делегации, потом по каким-то причинам моя фамилия опять появилась в списке. И в самый последний момент (за 7 часов до вылета!) меня заменили на члена КПСС. Наутро, как обычно в 6 часов, позвонил ЯБ, сказав «приезжайте!». Встретив меня, он сказал «Поздравляю, американец!» — «С чем?!» — «С тем, что дольше всех продержались в списке членов делегации». И предложил плюнуть на всё и без проволочек заняться делом.

Конечно, ЯБ нуждался в общении с иностранными коллегами, но не надо думать, что он был его лишен. Он не мог к ним поехать, но коллеги приезжали, чтобы увидеть Зельдовича, — все флаги в гости… В любом случае, он прекрасно чувствовал пульс мировой науки, не выезжая из социалистического лагеря. Потому что ЯБ был Зельдовичем.

— Сейчас те времена представляются полными абсурда и мрака. Но это всё — внешние факторы. На самом деле, как мне кажется, атмосфера того времени была полна веселья и юмора — то, что сейчас частично утрачено. Какой была атмосфера вокруг ЯБ в этом отношении?

— Он был главным генератором веселья и юмора. Иногда на грани. Для примера приведу один его тост. Это было на конференции по гравитации в Цакхадзоре. Присутствовали высшие чины из Еревана. После первых официальных тостов, произнесенных секретарем горкома КПСС и президентом Армянской академии наук, слово было предоставлено ЯБ. Он рассказал следующий анекдот (опускаю ряд деталей): «На Землю прилетели инопланетяне и стали обмениваться с землянами сведениями друг о друге. Зашла речь о способах размножения. Инопланетяне потребовали взаимной демонстрации. Они показали процесс почкования, в результате которого через несколько минут появился маленький инопланетянин. Земляне засмущались, но тоже продемонстрировали процесс. Инопланетяне удивленно спросили: «И где же результат?» — «Результат будет нескоро, только через 9 месяцев». — «А зачем же тогда такая спешка в последние секунды?..» Я поднимаю тост за фундаментальную науку, результаты которой проявляются нескоро и которая не терпит спешки и суеты». После тоста воцарилась неловкая тишина. Но ненадолго. Где-то в дальнем углу раздалось хихиканье, перешедшее в хохот, который вскоре охватил весь зал.

Я думаю, этим тостом можно и завершить интервью.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: