Топ-100 и гоп-стоп, или Не делайте культа из еды

В ТрВ-Наука № 156 вышла статья профессора М.В. Балашова «Физтех, топ-100 и карго-культ», где в подробностях описываются различные, главным образом нелицеприятные, аспекты реализации в МФТИ программы Минобрнауки, направленной на повышение конкурентоспособности вузов, более известной как «топ-100».

Повторять и тем более оспаривать изложенные в этом опусе факты и оценочные суждения у меня нет ни времени, ни желания. Предоставим заинтересованному читателю самостоятельно оценить текст, в котором с математической строгостью разобраны состояния институтских буфетов и санузлов, траектории сотрудников, оформляющих командировки, фазовые портреты и гастрономические предпочтения руководства института. Всё это, возможно, интересно и было бы вполне уместно на страницах таблоида, но для уважаемого издания научного сообщества публикация в жанре пасквиля смотрится несколько странно.

В этой заметке мне бы хотелось сосредоточиться на моментах, которые, на мой взгляд, гораздо более существенны и для позиции Физтеха в списках международных рейтинговых агентств, и, что намного более важно, для реальной оценки по «гамбургскому счету» родной alma mater в глазах действующих ученых России и всего мира.

Мой личный опыт позволяет оце нить эту действительно важную и очень непростую проблему сразу с нескольких точек зрения — преподавателя факультетской кафедры, сотрудника административного аппарата МФТИ, руководителя научной группы в «мегагрантовской» лаборатории и члена одной из активных научных команд РАН.

Аксиому о том, что Физтех является важнейшим национальным достоянием и ни при каких обстоятельствах не может быть потерян или «сдан», я думаю, аудитории ТрВ-Наука разъяснять не нужно. К счастью, эта позиция никогда не подвергалась сомнению ни в РАН,ни в вузовском сообществе и всегда доносилась до представителей власти на самом высоком уровне.

И нет ничего удивительного в том, что Физтех в числе первых стал участником всех госпрограмм, направленных на поддержку российских вузов: национального проекта «Образование» (2005-2007), десятилетней программы развития национальных исследовательских университетов, которая стартовала в 2008 году и продолжается, начиная с текущего года, уже без участия средств государственного бюджета, программы так называемых «мегагрантов» по привлечению ведущих ученых, наконец, программы «топ-100». За каждой такой стратегической победой стоит тяжелая конкурентная борьба, огромная содержательная работа, тактические успехи и неудачи, бессонные ночи, дедлайны — всё как у всех.

То, что Физтех в конечном счете выиграл и продолжает выигрывать почти всё, что можно выиграть, — это, наверное, естественно. И в этом, конечно же, заслуга не только пресловутого физтеховского характера, выкованного на семинарах по теорфизу и круглосуточных футбольных «матчах века». Огромную роль в этом сыграл «большой Физтех» — то сообщество, которое десятилетиями формировалось из выпускников и преподавателей базовых кафедр в ведущих лабораториях Академии наук, КБ и НПО военно-промышленного комплекса, а в последние десятилетия — в корпоративном секторе и в международном научном сообществе.

По большому счету программа «топ-100» направлена в первую очередь на укрепление этой репутации и на расширение круга тех, кому имя Физтеха что-то говорит. Безусловно, университетские рейтинги, как и все остальные (экономические, финансовые и т.п.), являются инструментом управления, порой весьма жестким. Соглашаясь на участие в них, мы отдаем часть своего суверенитета. Однако таковы правила игры в современном академическом мире, это может кому-то нравиться, а кому-то- не очень, но для того, чтобы устанавливать свои правила, нужно быть чемпионом по тем правилам, которые есть. Иначе мы будем обречены играть в пределах своей подворотни.

Всё же главная претензия профессора Балашова — не к стратегии, а к тактике «игры в рейтинг». По его мнению, сначала нужно обеспечить комфортные условия для работы и  жизни преподавателей и студентов, и всё образуется само собой. Увы, мы знаем множество контрпримеров, благо ходить недалеко — через МКАД. Немало московских вузов поступили именно так — направили средства не в развитие, а в зарплаты преподавателей, бытовой сектор и отделку зданий. Всё это, безусловно, нужно, но уровень преподавания, как и уровень студентов, от этого изменился мало.

Зарубежные университеты, о которых много говорится в заметке, ведь тоже очень разные, и реальный уровень там редко коррелирует с бытовым комфортом. Скажем, аскетичный Принстон сложно сравнивать с роскошным Мерилендом, а очень незатейливый по бытовым условиям Калтех — с Техасским университетом в Остине. О германских университетах, отстроенных после войны в 1960-х, я не говорю. Равно как и о китайских, которые уже полным ходом подбираются к верхним строчкам мировых рейтингов.

Главное внешнее отличие всемирно известных университетов — они идеально вписаны в ландшафт и не контрастируют с окружающей природной, архитектурной и социальной средой. В этом смысле Физтех, все проколы и несуразности которого органично вписываются в городскую среду подмосковного Долгопрудного, вполне соответствует лучшим мировым образцам, чего нельзя сказать, например, о Сколтехе, который, скорее, копирует опыт стран третьего мира.

Всякий, кто всерьез занимался поиском работы в зарубежных университетах, знает о существовании «рейтинговой ренты»: чем престижнее университет, тем ниже там, как правило, доходы профессуры. Расчет тут прост: в лучших из лучших университетах должны трудиться те, чья мотивация основана на материальных благах далеко не в первую очередь. В этом прагматичном расчете есть и другая составляющая: преподаватель или исследователь, в резюме которого содержится строчка с упоминанием престижного университета, имеет более высокие шансы найти высокооплачиваемую работу в будущем. И в этом смысле политика Физтеха, который по уровню оплаты труда сотрудников существенно отстает от многих московских вузов, вполне соответствует мировому опыту.

Безусловно, кратный разрыв в уровне оплаты преподавателей и сотрудников научных лабораторий, руководителей и рядовых работников не может иметь оправдания, особенно в глазах такого спаянного и независимого в суждениях сообщества, как физтеховское. Однако, посмотрев на проблему реалистично, придется признать, что альтернативой могут быть только массовые увольнения. Физтех здесь не уникален, эта проблема — общая для всей российской академии, и уже то, что универсальных и единственно верных решений не предлагается, — на мой взгляд, большой плюс.

Можно ли на Физтехе хорошо зарабатывать? Можно. Главной «фишкой» программы «топ-100» является инициатива «50 лабораторий», предполагающая создание в университете мощного научного коллектива на основе внутреннего финансирования за счет госсубсидии. И это не считая восьми «мегагрантовских» лабораторий, которые уже существуют на Физтехе. Установленная для сотрудников таких лабораторий «вилка» зарплат может не впечатлить американскую профессуру, но, скажем, европейскому уровню она соответствует вполне. Уже прошли две волны внутреннего конкурса, многие лаборатории первой волны уверенно «встали на крыло» и показывают неплохие результаты. Администрация никак не регламентирует тематику исследований новых лабораторий и старается действовать в режиме «мягкой силы», организуя многоступенчатую систему экспертизы заявок и оценки их работы. Лишь для лабораторий прикладной направленности сделана попытка управления их научной политикой очень широкими мазками — приоритетными являются такие направления, как традиционные для Физтеха аэрокосмические и цифровые технологии, разработка трудно-извлекаемых полезных ископаемых (привет сланцевому газу), биотех с его гигантским рынком, на который Физтех последовательно пробивается уже десяток лет. Очевидно, без поддержки «большого Физтеха» справиться с этой задачей невозможно.

Если академическое сообщество не протянет Физтеху руку, не инвестирует в alma mater своих молодых и амбициозных сотрудников, которым становится тесно в стенах академических институтов, не поделится идеями и кооперацией — вся затея обречена на провал. Если же нам удастся общими усилиями выстроить на кампусе мощное научное сообщество, способное притягивать умы, идеи и ресурсы, это неизбежно приведет и к повышению качества администрирования, и к улучшению бытовых условий, и, самое главное, изменит атмосферу на Физтехе. Когда лабораториями руководят такие яркие личности, как, скажем, А.Р. Оганов, административный произвол не только неуместен, но и лишен смысла. Очень хочется верить, что и институтские кафедры не останутся в стороне от процесса обновления физтеховского сообщества и вслед за такими людьми-легендами, как Д.В. Беклемишев, появятся новые легенды.

Я много путешествую по русскому Северу и хорошо знаю, что в глухом медвежьем углу Карелии, в маленьком городке Пудож, где на сотню километров нет ни одного крупного поселения, на бензоколонке меня всегда ожидает чашечка прекрасно сваренного кофе и, простите, идеально чистый туалет. Означает ли это, что проблема транспортной инфраструктуры в России решена и остались только дураки? Конечно же, нет. Просто трудолюбивые белокурые девушки и усталые дальнобойщики хорошо делают свою работу. Каждый свою.

Хотелось бы, чтобы и в нашем Долгопрудном, и в раскинувшемся на несколько континентов «большом Физтехе» каждый тоже хорошо делал свою работу. И чтобы, несмотря на очевидные неурядицы и обиды, всегда находились друг для друга не претензии, а слова благодарности. Тогда, глядишь, и с дураками полегчает.